Не в тренде СМИ

Для того чтобы разобраться в этом вопросе, давайте вспомним историю. На карте мира есть такая страна — Афганистан.
Говорят, большая часть героина привозится именно оттуда.
В своё время ещё советские войска выполняли там интернациональный долг. Кто бы ещё объяснил, что это такое?
Впрочем, оставим пока терминологию и вернёмся к военной журналистике. Практически каждый день в 80-е годы в программе «Время» или «Международная панорама» обязательно выходили сюжеты из Афганистана. Наши войска помогали законной власти, устанавливали порядок, в общем, вели себя в высшей степени как воины-освободители.
А теперь припомните: есть ли среди ваших знакомых воины-афганцы?
Вам же доводилось разговаривать с ними откровенно об их войне, не об интернациональном долге, а именно о войне?
Насколько резко менялась картина, не правда ли? Менялась она кардинально. Но такой картинке не было места на советском телевидении и в советских газетах.
Если посмотреть на события той войны с точки зрения сегодняшнего дня, то война в Афганистане никуда не делась.
Да, советские войска заменили на американские, но афганского героина в нашей стране не убавилось.
Согласно официальной статистике сто тысяч человек ежегодно погибают в России от наркотиков.
Это что, не война? Война. Но почему о ней не рассказывают современные военные корреспонденты?
Потому что на эту войну их не послали. Увы, она не в тренде российских СМИ. Кроме того, в Таджикистане, который граничит с Афганистаном, находятся наши войска.
Буквально в прошлом декабре в новостных лентах мелькали заголовки «Политологи гадают, зачем российские войска ушли от таджикско-афганской границы».
И что, кто-нибудь кроме этих самых пресловутых политологов разобрался, почему наши войска переместились вглубь Таджикистана?
Группировка там небольшая, и вроде бы в 2016 году она перестанет существовать, но почему об этом молчат СМИ?
Разве нет такой вероятности, что в Россию организация, которая у нас запрещена, придёт именно через страны Средней Азии? Или военные корреспонденты поедут туда, когда начнутся полномасштабные бои? И это не риторические вопросы. На них обязательно придётся отвечать и власти, и нам, журналистам.
ОНИ ЧАСТО ПЛАЧУТ
Пожалуй, вот эта двойственность российской военной журналистики и есть её главная проблема.
Журналист вынужден вставать на сторону своего государства, даже если государство абсолютно не право.
В 2001 году автору этих строк довелось снимать специальный репортаж об одной учебной части МВД.
Часть отмечала очередной юбилей, и репортаж сводился к показательным стрельбам и покрашенной траве.
Вы же знаете, что в армии красят траву, правда?
Сопровождать съёмочную группу приказали одному майору. Он оказался офицером, на которых, собственно, наша армия и держится.
Своего жилья нет. Жена ушла. Подполковником ему уже не стать. Пара лет до пенсии, и наступит окончательный жизненный вакуум.
Он был неразговорчив, но в какой-то момент неожиданно спросил:
— Ты знаешь, как МВД в народе называют?
— Нет.
— Малограмотные внуки Дзержинского.
Честно говоря, в этот момент я немного растерялся. Подобный юмор на фоне крашеной травы выглядел как провокация.
Но следом майор предложил выпить и достал из-за пазухи солдатскую фляжку. Отказать было невозможно.
Мы переместились в выделенный нам «уазик». Расположились на заднем сиденье и стали пить спирт по очереди.
После третьего глотка майор стал рассказывать о своей службе.
— Мы здесь готовим снайперов. Три месяца «Курс молодого бойца» и в войска. Почти все попадают в Чечню.
— А вы там бывали?
— Несколько раз, регулярно по разнарядке. Самое хорошее в этих командировках — встреча со своими бывшими учениками. Если живы, значит хорошо научил. Не зря служу. Они всегда «спасибо» говорят и при этом часто плачут.
