Зиновий Вайман. Прищурившись по-японски.

http://magazines.russ.ru/arion/2001/4/vai.html

(диффузии жанра)

Семилетняя Ариадна Эфрон, по свидетельству Бальмонта, писала “стихи, совершенно изумительные”. Припоминается одно, которое могло бы быть отмечено среди лучших японских трехстрочий:

корни сплелись
ветви сплелись
лес любви

Н.Гумилев назвал свое трехстишие “Хокку”:

Вот девушка с газельими глазами
Выходит замуж за американца,
Зачем Колумб Америку открыл?!

Подобно английским современникам, поэты Серебряного века часто путали хокку с эпиграммой. Но порой и у мастеров эпиграмм можно заметить прямо-таки настоящее хокку:

Ночь —
и на головы нам
луна.
(В.Маяковский “Хорошо!”)

И в той же поэме:

...и Блокова тень
глазеет,
на стенке привстав.

Сам Блок в стихотворении “В октябрь” пишет:

И елка
слабенькой вершинкою
мотает на юру

У современника Блока вырвалось:

Россия!
Страшный чудный звон!
В деревьях березь.
(С.Есенин “Ленин”)

И Есенина же:

Сиреневая погода
Сиренью обрызгала
Тишь
(“Анна Снегина”)

Хайку такого уровня составили бы честь для США или Европы, а теперь и для сборников поэзии хайку и сенрю на русском языке!
В стихотворении И.А.Бунина “Дома” можно увидеть блестящий синтез хайку и сенрю:

хутор, поле...
Все как было.
Только жизнь прошла.

В его поэзии и прозе много таких запрятанных, как сокровище, трехстрочий. Припоминается из его стихов еще одно совершенно классическое трехстишие:

грибы сошли,
но крепко пахнет в овраге
сыростью грибной.

И в стихах Марины Цветаевой щедро разбросаны такие, если угодно, квазихайку:

Над городом —
Туман, туман.
Любви старинные туманы.
(“Ревнивый ветер”)

И потрясающее сенрю, или же, продолжая терминологию, квазисенрю, в начале одноименного стихотворения:

Времени у нас часок.
Дальше — вечность
Друг без друга!

В старой русской поэзии тоже обнаруживаем вполне самодостаточные квазихайку:

И при луне
в водах плеснувших
струистый исчезает круг
(А.С.Пушкин “Кавказский пленник”)

Или:

все стерлося...
Там крест к кресту
челом нагнулся
(М.Ю.Лермонтов “Кладбище”)

А вот — из русской прозы:

молнии не прекращались
ни на мгновенье...
воробьиная ночь
(И.С.Тургенев “Первая любовь”)

Прошедшее время редко встречается в жанре хайку, но в повести “Пасынков” Тургеневым прямо выделено в тексте:

Над нами
Небо с вечными звездами...
А над звездами их Творец

В рассказе Чехова “Студент” находим:

все смолкло.
По лужам протянулись
ледяные иглы

У раннего Паустовского:

Гудят рыжие сосны
Монастырь.
Звонница
(“Дневник”, 1917)

Если читать не по диагонали, то в прозе можно уловить множество таких миниатюр. Не говоря уж о стихах:

И вот,
бессмертные на время,
мы к лику сосен причтены
(Б.Пастернак, “Сосны”)

Стихотворение Кушнера “Уходит лето” содержит прямо-таки хайку с последующим сенрю:

С кленов, с тополей
Летит листва,
Летят ей вслед стрекозы,

И женщины уходят все быстрей,
Почти бегом,
Опережая слезы.

Не правда ли, замечательно?
Читатель вправе скептически пожать плечами — а не притянуто ли все это за уши? Как сказано у Цветаевой:

В ушах два свиста:
шёлка
и метели.
(“В ушах два свиста”)

Но есть закономерность.
У таких поэтов, как Цветаева, Есенин, у классиков XIX века Пушкина и Лермонтова, у мастеров поэтической прозы Пришвина, Бунина и Паустовского можно довольно легко найти подобные фрагменты, перекликающиеся с хайку. Видимо, это связано с их обращенностью к природе, с осознанием, что человек — ее часть. Великий японский поэт Басё советовал стать деревом, чтобы сложить хайку о дереве.
Гораздо труднее увидеть квазихайку у Мандельштама, Кедрина, Пастернака, Тарковского, Бродского:

Не видать полей.
Так бело,
что не может быть белей.
(И.Бродский “Метель в Массачусетсе”)

Эта цитата похожа на редко встречающиеся рифмованные переводы хайку. Еще труднее выделить такие миниатюры у Л.Толстого, Эренбурга, Ахматовой. Менее вероятно разглядеть их у Вознесенского, Мориц, Твардовского или Евтушенко. Эти поэты и писатели ставят человека в центр мироздания. У них мало параллелей с хайку, чуть больше с сенрю — разновидностью хайку, только обращенной к природе самого человека.

Итак, мы можем расположить вышеперечисленных авторов по оси абсцисс — “хайкушности”. Но есть еще и ось ординат. По ней следует отложить объективную известность поэтов и прозаиков. Чем выше она, тем легче при прочих равных условиях увидеть в их текстах перекличку с жанром хайку. Ведь “краткость — сестра таланта”. А талант внимателен не только к человеку, но и к окружающей природе, одновременно враждебной и исцеляющей.

Психотерапевты Нью-Йорка, Бостона и Аппалачских гор рекомендуют своим пациентам писать хайку, особенно при внезапной потере близких.

Современная общеизвестная поэзия как на Западе, так и в России все меньше включает в себя квазихайку в своем текстовом пространстве. Может быть, именно поэтому движение приверженцев хайку приобретает все большую самостоятельность в виде многочисленных обществ, журналов, сборников и авторских книжек не только в англоязычных странах, но и во Франции, Румынии, Сербии, Хорватии, Словении и России.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 24.12.2010. Зиновий Вайман. Прищурившись по-японски.