В мучительно-тесных громадах домов
Живут некрасивые бледные люди,
Окованы памятью выцветших слов,
Забывши о творческом чуде.
Всё скучно в их жизни. Полюбят кого,
Сейчас же наложат тяжёлые цепи.
«Ну, что же, ты счастлив?» — «Да что ж… Ничего…»
О, да, ничего нет нелепей!
И чахнут, замкнувшись в гробницах своих.
А где-то по воздуху носятся птицы.
Что птицы? Мудрей привидений людских
Жуки, пауки и мокрицы.
Всё цельно в просторах безлюдных пустынь,
Желанье свободно уходит к желанью.
Там нет заподозренных чувством святынь,
Там нет пригвождений к преданью.
Свобода, свобода! Кто понял тебя,
Тот знает, как вольны разливные реки.
И если лавина несётся губя,
Лавина прекрасна навеки.
Кто близок был к смерти и видел её,
Тот знает, что жизнь глубока и прекрасна.
О, люди, я вслушался в сердце своё,
И знаю, что ваше — несчастно!
Да, если бы только могли вы понять…
Но вот предо мною захлопнулись двери,
И в клеточках гномы застыли опять,
Лепечут: «Мы люди, не звери».
Я проклял вас, люди. Живите впотьмах.
Тоскуйте в размеренной чинной боязни.
Бледнейте в мучительных ваших домах.
Вы к казни идёте от казни!
(Константин Бальмонт. В домах)
Ни срезанных цветов, ни дыма панихиды,
Не умирают люди от обиды
И не перестают любить.
В окне чуть брезжит день, и надо снова жить.
Но если, о мой друг, одной прямой дороги
Весь мир пересекла бы нить,
И должен был бы я, стерев до крови ноги,
Брести века по ледяным камням,
И, коченея где-то там,
Коснуться рук твоих безмолвно и устало,
И всё опять забыть, и путь начать сначала,
Ужель ты думаешь, любовь моя,
Что не пошёл бы я?
(Георгий Адамович. 1923)
Засни навек в груди моей больной
Замученное сердце! Обаянье
Обман своё утратил надо мной
И нет во мне вернуть его желанья!
Погибло всё, что в помыслах моих
Казалось мне и дорого и свято,
И к рухнувшим надеждам дней былых
Я чувствую глубоко — нет возврата!
Мне лжи не надо! Ясно всё теперь,
Неумолимо ясно всё мне стало,
Умри же сердце бедное! Поверь,
Довольно ты напрасно трепетало!
Нет смысла в горестном биении твоём,
И… целый мир не стоит сокрушенья!
Жизнь — ложь и горечь… только грязи ком
Весь шар земной… лишь призрак — всё творенье!..
В последний раз, в отчаяньи немом
Ты содрогнись над участью бесцельной
Всего, что рок в могуществе слепом,
Обрёк на смерть и гибель безраздельно…
И подавив бессильный ужас свой,
Простясь на век с страданием напрасным,
Сумей застыть в груди моей больной
В презрении холодном и бесстрастном
К себе, к другим… и к грубой силе той,
Что слепо всем в природе управляя
Всё сущее лишь к бездне роковой
Небытия — ведёт, не уставая.
(Джакомо Леопарди. К самому себе. Перевод Н. Курочкин)
Темнеет зимний день, спокойствие и мрак
Нисходят на душу — и всё, что отражалось,
Что было в зеркале, померкло, потерялось…
Вот так и смерть, да, может быть, вот так.
В могильной темноте одна моя сигара
Краснеет огоньком, как дивный самоцвет:
Погаснет и она, развеется и след
Её душистого и тонкого угара.
Кто это заиграл? Чьи милые персты,
Чьи кольца яркие вдоль клавиш побежали?
Душа моя полна восторга и печали —
Я не боюсь могильной темноты.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