Дальше майор рассказывал подробности. Сколько его «сынков» убили за последнее время. Как они ему пишут из командировок. Как приезжают после дембеля. Рассказывал и о своих командировках в Чечню.
Я же сидел и думал: «Так вот о чём нужно снимать репортаж, к чёрту показательные стрельбы!»
Но, как вы понимаете, материал был заказным, и поэтому об этом майоре и его рассказах в нём не было ни единого слова.
Эта история как нельзя лучше показывает, что человек слаб, а журналист тем более.
И эта слабость, или, как уже было сказано, «двойственность» проникла во все слои нашего общества. В том числе и в военную журналистику.
Более того, термин «журналистика» в данном случае пора отменять.
Если корреспондент едет, скажем, на Украину и снимает или пишет о боевых действиях под Донецком, то почему в его репортажах мы видим только одну сторону конфликта?
Почему телезритель или читатель должен верить ему на слово, что с одной стороны «ополченцы», а с другой «бандеровцы»?
Возможно, ну так и покажите вторую сторону конфликта.
Нет, ярлыки и постановочные сюжеты льются киселём с голубых экранов.
И ладно бы суть сводилась только к пропаганде, но ведь при этом гибнут люди.
Хотя о чём это я? Сегодня ценность человеческой жизни измеряется в отрицательных величинах. Государство может только торжественно похоронить, но сделает это тихо.
МОНОПОХОРОНЫ
6 марта 2015 года в Тольятти похоронили двух «добровольцев», которые погибли на территории так называемой Донецкой народной республики. Злые языки сразу отпустили остроту, что «наша деревня оправдала статус моногорода — похороны прошли в режиме «моно», тихо, без лишней огласки».
Впрочем, информация всё же просочилась в интернет.
Информационная история о похоронах двух добровольцев из ДНР началась на одном местном сайте.
Он первым сообщил новость о грузе 200 с Украины.
Вот что тогда рассказал главный редактор этого ресурса:
— Мне скинули информацию о похоронах на электронную почту в четверг, сами похороны прошли в пятницу, 6 марта. Я поставил на сайт это сообщение на свой страх и риск. Дело в том, что я никогда не видел автора этого письма, я с ним знаком только виртуально. Знаю лишь, что он имеет какое-то отношение к работе нашего главного кладбища. Мы сознательно не стали указывать фамилии погибших по этическим соображениям. Возможно, именно поэтому и взорвался интернет.
А интернет действительно взорвался тоже.
Информацию подхватили некоторые местные ресурсы, а вслед за ними и московские СМИ. В частности, сообщения прошли на сайтах телеканала «Дождь» и радиостанции «Эхо Москвы», федеральные каналы безмолвствовали.
Но чем больше ресурсов сообщали о похоронах добровольцев, тем запутанней становилась ситуация.
Кто-то писал, что они бывшие десантники, служили в ГРУ, кто-то утверждал, что полицейские.
Одни были уверены, что погибшие поехали на Донбасс за длинным рублём, другие называли их героями.
Масла в огонь подлила пятница и длинные выходные — официальные лица молчали. Хотя, возможно, их никто и не спрашивал.
В след за этим в Сети появились рассказы очевидцев о самих похоронах. Погибших похоронили на так называемой «Аллее Славы».
Как не трудно догадаться, в таком месте хоронят только в исключительных случаях — за особые заслуги.
Само кладбище некоторым образом напоминает музей. Здесь можно увидеть памятники почётным гражданам и могилы бандитских авторитетов.
Стоит сказать и о погибших журналистах.
Естественно, отдельное место занимают военнослужащие. Много афганцев, много ребят, погибших в Чечне.
Ваш покорный слуга побывал на кладбище 8 марта 2015 года. Там было тихо и безлюдно.
Нашёлся только один сторож, который совсем неохотно шёл на контакт:
— «Аллея Славы»? Туда иди.
На вопрос о похоронах добровольцев ответил более многословно:
— А как же, похоронили, честь по чести, как героев. Народу было много. Кажется, был оркестр и салют.
