Мартин ван Кревельд. Брак государстваГОСУДАРСТВО Помимо суверенитета — то есть отказа делить свои функции с кем бы то ни было — и территориальности — то есть существования в определенных границах, в которых только оно и претендует на исполнение своих функций, — государство обладает еще одним важным свойством. Оно — абстракция (впервые это заметил Гоббс, назвавший государство «искусственным человеком»). У него нет никакого конкретного наполнения, оно не связано ни с постоянным правителем, ни с управляемым народом, но существует само по себе. В конце 1680-х французский король Людовик XIV сказал: «Государство — это я». Семьдесят лет спустя в Пруссии Фридрих Великий говорил уже: «Я — первый из слуг государства». Чем объясняется эта перемена? На мой взгляд, она связана с расцветом бюрократии. Бюрократия никогда не была ни властителем, ни народом. Она была создана для того, чтобы управлять подданными, но с течением времени стала достаточно сильна, чтобы править самостоятельно, даже в отсутствие сюзерена, который делился бы с ней своей властью. В какой-то момент она вышла из-под контроля своих создателей и начала управлять ими. Вы можете наблюдать это по всей Европе в XVII веке. Происходило это везде по-разному — и с разной скоростью. Началось во Франции, Британии, Австро-Венгерской империи и Пруссии. Сперва только в крупных странах, потому что маленькие, и в Германии, и в Италии, сохраняли персональную власть много дольше. При этом такая огромная страна, как Россия, вполне вероятно, стала государством только к концу XIX столетия: даже тогда там было меньше чиновников, чем в Пруссии столетием раньше. Со временем государство приобрело и собственную ценность: Гегель говорил, что оно — знак божьего присутствия на земле, наполняя это понятие новым моральном смыслом. Семья основана на любви, гражданское общество — на интересе, а государство дает людям новую мораль. Что-то, ради чего можно жить и умирать. Не удивительно, что со временем государство приобрело и новые функции. Помимо ведения войн и обеспечения правопорядка, оно взяло на себя, например, социальное обеспечение граждан. Оно стало опекать своих подданных. Пик развития государства всеобщего благосостояния пришелся на 70-е годы XX века. За триста лет — с конца XVII до конца XX века — мы пережили великую трансформацию, нами стали править государства. Мне, впрочем, кажется, что это не навсегда. И функции государства, и его значение в глазах собственных граждан со временем сокращаются. Мы наблюдаем закат государства. КОРПОРАЦИИ Корпорациям не нужна легитимация в привычном смысле слова: они не управляются демократической процедурой, не проводят выборов. Естественно, они не могут существовать без лицензии того или иного государства — но это совсем другая легитимация, ее гораздо проще добиться. От контроля государства они в большой степени избавились, фактически себя эмансипировав. Если корпорации не нравится государство, с которым она вынуждена вести дела, она может просто переехать в другую юрисдикцию. Для этого не надо даже строить новую штаб-квартиру — достаточно просто перерегистрироваться в другом месте, самостоятельно решая, где и сколько платить налогов. Корпорации лучше используют технологии, коммуникации, транспорт, компьютеры, интернет — все то, что критически важно в современном мире. Как правило, именно по той простой причине, что у них нет территории. Государства проигрывают им. Я несколько раз был в Давосе, и там это очевидно, как нигде. Это специальное место, куда государства приезжают, чтобы попросить корпорации: «Пожалуйста, приезжайте! Мы сделаем для вас все, что угодно». Государства, как и электорат, могут, конечно, накладывать любые ограничения на корпорации в пределах своей территории. После экономического кризиса 2008 года у государств появился большой соблазн так или иначе контролировать рынки. Но я сильно сомневаюсь, что они технически способны справиться с этой работой. Все по той же причине: корпорации подвижны. В конце концов, они всегда могут сказать «спасибо большое» — и переехать куда-то. Последнее слово остается за ними. Или даже не уезжать: достаточно копить свою выручку за границей, как делает, например, корпорация Apple. ПАРТИЗАНЫ Главная и самая очевидная тому причина — изменилась природа войн. Война между государствами стала слишком большим, слишком хлопотным и слишком опасным делом. С распространением ядерного оружия сильные державы и вовсе перестали воевать друг с другом — только со слабыми странами. Подавляющее большинство войн, которые ведутся после конца Второй мировой, совсем не похожи на войны прошлого. В них участвуют партизанские отряды, а не регулярные армии, и нельзя сказать, кто тут военный, кто — гражданский, а порой даже — за какое государство кто воюет. Сильные государства не могут ничего поделать с этой ситуацией. Например, мало кто сомневается, что российская армия способна захватить Украину за пару недель. Вопрос в том, что делать с ней дальше. Как управлять 45-миллионной страной, жители которой совершенно не хотят становиться частью России. Зачем обрекать себя на масштабную партизанскую войну. Точно также, как Афганистан сыграл важную роль в падении СССР, так и Украина, если бы вы ее захватили, привела бы рано или поздно к падению Российской Федерации. Попытка захватить Украину была бы для вашей страны просто самоубийственной, потому что нормальной войны там не будет — только бесконечные, изматывающие стычки с партизанами. В этой ситуации все труднее пойти и умереть за свою отчизну, даже если очень хочется. Я прочитал множество книг о том, что скоро войны прекратятся. Единственное, что случается чаще войн, — это предсказания, что им скоро придет конец. Психолог Стивен Пинкер написал целую книгу о том, что люди стали менее жестокими. В качестве одного из свидетельств он приводит данные о числе погибших в военных конфликтах. Цифры его верны, но он упускает из виду, что самых кровавых войн — между могущественными державами — человечество сейчас не ведет. Так что, вопреки его убеждениям, люди все так же любят воевать — под кожей у нас скрываются ужасные животные. Только теперь они предпочитают это делать ради негосударственных организаций и образований. Люди все чаще готовы воевать не за государство, а против него. И умирать готовы — не за, а против. Даже профессиональные военные все меньше готовы ехать на другой конец мира и участвовать в войне там, но многие не против поднять оружие против собственного государства. Я впервые задумался об этом где-то двадцать лет назад. Тогда мне говорили, что я сошел с ума. Теперь это, кажется, уже мейнстрим. Никто не готов умирать ради государства. Во время Второй мировой войны ваша страна пожертвовала 20-30 миллионами человек, чтобы советское государство могло жить. И другие страны несли огромные потери. Сегодня никто не согласится на это. Глобализация и появление все новых террористических организаций отнимают у государства монополию на насилие. Снова оказывается, что организации определенного типа выигрывают схватку у государств. Это происходит из-за растущей взаимозависимости государств, неспособных существовать друг без друга и, главное, потери веры. Сегодня большинство людей готовы, скорее, согласиться с Ницше, сказавшим, что государство — самый холодный из бессердечных монстров. Государство лгало, обманывало, предавало, грабило и пытало — делало все то, что запрещало делать прочим. И это происходило не случайно, а было частью его природы. Я думаю, что Ницше был прав, и большинство людей в наше время разделяют эту позицию. Попытайтесь процитировать им Гегеля, и они засмеются вам в лицо. Хотя, может, в России это и не так. Не обижайтесь, пожалуйста, но Россия — это огромная Саудовская Аравия с развитым оружейным комплексом. ФЕОДАЛЫ Во-первых, мир будет куда более раздроблен. Сто лет назад в результате многовековой централизации вся земля была поделена практически полностью между семью крупными державами. Сегодня их больше двух сотен, и каждый год образуется какая-нибудь новая независимая территория. Во-вторых, власть будет поделена — как в Средние века — между формированиями очень разного рода. Мы привыкли думать о международных организациях вроде ООН как о сверхгосударствах, но на деле они уменьшают власть государства. Председатель ООН и президент США делят власть так же, как ее делили тысячу лет назад папа римский и император Священной римской империи. Каждый раз, как возникает новый наднациональный орган власти, мы делаем новый шаг в этом направлении. Наконец, политическая децентрализация будет сопровождаться массовой миграцией людей из одной юрисдикции в другую. Они будут продолжать вести войны — в рамках мало что значащего международного законодательства, но войны эти будут сравнительно безобидными. Благодаря глобализации они будут легко общаться между собой и смотреть одни и те же фильмы, но едва ли это сотрет между ними религиозные, социальные и культурные различия. Одно можно сказать наверняка: конец истории нам не грозит. © Copyright: Ольга-Верн, 2015.
Другие статьи в литературном дневнике:
|