Но рассказать имеет смысл

Алла Тангейзер 23: литературный дневник

Сам текст - «26.04.2019. – Но рассказать имеет смысл» -
http://stihi.ru/2019/04/26/7263
http://proza.ru/2019/04/26/1585
(«Моменты» У МЕНЯ сейчас не публикуются, -
«27.04.2019. – Новый закреплённый Твит в Твиттере» -
http://stihi.ru/2019/04/27/3950
http://proza.ru/2019/04/27/892
http://twitter.com/i/moments/1120366188708675585 )


Скрины - «26.04.2019. – Но рассказать имеет смысл» (по два файла) –
http://stihi.ru/2019/04/26/7247
http://stihi.ru/2019/04/26/7243


http://proza.ru/2019/04/26/1582
http://proza.ru/2019/04/26/1580


http://twitter.com/tann333111all/status/1121819007315783681
http://twitter.com/tann333111all/status/1121818880740089856


Скрин ссылок на - «26.04.2019. – Но рассказать имеет смысл» -
http://stihi.ru/2019/04/27/4211
http://proza.ru/2019/04/27/961
http://twitter.com/tann333111all/status/1122087049287426048



26.04.2019.
/16:29/ Тут комп уже брал, и перезагружался, стирая всю работу. (Флэшка у меня угроблена, и не знаю, когда её можно будет как-то восстановить.) Начинаю с начала, и, раз так, то отправлять буду – пошагово. Что успею сегодня – тоже не знаю.
Я не знаю точно и того, откуда я всё это беру. И если мне кто-нибудь упорно скажет, что это – моя же фантазия, то аргументированно возразить мне будет нечего. Но скорее всего, это – что-то другое. Однако, хотя бы просто рассказать – имеет смысл.
Сегодня, когда мне захотелось с утра ещё поспать (такие желания тоже бывают «откуда-то взявшимися»), меня «привели» - на ЗАДНИЙ (а не где раньше) дворик у церкви, вернее, он-то, как раз – напротив входа. Но отгорожен дорожкой и чем-то там ещё. Мне вообще не было интересно, что там – ещё и церковь, – просто я всегда воспринимала его, как задний – относительно площади. Вроде того, что спокойнее. Толком поспать, наверное, и не получилось, но я хотя бы ещё полежала, вытянув ноги. А может, и заснула на какое-то время.
Настроение, понятно, отвратительное. Тем более – от перманентной подлости этой страны. Вчера одна старая коза ещё и разделать («переоделась») прямо передо мной, демонстрируя сиськи у метро. Я так поняла, что ОНИ всё лелеют мечту спарить меня с кем-то из бомжей, и, видимо, думали «подзавести», – а то, я как-то не очень стремлюсь «к счастью». Я (у «Кузнецкого моста») орала на всю Москву (надеюсь, в Кремле полопались стёкла): «Не нужны мне ни ваши сиськи, ни ваши х…!!!» – а перед тем я ещё сказала, что бессмысленно заниматься моей «личной жизнью», потому что я категорически не собираюсь закрепляться в этой тошнотворной реальности в которую меня выкинула эта кодла. В крайнем случае, просто сдохну, – одна. Смените мне реальность (с этой вашей подлой российской – на какую-нибудь ещё, человеческую, или хотя бы пока просто ДРУГУЮ, на ту, из которой вы же меня когда-то выманили), – тогда я и подумаю, нужна мне теперь эта «личная жизнь», или нет. А здесь – даже и не пыхтите!!!
Тут утром я проснулась с мыслями, что у меня в этой стране, как и в самом Петербурге, больше вообще никого нет (там – даже кота), и меня здесь не держит больше вообще ничто (никто). Ну, и посыпалось всё, что стало сыпаться в последнее время (про эту подлую страну – мягко говоря, ничего хорошего). А потом… как-то так вышло, что я стала не исключать, что меня под утро у церкви просто проверили, молюсь я, или нет. Вместо «утренних молитв», вообще не посмотрев ни на какую церковь, я, СПРОСОНИ, высказала этой стране всё то, что говорю ей в последнее время. И ни слова больше. А именно это «кто-то» мог и проверять, – кто-то другой, нежели раньше. Я-то давно говорю, что не молюсь никому и ни в кого, и ни во что не верю, но ОНИ… ОТКУДА-ТО БЕРУТ ОБРАТНОЕ. Ещё один деятель из «милосердия», помнится, вдруг утверждал (вроде, и психически здоровый…), что я – какая-то «тайная христианка». (С какого бодуна такая тайная, я тогда не поняла.) А в палатке у «прекрасной дамы», на раздаче вещей, ещё один вдруг заявил: «Ты – молитвенница»… Попадали они, что ли? А вот тут я что-то и поняла. (Хотя в голову что-то подобное когда-то уже приходило.)
Эти уголовно-фашистские программисты Петербургского «Музея Музеев» держали меня когда-то под тотальным контролем (а может, продолжают и поныне, непосредственно или опосредованно, через всю эту толпу здешних наймитов), и они могли даже просто ЗАПИСАТЬ мои молитвы до 2005 года у себя дома, – действительно, очень долгие, – я просто подвиги совершала, надеясь чудесным образом ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НИХ. Пока меня и сама эта церковь со всеми её фокусами не довела до «белого каления зелёных чёртиков» (то есть, «когда зелёные чёртики раскалились добела»), и пока я на всё это не забила деревянный болт, поняв отчётливо, что действует в этом нынешнем поганом мире – что-то другое, – КТО-ТО другой, как оно, видимо, всегда, вообще-то и было, во все века. Психотехнологии, пспихопрограммирование (даже когда это так не называлось), и что-то ещё подобное, но никак не боги и не черти.
Окончательный разрыв произошёл, когда во времена Даниловского монастыря, летом/осенью 2006-го, у меня спёрли («выкинули») все мои вещи, включая недоученный учебник немецкого, ещё из Германии, учебники с кассетами итальянского (от «Ешко»), и много нужного, а оставили только православные иконки и брошюрки, сказав мне, что «это – единственное, что мне ещё действительно понадобится». (Дьякон Даниловского, с кухни, очевидно был в курсе всего.) Я тогда заявила, что ЭТО мне не понадобится больше ВООБЩЕ НИКОГДА, и это был РЕАЛЬНЫЙ и ПОЛНЫЙ разрыв с православной церковью. (Остальное могло быть. Например – необходимостью отстоять молитву перед кормёжкой, чтобы поесть, да и изображением того, что « всё как надо», чтобы ничего не обострять, – а то, я и сама что-то читала по просьбе, поскольку очень много успела узнать (а тексты я, как правило, не забываю вообще), но я тогда же говорила, что, как актриса, изображу вам что угодно, но никакой искренности от меня не ждите. Долго это не продолжалось.
Короче, всякая вера иссякла у меня ещё до второго отъезда в Москву в 2006-м, а полный сознательный и принципиальный разрыв с церковью произошёл в начале осени 2006-го.
Но… Видимо, музейные уголовники вместе с «Барбисовиным» решили продолжать ломать какую-то комедию «моей веры» (чтобы интереснее было убивать и интереснее было парить мозги остальным, что и общепринято в религиозных практиках), и вот оттуда-то и могло исходить убеждение всех в том, что я – какая-нибудь «тайная христианка». Поскольку там, в «Музее Музеев», особенно в компьютерной среде, подлость – абсолютная и не ограниченная ничем, то они могли и записать мои былые домашние реальные молитвы (с острой и горячей целью – ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НИХ), и до сих пор пускать их в виде «моих мыслей», вместе с какой-нибудь ещё «интимной» блевотиной, – или что там ещё породило их поганое воображение. Я не знаю, и не хочу себе представлять всю ту мерзость, которой живёт этот фашистский притон, продуцируя что-то в качестве «моих особенностей».
По дороге к библиотеке (а было ещё рановато) я решила сходить, купить кофе, благо, пока было, на что, и доехала до ближайшего «Дикси» – за «Лубянкой». И вот тут участие «Барбисовина», знакомое мне «по почерку» – до зубной боли и оскомины, проявилось неожиданно и ярко. Как над людьми измываться и убивать «лишних» – «недоказуемыми» способами, так он тут первый, а как за это сидеть (видела я однажды, невероятно удивившись тогда, как он бился в ИСТЕРИКЕ по поводу того, что «ФСБ – это сталинские репрессии!..» – а как за это отвечать, у него – «сталинские репрессии»!.. – до мелкой дрожи в конечностях). Теперь меня «провели» (я почему-то сразу не пошла