Через несколько сотен метров взору открылась «Аллея Славы». По левую руку памятники известным людям города, по правую — могилы солдат и офицеров.
Найти нужные не составило труда, на официально не работающем кладбище не так много свежих захоронений.
Венки от родных и друзей, от ветеранских организаций, от сослуживцев по ВДВ. На табличках дата смерти — 28 января.
Выходит, что похоронили их больше чем через месяц после гибели.
Оба 1971 года рождения. Обоих зовут Андреями.
Почему-то бросилась в глаза одна из дат рождения — Андрей Ельмеев, 31.12.71.
Через секунду понимаю: ах да, в этот день празднуют Новый год.
Почему-то в это мгновение стало холодно, хотя на улице была вполне весенняя погода.
В любом случае, захотелось поскорее уйти.
После посещения кладбища предстояла самая тяжёлая часть работы — общение с родственниками. Тяжести этому процессу добавлял небольшой комментарий в одной из социальных сетей:
— Говорят на похоронах, чьей-то материи стало плохо. «Скорую» вызывали прямо на кладбище.
На вопрос пользователю: откуда вы это знаете, ответа не последовало.
Что же, пусть это останется на вашей совести, уважаемый пользователь. Нам же предстоит найти аккаунты погибших добровольцев.
Итак, упомянутый уже Андрей Ельмеев. Наиболее часто посещаемые ресурсы — «Мой мир» и «ВКонтакте». В первой социальной сети указана дата последнего посещения — 17 января.
Видно, что погибший очень любил свою дочку и не очень любил интернет. Друзей в Сети чуть более двух десятков.
Никаких новостей на стене, никаких соболезнований. Фотографий тоже не много. Погибший практически ничего о себе не рассказывал.
Указано только место учёбы — Самарский филиал Саратовского юридического института МВД РФ.
Подтвердить эту информацию можно только через официальный запрос, что мы и сделали. По закону нам должны ответить через семь дней, как будет на самом деле, неизвестно.
Странно, но у Андрея Ельмефевраль 21. 2016 № 2 ева не оказалось среди друзей жены, хотя в статусе стояло «женат».
Возможно, супруга зарегистрирована под своей девичьей фамилией, возможно, вообще не зарегистрирована в социальных сетях.
В любом случае пришлось обратиться, как нам показалось, к племяннице погибшего Марии Ельмеевой:
— Здравствуйте, Мария. Мы с вами не знакомы, поэтому ради Бога, извините за беспокойство. Скажите, Андрей Ельмеев ваш родственник?
— Здравствуйте. Да, а что такое? После этого сообщения, ещё раз извинившись, пытаемся объяснить ситуацию.
Единственным нашим желанием было хоть что-то узнать об Андрее, но ответа не последовало.
Более того, Мария ограничила доступ к своей странице.
Исчез и аккаунт Андрея Ельмеева «ВКонтакте».
Что касается второго погибшего, то его зовут Андрей Шрейнер.
Из его аккаунта «ВКонтакте» стало ясно, что с Андреем Ельмеевым они знакомы давно. Что у Андрея Шрейнера есть сын, что он женат.
В остальном история повторилась — информации практически ноль, и никто из родственников не захотел с нами общаться.
Если родственников погибших действительно можно понять, то официальные лица должны общаться с представителями СМИ по долгу службы. Естественно, мы попытались узнать что-нибудь у них.
Первой мы побеспокоили руководителя пресс-службы мэрии городского округа:
— Лариса Васильевна, вам что-нибудь известно о похороненных добровольцах, которые погибли на Украине?
— Нет, эта информация прошла мимо нас. Мы не занимаемся военными.
— Простите, но они захоронены на «Аллее Славы», значит, кто-то принял такое решение со стороны властей, кто в мэрии решает, достоин человек быть похороненным на «Аллее Славы» или нет?
— В департаменте городского хозяйства есть «Отдел организации похоронного дела». Его возглавляет Анатолий Грачёв. Звоните туда.
