Улан малороссийская повесть

Кошачий Царь: литературный дневник

...Они и в детстве были не способны к верховой езде, а пошли в эту лошадиную академию потому, что там алгебры не надо учить...



Я был плохим кавалеристом,
но поступил в уланский полк.
В полку, в местечке неказистом,
я озверел совсем, как волк.


Когда б не дочь телеграфиста,
Я 6 вовсе тронулся умом.
Хоть малым слыл я не речистым,
начать роман решил письмом.


А чтобы скудный свой умишко
не обнаружить перед ней,
я натолкал стихов в письмишко:
там Пушкин был, и Фет, и Мей.


Я ей про чудное мгновенье,
конечно же, упомянул
и прочие стихотворенья
российских авторов ввернул.


Хвала тебе, студент Хиронов,
меня ты славно подковал!
Премногих стоят миллионов
стихи, что ты в меня вбивал.


Как хорошо, что в обученье
к тебе попал я с юных лет!
Когда б не к лошадям влеченье,
я тоже вышел бы поэт.


А дочь телеграфиста, Ганна,
смотрю, уже того, бледна,
все дни проводит у окна,
в надежде угадать улана.


И вот однажды я прокрался
под вечер к Ганне в темный сад,
и предо мной нарисовался
её задумчивый фасад.


"О донна Анна, донна Анна! -
запричитал тихонько я, -
сколь жизнь тобою осиянна,
сколь участь счастлива моя!"


Смотрю: она заворожённо
идет на голос мой в кусты.
Шепчу: "О Анна, белла донна!"
она в ответ: "Коханый, ты!"


Помимо яблони да груши
луна свидетелем была,
как наши пламенные души
друг другу отдали тела.


Да соловей бельканто дивным
союз наш пылкий освятил.
И наслажденьем непрерывным
тот май для нас с Анютой был.


Июнь был тоже наслажденьем,
июль был сказкой без забот,
был август дивным сновиденьем...
Сентябрь принес нежданный плод.


Плоды на ветках заалели,
налился силищей арбуз,
и у моей мадемуазели
под грудью навернулся груз.


Внушив нашкодившей мерзавке,
чтоб до поры сокрыла грех,
я подал рапорт об отставке
и скрылся в Питер ото всех.


А года через два на Невском
мне повстречался ротмистр Шпак,
назвал меня жидом еврейским
и потащил меня в кабак,


и там поведал, как Гануся
позор таила, сколь могла,
да наступила вдруг на гуся
и прямо в луже родила.


Мальчонку окрестили Павел,
он сросся пузом с головой,
но Витке, медик полковой,
каприз натуры вмиг исправил.


Мы выпили за здравье сына,
и за Ганусю, и за полк.
Тут заиграли два румына
свой флуераш. И Шпак умолк.


И в это самое мгновенье
меня постигло озаренье:
то Пушкин, Надсон, Мей и Фет -
они виновники паденья
всех жертв моих во цвете лет.


Моими пылкими устами
они сбивали дев с пути,
моими цепкими перстами
сжимали перси их в горсти,
не устыдясь себя вести
разнузданнейшими хлюстами...


Пока пиликали румыны,
себе простил я все грехи.
Весьма полезны для мужчины
российских авторов стихи.


(с) Вадим Степанцов



Другие статьи в литературном дневнике: