Тайна негромкого слова«Поэзия незаменимых слов» Марии Петровых (1908 - 1979)
И долговечней - царственное слово» Анна Ахматова. 1945. Отзовись из безвестности.
Лишь тростник заколышется Тем напевом, чуть начатым... Пусть кому-то послышится, Как поёт он, как плачет он. Чуждые выспренности, далекие от модных в ту пору лозунгов и политического пустословия, простые по лексике, но ёмкие строки её стихотворений с присущей им зачастую кольцевой композицией и рефренами, психологической насыщенностью и мелодичностью действительно напоминают песни или же народные плачи. Одно из них так и называется: «Плач китежанки». Эту злую невзгоду. Ненаглядный мой Китеж Погружается в воду. Затонул, златоглавый От судьбы подневольной. Давней силой и славой - Дальний звон колокольный. Затонул, белостенный, Лишь волна задрожала, И жемчужная пена К берегам отбежала. Затонул мой великий, Стало оглядь безмолвно, Только жаркие блики Набегают на волны. «Родина моя - Ярославль, вернее Норский посад под Ярославлем, - писала Мария Сергеевна, родившаяся в 1908 году в семье директора фабрики «Товарищество Норской мануфактуры» Сергея Алексеевича Петровых. - ...Крутой берег Волги с оврагами... На крутых горах - церкви: три церкви в Норском посаде и четвертая подальше - в селе Норском... Три класса начальной школы и подготовка в гимназию, где учиться мне так и не пришлось. Дальнейшее моё обучение было уже в советской норско-посадской школе, а потом в ярославской школе...» Жизнь явилась уже в другом измерении. Как скажет она позже в одном из стихотворений: «Мировоззрение переиначили». В своих коротких автобиографических заметках Мария Сергеевна рассказывает о вехах своего творческого пути: об учёбе, поэтических собраниях, имевших место быть в Ярославле в Союзе поэтов, на Высших государственных литературных курсах, затем в Московском университете, законченном экстерном, и в Москве в Союзе писателей, куда вступила в 1942 году, о своей работе над поэтическими переводами, о своих литературных увлечениях и предпочтениях. О многом же, очень существенном и важном, что случилось в жизни и на литературном пути - рассказать было просто невозможно. «Мучениками немоты» называла она своих современников. «Меня швыряло из огня да в полымя И вновь об лед»; «Судьба за мной приглядывала в оба, Чтоб вдруг меня не обошла утрата, Я потеряла друга, мужа, брата, я получала письма из-за гроба». А в одном стихотворении, обращаясь к персонажу народных песен, былин и сказок, явившемуся наяву в драматические 30-е годы: «Черный ворон, черный вран, Был ты вором, иль не крал?» - слышит в ответ слова: «Я белее был, чем снег, Я украл ваш краткий век. Сколько вас пошло травой, Я один за всех живой». Строки, наполненные нотами глубокой тревоги, боли, неблагополучия, растерянности, обреченности, внутреннего смятения, отчаяния - не случайны: «О, сердце человечье, ты всё в кровоподтеках»; «Хотя б глоток, - Мгновенье воздуха, мгновенье!..» Как и слова: «Кто доживет до переклички перед Рождественским постом?» Среди родных и близких друзей Марии Сергеевны было немало людей верующих, православных и священнослужителей Церкви, прошедших лагеря, тюрьмы, ссылки, аресты и допросы во время массовых репрессий зловещих 30-х годов, как и угрозы богоборческого лихолетья годов последующих. «Оглянусь - окаменею...» Родной дядя (брат матери) - священник Троицкой церкви Норского посада Димитрий Александрович Смирнов, прошедший лишения и гонения и пострадавший за Христа до смерти – прославлен ныне - решением Священного Синода Русской Православной Церкви 17 июля 2001 года - в лике священномучеников. Он был личным секретарем митрополита Агафангела (Ярославского и Ростовского) - святого исповедника Церкви Русской, бывшего одним из местоблюстителей святителя Тихона Патриарха Московского и всея России. Дядя её отца - Иван Семёнович Петровых, церковный деятель и духовный писатель, митрополит Иосиф, неоднократно арестовывался. 