в подземный переход, куда, всё равно, пришлось пойти) мимо камня «Мемориала», посвящённого жертвам репрессий. Кто-то там написал: «И ничего не изменилось»! В первый момент я согласилась (по количеству жертв – видимо, ничего, а то, и увеличилось), – но потом я вспомнила то, что справедливо говорила чуть раньше: что ФСБ, как меня усиленно уверяют, теперь занято тем, что крышует бизнес и «допустимый», оговоренный криминал, а функции «следствия» и палачей (это уже я убеждённо говорю) теперь переданы самому «народу» – на его усмотрение. И «НАРОД» УВЛЁКСЯ. Настолько, что теперь уже вряд ли сможет так увлечься чем-нибудь другим. Я говорила это очень давно, только, видимо, напрасно пытаясь защитить при этом саму ФСБ… (А мне тогда не на кого больше было надеяться, и не в кого верить уже вообще, а там – надежду на какие-то ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ перемены ПОДАВАЛИ…). Теперь, вот, знаю, что такое – не верить СОВСЕМ НИ В КОГО. Но вообще, «кто-то» этот «народ» профессионально курирует, – это видно. «Офицеры!..»
Музейный «Барбисовин», как я уже говорила сто раз, связан и с музейными программистами (я почти полностью уверена, что именно они – те, кто стоял у истоков путинской «фабрики троллей», и продолжают эту деятельность поныне на организаторском или ином уровне, – но это – МОЁ мнение), и практически со ВСЕМИ моими школьными совыпускниками, живущими теперь и в России, и вне её. Там схвачено ВСЁ.
Я тут в сердцах уже сказала, что…
ФСБ, как и все остальные вокруг меня, повелись на то, что информацию они получали не от меня, «сумасшедшей», а от очень маститых и «уважаемых» людей. И никто ни разу не подумал своей головой, что именно маститые и «уважаемые» люди точно так же могут быть фашистами и уголовниками, как и все остальные, но при этом, в силу их маститости и «уважаемости» – особенно неуязвимыми, а значит, и зарвавшимися. Как я писала когда-то, доведённая, вот именно, «до белого каления зелёных чёртиков», в своей единственной матерной «поэме», посвящённой одному высококультурному учреждению,
ОтожрАлась уже до усёру
Уголовников целая свора…
(Это – самое приличное, что из неё можно привести. Помимо старательно названных настоящих- имён, какие знала.) Тогда мне очень убедительно пообещали, что теперь все будут коллективно читать мои мысли, – я пришла домой, написала пять листов рифмованного мата про всех, и три-четыре месяца читала это по кругу без перерыва, – именно это, причём, исключительно МЫСЛЕННО: «Будете читать мои мысли – вперёд». Они уже не знали, что предпринять (не могли же они заявить, что СЛЫШАТ МОИ МЫСЛИ, и ПОРОСИТЬ ПЕРЕСТАТЬ!..) – к концу моей там работы начали меня убивать, вернее, готовиться. Но так, как они видимо, собирались, умерла через полгода виновница кражи из фондов рукописей: насколько я знаю, она дала первые показания, пришла на рабочее место, села за компьютер, и за ним умерла через полчаса, не успев никого назвать…
Я это говорю вот ещё к чему. Если «кто-то» сейчас решил во всём разобраться (мне очень хочется надеяться, что это – ОЧЕНЬ квалифицированные люди), то надо иметь в виду, что уголовники там – ВЕСЬМА серьёзные, безбашенные, и также ОЧЕНЬ квалифицированные. Необходимо соблюдать осторожность постоянно. Меня сегодня, вот, уже уронили с лестницы (без последствий), и, как это делается в подобных случаях, рядом был некто, чтобы немедленно поднять), а потом начались сортирные фокусы, правда, недолго. Они вторгаются (как программисты, видимо) и в физиологию, и в сознание. Дальше уже область, видимо, вне моей компетенции. Но в голову могут начать приходить «идеи», здоровье может у кого угодно резко ухудшиться, и вообще, с ТОЙ стороны должно быть сделано всё возможное, чтобы всё это замять как можно быстрее и тщательнее. Это – на всякий случай. На сегодня – всё. /19:11/
...



Другие статьи в литературном дневнике: