Как я привыкал

я просыпаюсь от жрущего изнутри голода, сразу же вспомнив, как тяжело и мучительно я засыпал с более терпимой его степенью.
Моя колыбельная стоит в зале однокомнатной запущенной, темной, наполненной приевшимся затхлым особенным, свойственный выброшенным вещам, запахом квартире.
Оглядевшись меня начинает охватывать тревога. "Нет, нет! Опять!"
я перелезаю через бортик и бегу на кухню. "Они снова это сделали! Они снова оставили меня одного! Ушли и закрыли меня!"
Один из самых тяжелых страхов детства - пребывание в одиночестве в закрытой квартире. Меня охватывает волнение, колкий испуг, что все эти вроде бы родные стены вмиг становятся местом заточения до самой смерти, где я наверняка умру, наверняка тихо и незаметно. Наверняка, если не выберусь отсюда.
"Надо что-то делать! Куда они ушли? Почему они опять ушли? Почему опять бросили? Пожалуйста, пусть они сейчас вернуться, пусть придут сюда, пожалуйста, пожалуйста!"
О, как я радовался в такие моменты, когда в дверном замке улавливал движения ключа. Фактически я обретал все, что мне нужно было для счастья в тот момент. Я избегал пожизненного заточения и обретал спасение. Натурально несся к двери встречать моих спасителей. И не важно тогда было, что эти же люди меня и заточили, потому что сейчас дороже и желаннее их никого не существовало. Я был в эйфории просто от их возвращения.
Но не в этот раз. Дверь до сих пор сохраняла равнодушие. Я ходил из зала на кухню, из кухни к двери, от двери в зал и вновь на кухню, к двери, в зал, на кухню, к двери, в зал пытаясь отогнать сжимающий страх. Неотделимый.
Паника нарастала. Чтобы как-то стало полегче я вышел на балкон. В контраст стенам смертной камеры-одиночки на улице был симпатичный своей летней заурядностью день в районе 16 часов.
Балкон и единственное окно квартиры, надо отметить, выходят не во внутреннюю сторону двора. С этой стороны находится не слишком оживленная дорога пролегающая между жилыми блоками. К тому же густо посаженные рослые клёны летом перекрывают весь обзор. Я слышу тонкие окрики играющих ровесников где-то там за деревьями в соседнем дворе, шум машин, иногда мимо мелькают ребята на велосипедах маня свободой.
Но этот день со всеми атрибутами ТАМ, а я здесь! "Мне нужно туда! Я не могу оставаться. Что там дверь? Тишина. Да они никогда не придут! Я здесь пропаду!".
В голову начинают приходить идеи побега через балкон. Ветви клена буквально ложатся на перила балкона. "Они слишком тонкие, сломаются, я расшибусь! Нужна веревка! Да, веревка! Я ее привяжу к прутьям и спущусь вниз".
Нехотя захожу опять в зал, страх остаться здесь навсегда накатывает новой волной. И это еще пока не стемнело. Паническое настроение выкорчевывает все мысли. "Да где же я возьму веревку?! Нет никаких веревок!"
"Но я выберусь".
В один момент я поверил в это. Вместе с этим внутри щелкнул какой-то бич, приструнивший растекающееся сознание. "Да, я просто свешусь на руках, высота окажется еще меньше и спрыгну, ведь всего-то второй этаж".
Эта мысль меня утешила, приободрила. Зазвучала эта взрослая нотка принятия проблемы и соответствующая ей серьезность, необходимая для решения. Как часто приговаривал один дядя играя в карты "Тяжело, а жить-то надо".
А надо просто собраться с духом. Паника спала, вернув власть ноющему голоду. "Как хочется кушать".
Меня так охватило чувство страха, что даже такой сильный голод на время потупился, даже несмотря на то, что ел я вчера, и это был чай с хлебом. Самым дешевым серым хлебом с привкусом ... мокрой земли. Крупицы последнего сахара в чай я выскребывал и откалывал от стенок конфетницы.
А сейчас нет и его. Есть нечего, я это знаю. Их нет, еде неоткуда взяться. Но растущее торнадо в желудке вынуждает искать хоть что-либо. Я был бы рад сейчас хотя бы сухарю... Сухари, кстати, являлись половиной ассортимента употребляемого хлеба.

Интересная все-таки штука - человеческое сознание. Нормы, стандарты, морали определяется условиями данности большинства.
Если бы все, к примеру, жили в землянках, на похлебке и спали на соломе, никто бы и не вздумал на это жаловаться, ибо все так живут, иного нельзя представить, сравнить не с чем. Как пещерные люди в любимом каменном, разве они жаловались? Но если представить, что одновременно с людьми в землянках неподалеку жили люди в хоромах, на пряниках и спящие на перинах... Совсем другая картина выйдет. И только от этого недовольство, только из предмета сравнения, только из возможности представить себя на месте более благоустроенного.
Еще более интересно сознание ребенка, который пока не способен проводить параллели и сравнивать с общечеловеческим.
К чему я. Это сейчас вспоминаю, описываю эти условия и понимаю, насколько они ненормальны, убогие и сирые. И осознаю, что раньше-то я об этом даже и не задумывался. Я их, эти условия, просто не оценивал. Это было: я просто вот так живу. И это хорошо. Ведь это отсрочило всю ту боль и горечь от принятия того, что это я такой нуждающийся, что у большинства других все не так, а много лучше. Сравнение начнется несколько позже.

Кухня в еще более запущенном состоянии, чем зала. Замасленные стены покрашенные темно-зеленой краской, грязное всё вокруг, что только может быть грязным: стол с худой, волнистой, тут и там прожженной клеенкой, на нем мутные гранёные стаканы, тарелки, гнутые ложки, окурки. Заваленная раковина с неработающим краном. Никогда на моей памяти не работавшая газовая плита, такая же пожелтевшая от налетов и тараканьей деятельности. Щели в стеклах окна заделаны пластилином болотного цвета, а света пропускает оно вполовину меньше, чем могло бы из-за пыли, потеков и межрамного мусора. Также никогда не работавший и некогда белый холодильник, весь залапанный, с наклейками обнаженных тётенек с пышными грудями и прическами. Такой же пустой, как и мой желудок. Деревянный скрипящий пол с облезающей краской и хрустящими под ногами крошками. Деревянные табуретки под белой эмалью, до сих пор крепкие. На одной из них стоит "плитка" на которой готовили. Она представляет собой часть пеноблока с проточенными для спирали накаливания углублениями. Когда ее включаешь, спираль через несколько секунд начинается гореть красивым ярко-красным огнем. И есть поднести к ней бумажку, то она вспыхивает. Меня ругали за это, говорили что спираль так портится. И действительно ее часто меняли, она перегорала в каком-нибудь месте и накалялась не вся, а то и полностью, тогда мы несколько дней сидели без горячего. Еще от нее я первый раз подкуривал.
Ну и вездесущие рыжие домашние тараканы, мои заклятые враги, с которыми я вел воображаемую войну своей "космической" хлопушкой. Ну правда: для меня не было чем-то необычным стряхнуть таракана с хлеба и придавить не прекращая жевать. Вместо холодильника прохладным хранилищем у нас была кладовка под подоконником на кухне, где хранились продукты. И именно там у них был "штаб". Если долго не открывать дверцу, то при распахивании они бросались в россыпную. Поэтому всё всегда тщательно заворачивали в пакеты. Также они любили просто бегать по стенам, где их можно было прихлопнуть самым эффективным способом - стена-то ровная, и поверхность пластмассовой хлопушки тоже - остается только пятнышко, а хладный трупик падает на пол. Иногда, если таракан попадался особенно жирный, после удара он прилипал к стене, тогда было отдельное удовольствие стряхнуть его щелбаном под углом вдоль стены.