19 ноября 1937 года был приговорён к расстрелу Тройкой УНКВД по Южно-Казахстанской области. Был расстрелян 20 ноября 1937 года вместе с митрополитом Казанским Кириллом (Смирновым). Владыка Иосиф прославлен в лике священномучеников Русской Православной Церковью Заграницей в 1981 году. Муж Марии Петровых - Виталий Дмитриевич Головачев, библиограф и музыковед постановлением особого совещания при НКВД СССР был осужден к 5 годам ИТЛ и сослан в Медвежьегорск (Карелия). Умер в 1942 году в спецлагере. «Если бы поверить в нашу встречу. Больше мне не надо ничего». Позже Мария Сергеевна горько произнесет: «И вот я почти одна. Но все ж не напрасно, не зря живу, Я жертвы великие назову, Великие имена». Воистину - имена великие: на крови новомучеников и исповедников стоит Церковь Русская, их жертвенным подвигом жива Русская Земля. А скольких поэтов доведется ещё оплакать Марии Петровых, почти ещё девочкой стоявшей у гроба Сергея Есенина. «Крепнет сиротство день ото дня», - печалится она. «Никого не узнаю. Исчез он Мир, где жили милые мои. Только лес еще остался лесом, Только небо, облака, ручьи». Мария Петровых, почувствовавшая своё литературное призвание с юных лет, жила в самом вихре литературного процесса страны. Её думы, мысли, труды и радения - о литературе и для литературы. Круг её общения - поэты, писатели, литературоведы, Близко знавшая Анну Ахматову и дружившая с ней, Мария Сергеевна давала нашей знаменитой соотечественнице советы и рекомендации по поэтическим переводам. Сама же Анна Ахматова ценила «редакторский рентген» Марии Петровых, а некоторые из её стихов называла «шедевром лирики последних лет». Прекрасный знаток многогранного русского слова, владея тонким чутьём языка и щедрой доброжелательностью к чужому таланту, Мария Сергеевна была не только блестящим, глубоким поэтом, но и искусным переводчиком. Работать ей довелось литературным сотрудником в газете «Гудок» и в «Сельхозиздате». А годы войны провести в эвакуации в городе Чистополь Татарской ССР. Как вспоминала она позже: «Дальний Чистополь на Каме, На сердце горящий шрам». И в эти годы шла у неё напряженная литературная работа. Её переводческая работа началась еще в 1934 году, а в 1941 вышла первая книга переводов туркменского поэта Молла Непеса. Военные годы были отмечены стихотворным вечером в Чистополе, стихотворным вечером в Москве, совместно с Б. Пастернаком, Н. Асеевым, К. Кулиевым, и - вступлением в Союз писателей. В 1943 году Мария Петровых сдает рукопись своих авторских стихотворений в издательство «Советский писатель» и... получает 4 отрицательных рецензии. И - немудрено: новое направление социалистического реализма в литературе требовало пропаганды коммунистических идей, а сердца верующих и верных прежней России людей жили идеалами Православной Руси, опустившейся теперь, как Китеж-град, в свою потаенную глубину. В резолюции ЦК РКП(б) «О политике партии в области художественной литературы» от 18 июня 1925 года партия высказалась за то, чтобы критика продолжала вести беспощадную борьбу с врагами, но бережно воспитывала близких ей людей. «Чужеродные явления»в пролетарской литературе должны быть устранены. Отношение к «попутчикам» и «идеологическим агентам буржуазии» было определенное. Это были времена господства вульгарно-социологического подхода к оценке литературы. Марию Петровых занесли, впрочем, как это было и с Анной Ахматовой, и даже Александром Сергеевичем Пушкиным, в разряд «внутренних эмигрантов» или «поэтов, безнадежно устаревших». Критики решили, что такая поэзия нужна «только двум и очень узким категориям читателей. Во-первых, «интеллигентам», одиноким, замкнутым в себе людям (преимущественно женщинам), во-вторых, «любителям мастерства и формы как таковых» и печатать их не следует. Более опубликовать книгу Мария Петровых не пыталась. И только строки стихотворений говорят о её внутреннем смятении: «Меня не должно быть...»; «Легко ль понять через десятки лет - Здесь нет меня, ну просто нет и нет»; «При жизни я была так глубоко забыта, Что мне посмертное забвенье не грозит». Долгие годы Марию Петровых называли замкнутой в себе, узколичностной, любительницей внешней литературной формы. Ни одно, ни другое - не приемлемо было для неё. Мария Сергеевна не любила пустых красивостей, яркой окололитературной мишуры и словесных фокусов модерна, убивающего самый смысл и сущность искусства. «Все эти смутные мысли, натужные и напряженные, негармоничные... Эксперименты в русском языке, русской речи, выверты... - все анти-гармония, то есть слово изломанной души», - сетовала она в дневнике. «Лаконизм, гармония, скрытый огонь» - вот, что она ценила в поэзии. Она воспринимала земную человеческую жизнь своею честною, мужественной и нежной душой, - не шутейно, но как ответственное делание, как испытание, как труд души. «Страшен так, что нету сил, Напряженный промежуток От рождений до могил». Или: «Как тяжело не слышащей, незрячей пустой душе», - читаем в её стихах. А в своих дневниковых записях она произнесла следующие слова: «Смысл жизни не в благоденствии, а в развитии души». Она и в творчестве отличалась значительностью и ёмкостью поэтического мышления. В её стихах - опыт эпохи, опыт поколения, опыт и горький, и спасительный. Слова, сказанные ею Анне Ахматовой: «Твоя жестокая судьба Была судьбой всего народа» - в полной мере относятся и к ней самой. Позже она скажет: Поэзия шестидесятых лет. Не распрощаюсь я с любовью давней - С владычеством предчувствий и примет. О Господи, какое многословье, Какое расслабление умов! Нет не расстанусь я с моей любовью - Поэзией незаменимых слов. И здесь любители поэзии обнаруживают для себя удивительную вещь: стихи известных и любимых поэтов прошлого века разных народов СССР и поэтов так называемого «социалистического лагеря» разговаривали с ними поэтическим языком Марии Сергеевны Петровых. Она переводила с туркменского, литовского, армянского, грузинского, еврейского, кабардинского, болгарского, польского, чешского, югославского, андалузского, вьетнамского и индийского языков. В 1943 году вышла книга её переводов литовской поэтессы Соломеи Нерис. А в 1944 году состоялась судьбоносная поездка в Ереван для работы над переводами молодых армянских поэтов - Маро Маркаряна, Сильвы Капутикян и других. Именно усилиями Маро Маркаряна в Ереване выйдет позже, в 1968 году, единственная прижизненная книга Марии Сергеевны Петровых «Дальнее дерево», изданная без её участия. Конечно, небольшая и малотиражная книга избранной лирики включала в себя далеко не всё из созданного. А в 1970 году Мария Сергеевна получила звание деятеля культуры Армении. И еще через десять лет - премию Союза писателей Армении. А тогда поездка в Ереван была, как отдушина, как глоток свежего воздуха. Позже, в своей автобиографии она напишет: «Молодые поэты оказались на редкость одаренными, работать над переводами было упоительно... С тех пор - моя любовь к Армении, моя верность». День за днем убывающий зной. Ереванская синь небосвода Затуманена дымкой сквозной.
Сокровенной счастливою тайной Для меня эта осень жива. Не случайно, о нет, не случайно Я с трудом подбираю слова, -
Будто воду из глуби колодца, Чтоб увидеть сквозь годы утрат Допотопное небо Звартноца, Обнимающее Арарат. Удивительное дело, как удалось ей, после жестоких утрат и унижений, когда она говорила: «Во мне живого места нет» - сохранить в себе «и безоглядное любвеобилье детства, и юности непримиримый нрав»? В одном из своих стихотворений она сказала: «Сердцу ненавистно ненавидеть. Сердцу ненавидеть несподручно»; «Ненависть - пустыня... Ни ветра, ни воды». А в другом: «Одна на свете благодать - Отдать себя, забыть, отдать И уничтожиться бесследно». Редкое для поэта качество. И это не пустые слова - в дневнике читаем: помочь этому, поддержать того, утешить третьего. Как же она понимала и любила собратьев по перу, знаменитых и не очень! - «Вечно в работе, всегда в нищете, Всегда в полете... О, путь поэта!» И не удивительны ли её слова: «Без тайной зависти свой крест неси»? В «тихом и грозном голосе» Марии Петровых, в её умении не погибнуть «от унижений и обид», когда нужно жить «сердцем негодующим крепясь», «в бессильной ярости сжимая кулаки», видится то удивительное свойство русского народа, которое называется - терпение. «Буду замертво жить. Буду жить терпеливо». Особая русская выносливость, способность приноровиться, не уступая, гнуться не ломаясь, хранить верность себе и Богу, даже когда вокруг «плен и тлен». И как тут не вспомнить евангельские слова: «Любовь не мыслит зла» (1 Кор. 13: 5). Это умение не возненавидеть, но любить, - особенно остро проявилось, когда на Отечество обрушилась «злая боль войны». В стихах военных лет Марии Петровых - и скорбь о страдающей Родине, и требование возмездия, и уверенность в победе: «Где павшие братья, - война, война! В безвестных могилах... Мы взыщем за милых, Но крови святой неоплатна цена»; «Слезы эти - зарева кровавей - Отольются гибелью врагу»; «Врагов укроет лишь могила, И та исчезнет без следа». Тяжесть войны объединила людей. Прошли и годы жестоких гонений, жизнь внешне как будто устроилась, но поменялась ли идеология, мировоззрение? «Не мыслю живущих обидеть, Но как здесь темно и мертво»; «Какие-то ходы и переходы И тягостное чувство несвободы»; «Не однажды реки вспять поворачивали силой... Стала мертвою вода»; «Идешь и думаешь так громко, Что и оглянешься не раз»; «Давным-давно та церковь замолчала, Быть может снесена»... Было то, что не оставляло, мучило и обжигало её всю жизнь: «Всю ночь страданье раскаленное, О совесть, память, жаркий стыд!..» Темы долга, памяти, совести, возмездия, ответственности перед потомками, покаяния - ключевыми проходят через всю поэзию: Терпеть такое, как молчать могли? Как смели немоты удел счастливый Заранее похитить у земли? И даже в смерти нам откажут дети, И нам ещё придется быть в ответе. Она не терпела пренебрежительного отношения к народу, как к толпе: «И я не по праздной причине Людьми называю людей». А в стихотворении «Лесное дно», как и многие из её стихов, как будто зашифрованном тайнописью образов, она говорит: «А памяти чёрные шрамы свежи На белых стволах... Это летопись леса. Прочтешь лишь начало - и схлынет с души Невидимая вековая завеса... Я знаю под грубой корою берёз Сокрыта прозрачнейшая сердцевина». И в этом - вера в Родину, пусть даже израненную и жестокую к своим детям, и вера в неиссякаемую силу и способность русского народа сохранить в себе всё лучшее, что было прежде и есть всегда в его главной сокровенной сути, пусть даже «под грубой корой», в глубине своей... Таких зашифрованных стихов много. Это и «Дальнее дерево», трепещущее, как лихорадке, «оно дрожит дрожмя», «трепещет, как под топором» - от того, что его пытаются оторвать от корней: «Оно б хотело убежать, Да корни глубоки», появившееся в 1959 году. Это и стихотворение «Отрывок», написанное в 1928 году. Стихотворение, изображающее морскую бурю - бурю революционных перемен - которая, как «голодный зверь» пытается «втоптать в себя чужую силу». Воистину это стихотворение пророческое. Поэтам свойственно невольно пророчествовать, раскрывая скрытую глубь событий. Но это пророчество пронизывает временное пространство: «Сквозь плен (сквозь тлен!) внемли очами Самосжиранию громад Безумных волн, голодных нами». Государство-громада с мощнейшей экономикой и всеобщей поднадзорностью рухнет через полвека, как и в 1917 году. Да и может ли устоять «царство, разделившееся само в себе» (Мф. 12: 25)? И спасется ли народ, если он забыл отеческие заветы и Бога?.. Как это актуально сегодня, когда снова стремительно утрачивается народом единодушие, нравственная чистота, память о прошлом и - вера! Актуальна и мысль, терзающая и ведущая Марию Петровых всю её жизнь: слово или молчание, когда творится беззаконие? немота или ответ на зло? Для себя она решила и осуществила и жизнью, и своим творчеством: «Но либо молчание, либо лишь правда». Мария Сергеевна была максималисткой: «Коль мороз, так уж мороз. Счастье - счастьем, горе - горем»; «И скажешь ты два кратких слова, Два крайних слова: да и нет». А в стихотворении «Средневековье» герой сюжета - монах - говорит: За то, что здесь темно. Да, я монах, но всепрощенье Мне чуждо и смешно.
