Запись вторая, в погоне за адресатом.

"Ибо каждый всесилен,
пока одинок"

Когда-то в моём детстве был такой журнал, "Юный техник". И однажды я написал и отправил письмо в этот журнал. В моём детстве это была обычная практика, писать письма в журналы. Мой друг Витёк из второго подъезда написал в "Юный натуралист" про поход из пионерского лагеря в Чёртово ущелье, и в ответ ему прислали клястер с марками и заверения, что он отличный мальчик. Такое, знаете ли, вдохновляет. Я тоже решил написать. Но не в "Юный натуралист", поскольку этот журнал уже был вроде как использован Витьком, и что-то мне подсказывало, что во-первых, это не вполне честно, доить золотую жилу друга, а во-вторых - не вполне практично, ведь не такие они дураки в этом журнале, чтобы раздаривать марки и комплименты друзьям с одного двора. Я написал в "Юный техник", я отправил в московский журнал за три с половиной тысячи километров небольшой трактат о вечном двигателе. На одной странице в клеточку я нарисовал механизм со сложной системой передач и противовесов, а на другой - подробное описание, как всё это должно работать. Вне сомнения, это моё письмо должно было открыть новую страницу в развитии человеческой цивилизации, и небольшой альбом с марками был бы приемлемой платой за моё открытие в области механики. Но ответ меня обескуражил. Внутри сложенного вчетверо форменного бланка я нашёл всего лишь одну фразу: "Данная проблематика не входит в компетенцию нашего журнала". Целый вечер я вертел этот бланк так и эдак, пытаясь понять свои ощущения от полученного ответа, оскорбительность которого я никак не мог уловить, хотя и чувствовал её. И поскольку я рос незлобным пацаном, в конце концов я решил, что просто неправильно выбрал журнал, что наверное пока и нет на свете такого журнала, нет того адреса, куда возможно послать такое важное для человечества послание.
Я и сейчас в этом уверен: для самых важных посланий человек выбирает не тех адресатов.
Но ок, это не вполне корректно, утверждать за других людей, за их выбор, за их ощущения, там, в одиночестве у ручья. И всё же я попробую угадать, как это происходит.
Вот например, нравится вам девушка. Очень нравится, до спазм подкожных при случайной встрече с ней. И в её присутствии обостряются все чувства, особенно боковое зрение, и охватывает счастливая немота. И вы готовы на всё что угодно, чтобы познакомиться с ней, чтобы оказаться с ней рядом на расстоянии выдыхаемого ею воздуха, но при одной мысли, что для этого надо с ней заговорить, к горлу подступает тошнота и земля останавливается под ногами. Так проходит неделя, другая, а вы всё незнакомы. И вы понимаете, что это глупо, что она не обязана неделями ждать пока вы наберётесь смелости подойти к ней первым, может подождёт ещё неделю и пойдёт в кино с белобрысым верзилой из параллельного класса. Вы понимаете, что надо срочно что-то делать, пока мир не пошёл под откос, надо решаться на любой отчаянный шаг. И вы берётесь писать ей письмо.
В прошлый раз, когда вы писали в московский журнал, вы потерпели неудачу, но вы получили тогда бесценный опыт, теперь вы знаете что всё не так просто, нужно как-то изловчиться и преуспеть, вдохнуть в письмо не только свою жажду, но и всё своё хитроумие, чтобы заполучить первую победу на поприще любви.
И вот вы садитесь поудобнее, задумчиво грызёте авторучку, глядите в окно, и тут появляется новая проблема: теперь вы точно знаете адресата, знаете зачем ему писать, но не знаете - что. Ну не о вечном же двигателе. Казалось бы, чего проще: привет, я умираю от любви к тебе, я всё время думаю только о тебе, о твоих сиськах, о твоих ляжках, глазах и губах, и если я завтра же не смогу дотронуться до всего этого хотя бы разочек - я пропаду, я умру, я лягу на диван лицом к стене и умру! Можно ещё пририсовать сердце, пронзённое стрелой. Это было бы самой чистой правдой на земле. Но такое письмо, такая правда, никому не нужны, это и так всё понятно, это неинтересно, к тому же и грубо. Что твоя смерть на безвестном диване, если и сам ты пока не заслужил никакой жалости, не говоря уж о симпатии. Кто ты такой, чтобы писать так дерзко и прямо? И твоё сердце сжимается от бессилия, ты начинаешь понимать, что когда тебе надо сказать о самом важном для тебя - ты один против всего мира. И через неделю она отправляется в кино с этим животным из параллельного класса.
Но зато теперь вы уже опытный, не сказать матёрый, корреспондент, знающий две прекрасные истины: первое, чем дальше от тебя адресат - тем больше довериться ты можешь, и второе, чем дороже тебе адресат - тем сложнее подобрать слова. Ещё немного, и можно писать стихи. Собственно, юношеские стихи именно так и устроены, они обращены к созвездию лебедя с жалобой на соседскую девчонку. Это самый простой и безобидный адресат - звёздное небо. Можно всю жизнь обращаться к нему с той или иной степенью довольства собой. Но настоящий поэтический текст не может быть написан в столь легкомысленном направлении, ведь стихи - это не проповедь, и не философия, стихам мало ума, и даже сердца мало, настоящие стихи проникают в совершенно закрытые для всего остального помещения нашего я. И для этого нужен бесстрашный проводник - светлая тень, великое отражение, опережающий мысль, адресат.
Вот взять нашего Уильяма. Кажется, что тот, к кому он обращается в сонетах - в соседней комнате. Уильям просто оставляет исписанный листок на секретере и уходит на службу, в "Глобус" или куда там. А к полудню она наконец встанет, потянется, позвонит в колокольчик, и ещё какое-то время будет бесцельно слоняться по комнатам. И её взгляд упадёт на этот исписанный листок, и на мгновение она замрёт: ах, опять стишки, опять эти глупые строчки, потом, не хочу, не хочу, потом! И так и не развернёт листка, предназначенного позолотить само её дыхание в этот час. Но это уже не важно, потому что в тот миг, когда её взгляд упадёт на листок - послание благополучно доставлено, всё что свыше этого, является уже великодушным бонусом.
В этом есть чудесное преимущество поэта, что-то вроде волшебных сандалий, доставляющих послания куда угодно, поэт всего лишь оставляет своё письмо - адресат его доставит. Да, никакой ошибки - в поэзии адресат занимается несвойственным делом, он доставляет послание. Это сплошь и рядом - повар по совместительству вышибала, любовница заодно и доносчик, союзник рано или поздно предатель.
Помните, как лихорадочно вы додумывали споры за вашей спиной? Это бездарь и ничтожество - говорили про вас ваши враги. Нет! - вскакивали в возмущении ваши союзники - протестую! это тонкий, чувственный, умный человек, единственный в своём роде!... Ерунда, это плебей и неудачник - не отступали враги. Что за странные аргументы? - презрительно усмехались союзники - уж не зависть ли сквозит к его высокой неудаче избранных?... Хаха, не смешите, фу какой дешёвый пафос, мы никогда не поймём вашего союзничества. Конечно не поймёте - презрительно цедили союзники - от вас никто и не требует этого, хехе.
А потом я научился быть дельфином и скакать по волнам реальности, чтобы однажды подсмотреть как это было на самом деле.
Это бездарь и ничтожество - говорили про вас ваши враги.
Ну почему сразу бездарь - нехотя отвечали союзники - не такой уж и бездарь, хотя как человек конечно никудышний.
К тому же плебей и неудачник - добавляли враги.
Ну это да, с этим не поспоришь, жалко его - отвечали союзники, ковыряя вилкой в салате.
Но женщины ему даже из жалости не дают - победно оскаливались враги.
Хахаха, смешно - подобострастно заливались союзники.
И наступил тот день, когда они, эти внутренние мои адресаты, вечно ждавшие моих новых посланий, были вышвырнуты вон пинком, и мнимые союзники, и глупые так и не развившиеся в достойных врагов враги. Жить совсем без адресата лучше, чем жить с глупыми адресатами. Но дети должны рождаться в любви, если вы понимаете о чём я.