Оглядываю скромное пространство кладовки. Начав думать о еде желудок окончательно взъярился. Не нахожу ничего кроме пакета макарон. Обычные макароны. Из муки. Но кушать хочется нестерпимо. Более сильного голода я не помню в своей жизни. Я знаю, что их нужно приготавливать, и что сырые они скорее всего невкусные, но это единственный съедобный продукт, который есть. А кушать хочется до изнеможения. Ложу одну макаронину в рот, пытаюсь жевать. Все равно что есть бумагу, только еще и твердую. Может если ее не сразу жевать, а подержать во рту будет получше. Нет, они нисколько не размокают, есть невозможно. От этого только еще больше хочется кушать.
"Я больше не могу здесь оставаться. Надо уходить. Через балкон так через балкон. Ничего. Закрыли меня? Бросили? Ну и ладно. Вот сейчас обуюсь и пойду".
Обуваю сандалии, а у самого ноги мелко дрожат от своей храбрости и от того, что представляю будущие действия. Чувствую ком в горле и резь в глазах. Накатывают слёзы.
"Почему они меня оставили одного? А со мной-то кто?"
Иду на балкон, еще раз смотрю вниз. Вроде не высоко, но боязно. Перелезаю через перила. Ноги дрожат уже не стесняясь, руки тоже трясутся.
Так, теперь главное свеситься. Часто перебирая руки по прутьям вниз, оттягивая самый пугающий момент, отпускаю ноги вниз. Повис.
И всё.
Кто это думал, что сможет спрыгнуть? Не знаю, но точно не я. Высота нисколько меньше не стала, земля слишком далеко. "Зачем я сюда полез? Куда я собрался? Ну сидел бы один и сидел. Я хочу обратно!"
Но сил подтянуть свое метровое тело нет совсем. Я понял, что не смогу ни спрыгнуть, ни залезть обратно. И вот теперь на меня скатился ужас и стал верно раздавливать. Начал жалеть о всех словах сказанных ранее, всех мыслях. "Да я хоть до смерти готов сидеть в квартире, только бы попасть обратно! Но не могу! Я упаду!"
Если раньше слезы просто скатывались по лицу, то теперь, больше не в силах сдерживать страх я начал плакать в голос. "Что я наделал?!"
От отчаяния я начал кричать сквозь плач, пытаясь совладать с голосом и надрывной дикцией:
- Помогитеееээ-экхх-кхееээээ! Пом-могитееэээ-ы-ееееееееееее! Помогит-теээээээээээээээээээээээээ!
"Должен же кто-то меня услышать! Ну хоть кто-нибудь!"
На мое счастье по дороге проходили два человека. Второго я абсолютно не помню, даже пол, помню что двое. А вот первый оказался высоким дядей.
- Ты что там делаешь, мальчик?
- Я застрял! Не могу спрыгнуть!
- Спрыгнуть?! Что ж такое? Хорошо, давай прыгай, я тебя словлю.
- Нет, я застрял! Не могу!
- Прыгай не бойся, я словлю!
- Не могу, мне страшно!
Пальцы начинают болеть, руки сводит. Перепуг был в каждой моей клетке.
- Не бойся, здесь не высоко, я точно тебя поймаю!
- Нееееет!
- Просто отпусти руки, мальчик!
Были бы у меня силы, я бы так и не отпустил руки скорее всего. Но сил больше не было. Зажмурившись, почувствовать жуткое чувство безнадежности от того, что сейчас все равно пальцы разожмутся, я полетел вниз.
Естественно мои 15 кг, да еще со второго этажа не оказались для доброго дяди проблемой. Он поймал меня как и обещал.
Дальше память запорошило. Очень слабо помню что было. Вроде они задавали какие-то вопросы, типа кто и где живу. Я что-то отвечал, мол, там вот и живу. Да-да, дорогу знаю. И выскользнул.
Дядя, где бы Вы сейчас ни были, желаю Вам добра, спасибо необъятное. Не верю я в ангелов-спасителей и проч., убиться бы не убился, а вот ноги переломать ведь мог запросто. Вы чудным образом оказались рядом.

Но я этот день не только поэтому запомнил так ярко, хотя уже вроде немало. Однако вечер только начинался, было около 17 часов. Покинув компанию моего спасителя я обогнул дом и подбежал к своему подъезду. "И что теперь? Что делать? Ну я хоты бы не дома".