Я пред крестом творю молитву В мерцании свечи, И на коне бросаюсь в битву С врагом скрестив мечи. В чем же черпала свои силы тогда ровесница мятежного XX века, сказавшая: «В себе отыщи непонятную силу, Как скрытую золотоносную жилу»? И что вдохновляло её? Общение с природой, которая буквально зримо являлась в её стихах и очищала, предупреждала, успокаивала, утешала: «На листву, как на чудо, Я гляжу благодарно». Недаром же так часто повторяются в её поэзии ключевые слова: море, лес, вода, волны, ветер, звёзды, дерево, листва, птицы, небо. И, конечно - свет. «Все дело в свете», - убеждена она. «Февраль маячит светочем Предчувствий и примет»; «Лишь небо древней синевы Да золотой веселый свет в косматой седине травы»; «Ночь насмешливые звезды скалит»; «Звёзд голубые хрящи хрустят»; «Животворящая вода»; «Заливистая свора звёзд указывает путь»; «У птиц лесных и ты учись»; «Не верь, что ты звездой падучей скатилась»... Любовь к близкому человеку - самоотверженная, нежная и кроткая; чувство сильное, всепоглощающее, жертвенное, нравственно-чистое: Ведь они под стать моей судьбе. У меня пересыхают губы От одной лишь мысли о тебе.
Воздаю тебе посильной данью - Жизнью, воплощенною в мольбе, У меня заходится дыханье От одной лишь мысли о тебе.
Не беда, что сад мой смяли грозы, Что живу сама с собой в борьбе, Но глаза мне застилают слёзы От одной лишь мысли о тебе. И, конечно же, вера и молитва. В своем мысленном разговоре с мужем, томящимся в застенках, она произносит: «Ты думаешь о горькой, неминучей Глухой судьбе, что мне предрешена, Не думай так, мятется прах летучий, Но глубь небес таинственно ясна». Или же - совершенно ясно и определенно: Где скрыться от смятенья моего? Бог милостив - и больше ничего Не скажешь. Всё, как есть, вверяю Богу. Малые колокола, - Светлый день! Христос Воскресе! Всемогущему хвала! А какую силу черпали русские люди в родном классическом слове, тоже жёстко гонимым в первые послереволюционные годы. Мария Петровых писала в 1935 году: Нужен Пушкин или нет? Неужели сердца вашего Недостаточен ответ?
Если ж скажете - распни его, Дворянин, а значит враг, Если царствия Батыева Хлынет снова душный мрак, -
Не поверим, не послушаем, Не разлюбим, не дадим – Наше трепетное, лучшее, Наше будущее с ним. Русский язык, русское слово, поэтическое слово - это была еще одна огромная область, откуда черпались силы. Со словом у Марии Сергеевны, человека и литератора, были свои особые отношения. Это была особенная тема и её лирики, и её жизни. Кто-то называет это «творческой драмой», «катастрофой литературной судьбы», но её ответственное и честное отношение к слову может послужить большим уроком для всех нас - и читателей, и писателей. В наш век поспешного, шумного многоговорения и болтливой косноязычности не устают удивлять слова, произнесенные Марией Петровых: «Умейте домолчаться до стихов». Умейте домолчаться до стихов. Не пишется? Подумайте об этом, Без оправданий, без обиняков. Но дознаваясь до жестокой сути Жестокого молчанья своего, О прямодушии не позабудьте, А главное - не бойтесь ничего. Но, - и прежде всего, - её стихи, как говорят исследователи, «промыты молчанием, как в старательском лотке, и лишь самые веские оставались на дне». Каждое слово взвешено, каждое слово выбрано со строгостью, каждая строка чеканно выражает смысл преподносимого предмета. Среди стихов сложно найти проходные: лаконичные, отточенные строки наполнены спрессованной силой внутреннего чувства и значительностью переживаний и обстоятельств. Стремление к предельной точности и ёмкости слова отягощается для неё ещё и высоким требованием к подлинности художественного образа. Можно ли вообще человеческим языком передать и огонь сердца, и мудрость мысли, и глубину созерцания, и движения души, и правду жизни и природы? «Но у вьюги лучше получалось, Оттого-то мне и замолчалось». Или: «Ты думаешь правда проста? Попробуй, скажи. И вдруг онемеют уста, Тоскуя о лжи. Какая во лжи простота, как с нею легко, А правда совсем не проста, Она далеко». Она страшилась даже той неправды, которая может случиться после её земного ухода: Еще не худшая из маний - Скажи, что может быть страшней Придуманных воспоминаний? Зачем они? Они затем, Чтоб уцелеть и после смерти, Чтоб не исчезнуть насовсем... Ни слову в тех строках не верьте!