До Анатолия Грачёва так и не удалось дозвониться. Равно и как до его отдела. В течение всего рабочего дня 9 марта к телефону никто не подходил. Оно и понятно, организация похоронного дела не может происходить в кабинете.
Не менее интересный диалог произошёл и с пресс-секретарем УВД Ириной Поляковой:
— Ирина, здравствуйте, вы моя последняя надежда. Пожалуйста, проясните ситуацию, 6 марта похоронили двух добровольцев, которые погибли, по неподтверждённой информации, в Дебальцеве. Так же по неподтверждённой информации, они ветераны МВД, что вы можете сказать по этому поводу?
— Давайте я не буду вашей последней надеждой. Мы так же как и все узнали о похоронах из интернета. Вы какое издание представляете?
— Я назвал издание.
— Вы зарегистрированы как СМИ?
— Да.
— Если вы уверены, что зарегистрированы как СМИ, отправляйте официальный запрос, в течение недели мы вам ответим.
— Ирина, а как же так получается, что людей хоронят на «Аллее Славы», но никто не может сказать, в чём их заслуги? Их официально нет, согласитесь, парадоксальная ситуация?
— Соглашусь, для журналиста ситуация парадоксальная, но давайте обсудим это позже, например, на пенсии.
Почему-то в этот момент подумалось: а будут ли получать пенсии дети и жены погибших?
А ещё подумалось, что странные вещи происходят в нашей стране, майдана нет, а «антимайдан» есть, войны нет, а груз 200 есть.
Кого мы обманываем?
Редактор просил меня воздержаться от личных оценок в этом материале, простите, не сдержался. Да и о какой военной журналистике можно после этого говорить?
Иногда я почти уверен, что мы все — малограмотные внуки Феликса Дзержинского. И жизнь нас ничему-то не учит.
В социальных сетях можно до сих пор найти аккаунты погибших «добровольцев» .
СЕГОДНЯ ЦЕННОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ ИЗМЕРЯЕТСЯ В ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ВЕЛИЧИНАХ. ГОСУДАРСТВО МОЖЕТ ТОЛЬКО ТОРЖЕСТВЕННО ПОХОРОНИТЬ, НО СДЕЛАЕТ ЭТО ТИХО… ОЧЕНЬ ТИХО…
Савва Рабодин. Журналист 2016 №2.

Военный корреспондент Евгений Поддубный — о том, за что погибают репортеры, работающие в зоне вооруженных конфликтов
Военные репортеры, те, для кого военная журналистика стала специализацией, стала большей частью жизни, конечно, люди со странностями. Я говорю именно о тех репортерах, которые сделали военный репортаж своей профессией, а не о тех журналистах, которые случайно побывали раз-другой около войны, но не впитали ее, не вплели ее во все процессы, происходящие с ними лично. Странности у всех разные, и о них не стоит писать.
Что важнее, у них есть общие особенности: достаточно ироничное отношение к возможной собственной смерти и — наличие очень закрытой части души. И там — у кого бесконечное одиночество, у кого боль, у кого любовь, а иногда и всё вместе.
Я помню, как мы поминали Андрея Стенина — прекрасного фотографа агентства «РИА Новости» и нашего друга. Это было в ДНР, на месте, где и убили Андрюху, у креста, который мы сами и поставили. Мы пили джин, который очень любил погибший наш товарищ, и нам было, честно признаться, чертовски плохо.
Плохо из-за Андрея. Муторно и из-за того, что к каждому очень близко подкрался страх, страх вот так же оказаться в земле под крестом. А такие страхи обычно мы гоним уверенно, даже увлеченно. Но вот в какой-то момент уж не помню кто сказал — мол, вот смотрит на нас сейчас Андрюха и надрывает живот от смеха. Уверен, что так и было, все слишком хорошо знали Стенина, никто не спорил. Наши скорбные лица наверняка его очень развеселили. Мы решили, чтоб не слишком смешить нашего погибшего товарища, пить за него, как за живого. Он достойно жил, погиб достойно. На войне такое случается. Смерть — часть профессии. Пили, чокаясь.