"Ну где же они? Когда вернутся? А если не вернутся? Времени до конца вечера еще много, они обязательно вернутся. Должны. Мне бы только покушать".
Когда бабушка была в городе, я ходил к ней. Дорогу знал сам, иногда ездил на трехколесном велосипеде. Дороги переходил только со взрослыми, подходил к дороге и ждал, когда кто-нибудь тоже начнет переходить, пристраивался сзади и оказывался на той стороне. Зато было не так страшно. До бабушки надо было пересечь 2 дороги. Бабушка хорошая, добрая, она всегда меня обнимала, у нее всегда есть что покушать. Но сейчас она опять в России. Идти некуда.
Иногда мы с ребятней бегали на рынок за жвачками, если у кого появлялись деньги. Иногда бегали, чтобы просто на них посмотреть. У открытых контейнеров стояли продавщицы, а перед ними десятки открытых коробочек со разнообразными жвачками. Яркие, красивые, притягательные и тааак многоооо...! Мы все мечтали получить одну такую целую коробку.
Не зная, что делать, я пошел в сторону рынка.

Я как-то размышлял, что такое цивилизация. На мой взгляд это общая сумма норм, убеждений, правил принятых людьми, вытекающая в какую-то устойчивую форму этно-единицы. Цивилизация это не сами люди, цивилизация - это вся эта общая информация и согласие людей принять ее. Человек не рождается цивилизованным. Ему передают эту информацию по мере становления.
И дети, через эту призму, только начинающие усваивать правила, нормы, законы - получаются нецивилизованными существами. Ведь мы им объясняем, что правильно, а что нет. Как себя вести и что делать в разных ситуациях.
Многие вещи для детей еще не являются аморальными, неестественными, странными, вы замечали?

Гуляя по рынку мы не раз видели укатившиеся фрукты и овощи или сложенные в отдельную коробку продукты "нетоварного вида". И для меня совершенно не было чем-то таким зазорным, стыдным, подойти подобрать или выбрать из коробки какой-нибудь плод, все ребята так делали. Мы конечно замечали при этом взгляды обращенные на нас, но не придавали им ровным счетом никакого значения.
Теперь я понимаю, что вся компания наша состояла из детей, которые большую часть времени предоставлены сами себе, так сказать.

Итак я дошел до универсама "Богатырский". Возле него живет бабушка, и там я тоже часто гулял. Рынок через дорогу от него. Не могу сказать, что мы часто так делали, но... бывало. Я очень любил и люблю бананы. Эти экзотические необычные сладкие фрукты. И чтоб хоть как-то почувствовать его вкус, мы, видя выброшенные в урны кожурки, брали их и ...объедали. На самой кожуре всегда остается такая белая пленка, которая тоже недурна на вкус. При этом мы вообще ни на кого не смотрели. Сейчас, я думаю, на нас либо с осуждением, либо с сожалением смотрели прохожие. Но я нисколько такого не помню, а значит, скорее всего, мы просто этого не замечали, ибо не расценивали наши действия, как заслуживающие какого-то внимания. "Мы просто объедаем кожуру, разве не все так делают? Это же нормально". Хотя немного удивляло, почему люди выбрасывают их, хотя там столько всего. Ведь еще в у плодоножки всегда остается мякоть.
То, что мы это делали просто по наитию доказывает то, что мы НИКОГДА не попрошайничали. Питание подножным было просто частью нашего гуляния! Ну это как яблок у соседа украсть летом через забор.
В этот раз я проходил мимо урн, по обычаю заглянул в них и увидел остаток банана. Я его достал, отогнул один "лепесток" и, как всегда это делал, повел верхними зубами сверху вниз, собирая в рот срезаемую белую мякоть.
Светило солнце, было тепло, много людей шли со стороны базара с сумками, с большими арбузами, дынями, некоторые останавливались у желтых цистерн с квасом и пивом. Я медленно прохаживался между ними любопытно их разглядывая. "Вкусный банан! Люблю бананы! Повезло мне! Так-то получше уже!"