Мечтая, как и любой, произносящий слово, быть услышанной, популярности модной и шумной она не искала. Известны её слова: «Я не носила стихи по редакциям... Да и в голову не приходило ни мне, ни моим друзьям печатать свои стихи. Важно было одно: писать их». Говоря о своем знакомстве с А. Ахматовой заметила: «К знаменитостям - тяги не было никогда». А в одном из своих стихотворений военных лет сказала: «Мы начинали без заглавий, Чтобы закончить без имен. Нам даже разговор о славе Казался жалок и смешон». Да, в те годы поколение «горя и побед» ждало одной славы - победной славы «освобождающей войны». Мария Петровых часто сетует по поводу своей якобы «немоты», долгого молчания, отсутствия вдохновения. Но она не оставляла себе права на ошибку и поднимала для себя планку чрезвычайно высоко: «Ладони взвешивали слово...»; «Весь век лишь слова ищешь ты, Единственного слова». Ко всему этому добавлялось еще одно требование - не идти на поводу литературной моды, пустой крикливой яркости, увлекательных сюжетов : «Не разгадаю никак, почему Властвует тема злодейства?» Быть собою - было очень важно для Марии Сергеевны. В дневнике читаем: «Все настоящие поэты всегда - во всякую пору жизни были собою». Не раз вспоминала она об этом редком качестве и в стихах: «Нет несчастней того, кто себя самого испугался, Кто бежал от себя». Ей было важно - не идти не только на поводу навязываемой идеологии, но и даже своего вдохновленного творческого потока, чтобы «созвучья, рвущиеся врозь», не увели от главного: «Куда, коварная строка? Ты льстишься на приманку рифмы?.. Коль ты стрела - лети навылет, Коль ты огонь - свети насквозь». Мария Сергеевна оставила стихотворение, обращенные к поэтам, которое так и называется «Завещание». Стихотворение программное и очень простое. «Не ведайте, поэты, Ни лжи, ни клеветы...»; «Пускай душа забита, Она еще жива. Пусть правда позабыта - она одна права. Напоминать про это - священный долг поэта, Священные права». О славе поэта она судит так: «Не та пустая слава Газетного листка, А сладостное право Опережать века... Один лишь труд безвестный - За совесть, не за страх, Лишь подвиг безвозмездный Не обратится в прах». Сама она стремилась строго выполнять свои правила, и в конце своего пути, - не горделивая, не амбициозная, не самовлюбленная - могла с полным правом сказать: «Да, я горжусь, что могла ни на волос Не покривить ни единой строкой, Не напрягала глухой мой голос, Не вымогала судьбы другой». И еще: «Я счастливее многих...» Удалось ли её «поэзии незаменимых слов» опередить века? Удалось ли пройти «сквозь чащу мертвых лир»? Безусловно - удалось. Сегодня читателей могут порадовать несколько изданий её избранного, литературоведческие статьи о ней, воспоминания, песни на её стихи, артистические поэтические встречи, знакомящие с её творчеством. Есть фонд Марии Петровых в Москве. В Ярославле есть библиотека, названная в её честь. И, говоря её словами: «Но светится твой тайный след В иных сердцах... Иль это мало В живых сердцах оставить свет?» А мы должны добавить - не только свет, но и серьезный урок истинной художественности, высокой требовательности к себе, творческой и гражданской прямоты и честности. На Введенском кладбище в Москве, на месте упокоения Марии Сергеевны Петровых, отошедшей в иные обители 1 июня 1979 года, начертаны последние слова, сказанные ею: «Недостойной дарован Господней рукой Во блаженном успении вечный покой». Слова веры и упования. Лариса Пахомьевна Кудряшова, русский православный поэт и публицист © Copyright: Валерий Новоскольцев, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