Я рассказал эту историю, чтобы подойти к главному.
В день памяти журналистов, которые погибли при исполнении своих обязанностей, я не хочу писать о «репортерах со странностями». Вот у меня в памяти Игорь Корнелюк и Антон Волошин, парни, которые и не хотели именовать себя военкорами, но, безусловно, ими стали. Они поехали на свою первую войну и не вернулись. Игорь и Антон не обладали специальными знаниями, опытом работы в зоне боевых действий. До своей первой командировки на войну они не знали, что такое война. Но они смогли перешагнуть через свой страх, чтобы сделать то, что считали правильным. Вот ради убеждений можно рисковать жизнью.
Ни один кадр не стоит того, чтобы за него умереть, я действительно так считаю. Но здесь ведь дело не в кадре. Погибшие Игорь и Антон рисковали не из-за картинки. Они рисковали, чтобы рассказать правду, которую мало кто мог продемонстрировать в тот момент.
Они смогли. С виду обычные парни оказались внутри очень цельными. И вот это главное, пожалуй, в работе репортера — переступить через страх ради того, чтобы сделать всё правильно, чтобы жить по-настоящему правильно.
Это касается не только журналистов, которые работают в зоне боевых действий. Это касается всех журналистов.
При входе в новое здание «Ямы», так мы называем штаб-квартиру ВГТРК, потому что она находится в Москве на 5-й улице Ямского поля, сотрудников и гостей встречают Корнелюк и Волошин. Они на фотографиях каждый день напоминают о том, что мы должны быть лучше, оценивать происходящее взвешенно и спокойно и, в случае если надо рискнуть даже жизнью ради своего дела, сделать единственный правильный выбор. И, конечно, после этого остаться живыми.
2014 год стал началом серьезного испытания для всех российских журналистов. И это испытание не закончилось. Мнением репортеров стараются манипулировать. В мире, по сути, уже не осталось канонической журналистики фактов. Люди моей профессии теперь доказывают потребителю информации правоту своих взглядов, а информирует куда быстрее Twitter. На войне этот процесс сопряжен еще и с риском для жизни.
Я могу ошибаться, но мне кажется, что я знаю, почему зрители и читатели доверяют российским военкорам больше, чем коллегам из других стран. Всё просто. Мы находимся ближе к передовой, ближе к человеческому горю, к той грани, которая отделяет жизнь от смерти, и человеку, который рассказывает о войне во всех ее проявлениях, верят, если только видят, что он сам рискует, как и его герои. Это даже не информация, это эмоции.
И может, я наивный, но я верю, что это приближает конец войны, где бы она ни была. Это дает надежду людям, в дом которых пришла беда. Это дает им надежду, что они не останутся с ней один на один. Кто-то об этом узнает, и станет легче.
Еще я вспоминаю «пятидневную войну» в Южной Осетии. Тогда, в 2008 году, я впервые понял, что правду могут украсть. Тогда почти весь мир называл Россию страной-агрессором, а Грузию — страной, на которую напали. Но ведь на самом деле всё было совсем иначе. На улицах Цхинвала умирали люди, умирали в результате грузинского нападения, но никому, кроме российских военкоров и российских зрителей, не было до этого дела.
Официальные сообщения из Тбилиси менялись и подстраивались под текущую ситуацию. Нападение на Цхинвал называли операцией по наведению конституционного порядка. Потом, когда взять город не удалось, президент Саакашвили начал просить о помощи. И тут уж он стал жалким, и появилась старая заготовка «Россия обидела маленькую Грузию».
Стыдно было за весь так называемый цивилизованный мир, за себя — не стыдно.
Автор — военный репортер ВГТРК

Другие статьи в литературном дневнике:

• 16.03.2016. Не в тренде СМИ