Дядьки по одному брали огромные пенные кружки и выпивали их залпом, громко фыркая и причмокивая по окончанию. Запах стоял вкусный.
Так покрутившись там, я пошел обратно к дому. Мысль о том, что дома до сих пор может никого не быть меня остудила и встревожила. "А что если они вообще сегодня не придут? Что я буду делать?"
Долго стучал в дверь. С моего ухода ничего не изменилось. Хоть еще был разгар вечерних прогулок, двор был облеплен детворой, но у меня на душе было беспокойство.
"Такого никогда не было, чтобы так надолго? Ну где же они"? Я то и дело поглядывал на дорогу, откуда они могли идти. Играть и забавляться беззаботно я не мог, потому что впереди маячила тревожная мысль о том, куда идти, когда все разойдутся.
И когда солнечный свет уже заметно пошел на убыль, ребят стали по одному звать домой или они сами уходили, я уже с трудом унимал переживания.
- Вы не видели их? - не выдержав, жалобно спросил я у соседки по подъезду. Мне хотелось чтобы хоть кто-то обратил на меня, на мою проблему внимание. Хотелось увидеть соучастие, чтобы какой-нибудь взрослый взялся за решение и мне тогда бы стало чуточку спокойнее.
- Да, днем видели, вместе куда-то ушли. А что, до сих пор не вернулись?
- Нет, еле сдерживая слёзы сказал я.
- Эээх. - вздохнула соседка, - Может дома спят? Постучи погромче попробуй.
- Я уже стучал - промычал я.
Но надежда зародилась. Я пошел, и в этот раз решил стучать решительно и настойчиво. "Может правда не слышат. Может сейчас раз и откроют, как было бы замечательно!". Но приветственно открыло мне дверь только подкашивающее очередное разочарование.
"Что делать? Что делать?!"
Бессильный, оголодавший и разбитый я сбрёл опять к подъезду и сел на лавку. А что еще? Не просится же к кому-либо. "Где же вы? Неужели совсем обо мне не думаете? Я же здесь один!".

Может это справедливость, может совпадение, а может мое желание или вообще в этом нет ничего сверх..., но в этой жизни мне везёт встречать хороших людей. На всём протяжении.
Двоюродная тётя оформила на себя опекунство и тем самым спасла от детского дома. Хотя могла бы и вовсе этого не делать. Двоюродный дядя приютил у себя, и хоть приходилось трудиться по дому и ухаживать за скотиной, нисколько не жалею о тех годах. Я чувствовал его доброту, которой остальные ей не отличались. Семья моего лучшего друга со двора относилась как к родному, они меня кормили, решали мои проблемы, какое-то время я жил у них, они даже дали мне ключ от квартиры. А ведь могли просто закрыть глаза или отвернуться. Учитель русского языка, заметив мою старательность, сама настояла на моем переводе из класса "трудных" детей в свой, в которым наоборот учились самые одаренные. Трудно переоценить всесторонне положительное влияние этого перевода для меня, практически судьбоносное. Она же это сделала из собственных побуждений. Семья второго лучшего друга-одноклассника практически стала моей семьей. Столько добра и тепла от замечательных интеллигентных людей, они всегда мне рады и поныне. В институте моим духовным наставником стала преподаватель философии. Наше общение не ограничивалось пределами учебной программы, ее незаурядный ум и мудрость оказывали весьма мотивирующее воздействие, и привлекают до сих пор. Все они не холодны, все шли мне навстречу, сами протягивали руку. Я никогда не просил.
Руководитель дипломной работы буквально сам трудоустроил меня на желаемую мной должность по прямой специальности, сейчас я всё больше понимаю важность такого старта.
