Счастливые или несчастливые семьи. Ирония ТолстогоЕдва ли не самое знаменитое изречение Толстого — зачин «Анны Карениной»: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Оно широко цитируется и принимается за бесспорную мысль самого Толстого. Мне это всегда казалось спорным, и я даже с трудом мог запомнить, счастливые или несчастливые семьи похожи друг на друга, — настолько обратимы две части этого высказывания. Главное опровержение зачина романа — сам роман. В «Анне Карениной» есть только одна счастливая семья — Левин и Кити, и она-то в самом деле ни на кого не похожа. Напротив, между семьями, переживающими разлад (Каренины и Облонские), есть сходство, общая схема: измена, ревность, охлаждение, отчаяние, ссоры, замыкание, одиночество, попытка забыть и простить… У Карениных и Облонских разыгрывается параллельный сюжет: в трагической и в банально-комической тональностях. А вот сюжет Левина с Кити остается неповторимым, не отражается ни в чьих зеркалах. Неужели сам Толстой не понимал этого, так начиная роман (про похожесть счастливых семей) и так заканчивая его (непохожестью единственной счастливой семьи)? Вот именно: человек делает то же, что и другие, а счастье его особенное, «не имеющее ничего подобного». Значит, Толстой зачином романа противоречит себе? «Левин был женат третий месяц. Он был счастлив, но совсем не так, как ожидал. На каждом шагу он находил разочарование в прежних мечтах и новое неожиданное очарование. Левин был счастлив, но, вступив в семейную жизнь, он на каждом шагу видел, что это было совсем не то, что он воображал». (ч.5, гл. 14).
А ведь по сути уже достаточно дойти до следующей фразы: «Все смешалось в доме Облонских» — чтобы почувствовать толстовскую насмешку. Сам Стива прекрасно осознает: «Есть что-то тривиальное, пошлое в ухаживанье за своею гувернанткой». И потом, после сцены с Долли: «И как тривиально она кричала, — говорил он сам себе, вспоминая ее крик и слова: подлец и любовница. — И, может быть, девушки слыхали! Ужасно тривиально, ужасно». То, что зачин ироничен по отношению к роману, не означает, что Толстой намеренно разыгрывает читателя. Начальная сентенция нейтральна по интонации: мысль заведомо не утверждается и не отрицается, а предлагается для дальнейшего испытания, а возможно, и опровержения. Эта «вненаходимость» сентенции по отношению к роману подтверждается историей его написания. Фразу о счастливых и несчастливых семьях Толстой внес в рукопись, уже подготовляя ее к печати, причем в качестве отдельного эпиграфа (к первой части), под которым поставил свои инициалы Л.Т.. Затем вычеркнул их и заменил буквами NN, тем самым придав этим словам характер цитаты из неизвестного автора, т.е. обозначив их чуждость своему голосу. Наконец зачеркнул и эти буквы и ввел фразу в роман как его зачин. Таким образом, эта сентенция вступила в сложное диалогическое соотношение с романом, формально не выделяясь из него, но придавая ему тональность спора с неким не обозначенным NN, автором «мудрой мысли». Мир Льва Толстого далеко не так «монолитно монологичен», как часто пытаются его представить вслед за Михаилом Бахтиным — по контрасту с полифонией у Ф. Достоевского. Можно даже говорить об обманном монологизме Л. Толстого, который начинает роман формально авторской и подчеркнуто авторитетной, афористической фразой, как будто задающей смысл дальнейшему повествованию... С тем, чтобы исподволь, но внятно, почти саркастически этот смысл опровергнуть. Михаил Эпштейн http://snob.ru/profile/27356/blog/172673/ © Copyright: Лира Югорская, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
