Видимо, движим суровым инстинктом пола,
прах, оживляемый доблестью, ищет поля,
честную смерть готовясь принять как милость
в образе рыцаря.
Впрочем, обличье - мнимость.
Нет ни врага, ни валькирий, кружащих топлес,
боли и гибели нет. Есть лишь прах и доблесть.
Прочее – рельсы, холмы, облака и волны,
замок зазубренный на горизонте мутном
сам горизонт, смазанный мокрым утром -
зыбки, воображаемы, произвольны.
Всё в никуда – автострады, просёлки, тропки.
Тащится в пекло фура, но всюду пробки.
Жизнь осыпается с воза клочьями стога.
Строится башня.
Слепые бредут по луже.
Те, кто в себе обрести не умеют Бога
всё ещё тщатся встретить его снаружи.
Все, кто надеялись, верили и хотели,
в жиже намерений не обрели опоры -
им невдомёк, что в единственном чистом поле
есть только прах и доблесть на самом деле.
Им что ни птаха – ворон, что пень - то плаха.
Сами они – химеры, придатки к фону.
В мире, где доблести мало, но много праха,
он принимает - от страха - любую форму.
Вымысел бедный подписью подытожен
Кончен пейзаж.
Персонажи готовы к бою.
Более холст никому ничего не должен -
или повинен перед одной любовью.
Радости здесь не наберёшь и горсти -
только и проку, что остаемся вместе
в поле, где смерть и рыцарь играют в кости.
И ничего на кону у них, кроме чести.
___
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