А сколько было случайных людей, знакомых или посторонних, которые в определенные моменты необъяснимым образом приходили на помощь. Как к примеру дедушка Гена. Когда мой двоюродный дядя уехал жить в Россию, мне пришлось перебраться в далеко не лучшие условия проживания. Вообще то время одно из самых тяжелых. Но к друзьям я ходил в старый двор. Когда у нас были телята, то я сам гонял их на выпас. На нашей же улице жил дед Гена, который гонял своих. Выпас дело очень незатейливое и очень длительное, а вместе веселее и легче. Мы очень сдружились, стар и млад. После отъезда дяди, наведываясь в тот двор я всегда подходил деду Гене поговорить хотя бы несколько минут. Общались мы без личных подробностей, как хорошие знакомые, но не друзья. Но однажды, когда у меня выдался очень тяжелый, надломный день, и я просто бесцельно брёл, куда ноги ведут, случайно, довольно далеко от обычных мест выпаса увидел деда Гену с его Рябиной (корова). Видимо он почувствовал мое настроение, да я и не особо скрывал. В общем, в тот раз мы поговорили по душам, он умел слушать, мне стало легче, хотя намерения по поводу будущей жизни у меня были довольно мрачные.
Но не только ментально помог мне дед Гена, Царство Вам Небесное, я помню Вас. Уже наследующий день вокруг меня собралась комиссия в школе, пришли проверяющие соц.работники в дом, где я жил, предложили варианты решений и вообще в последующем не оставляли надзорную работу.
Оказывается деда Гена, сильно разочаровавшись от моих слов и мыслей после нашего разговора, вернувшись домой поднял всех, кого только мог. Всех своих родных, описывая мое положение. Как они сами мне говорили, он пришел домой и в слезах пересказывал им всё. Родные уже набросились на работников школы, ГорОНО, дальше больше: подняли сотрудников опорного пункта, участкового.
А ведь дед Гена мог оказаться просто чёрствым равнодушным человеком, которому и дел нет до очередного сироты.

К чему это пространное отступление? Стемнело окончательно, а я сидел на той лавке у подъезда, как перед пропастью. Я даже не мог плакать, только отрывисто вздыхал поглядывая то в землю, то на дорогу.
Думаете мало людей мимо меня прошло тогда? Думаете не знали они меня? В нашем доме всего-то 4 этажа. Но остановился только один человек. Девушка со своим сыном, года 3-4.
- Ты чего здесь сидишь один?
Осознанно я уже не ждал и не надеялся, что кто-нибудь меня об этом спросит. Но психика видимо только этого и ожидала. Мне кажется мой голос был олицетворением отчаяния, безысходности, обреченности:
- Дома ... нет никого, - голос мой предательски звенел.
- Господи ты Боже ж мой! И что ты так и будешь здесь сидеть?
Я молчал. Я и сам ведь не знал. Но она и не ждала ответа.
- Нельзя же так! Куда они ушли? Что говорили? Когда вернутся? Не знаешь? - она чувствовала мою беспомощность. - Хорошо, пойдем к нам, у нас подождешь. Будем время от времени ходить узнавать. Пойдем, пойдем, поиграешь с (имя ее сына я не помню) - успокаивала она меня, а аккуратненький сынишка любопытно разглядывал меня.
Я неуверенно слез с лавки и застенчиво пошел с ней.
До этого я не был в чужих квартирах. Только у бабушки, ну и заглядывал в чужие коридоры. У бабушки квартира тоже была аскетичная, а мимолетные взгляды не располагали к размышлениям о разнице.
Вот так в гостях, в хорошем нормальном доме я оказался впервые. Первое: запах. Пахло так вкусно. Коврики были цветные, мягкие, с высоким ворсом, чистые-чистые. В зале ковер на весь пол, на который хотелось просто лечь и лежать. Вообще все чистое-чистое, новое, красивое. Телевизор был большой и цветной, в него хотелось смотреть не отрываясь. "Был бы у меня такой, я бы его смотрел целыми днями". У карапуза было полно игрушек, он сразу сел в свой заваленный угол и стал доставать по одной. Их было очень много, и все классные, новые, почти все целые.

По-моему, как раз именно в тот вечер я осознал, что живу не так. И не сколько не так, сколько "много хуже".
Они скоро пришли, и под причитания и извинения меня забрали, осыпая для вида заботливыми вопросами. Но ушел я оттуда уже не тем, а значительно повзрослевшим.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 19.06.2015. Как я привыкал