Я помню, как сам становился адресатом. Как долго охотилась за мной Марина. В её садах я был наверное пугливым царственным оленем, и стрела за стрелой скользили с тяжёлым посвистом мимо меня. Но однажды это произошло, на пьяной вечеринке, среди весёлого угара и вечных споров о поэзии, когда для драки нужна целая речь, а для непримиримой вражды на всю жизнь - полслова. И мой противник, дряхлый старик, не найдя больше аргументов, изрыгал в отчаянии её строки, выжженые на солнце, горячие горькие наконечники, вгрызающиеся в мякоть глубоко и навсегда. И в мутном моём побеждённом зрачке отражалось послание, жгучие письмена, доверенные мне на осеннем ветру. Или как проваливался доисторическим зверем в искусно приготовленную яму - в прекрасную темноту Блейка, на сладостные шипы невинности, они же опыта, чтобы проступили сквозь кожу радиоактивным шрифтом странные истины для будущего города мастеров. Или как падал подкошенной каплей дождя, впитывался в землю без остатка, проникая всё глубже, пряча в подземные хранилища очередное послание, обращённое сквозь моё сердце.
Нет, я не самый прилежный адресат, чаще всего я даже не знаю верного пароля, и только твержу: симсим, симсим... Но доверенная мне абракадабра не будет доставлена глупости - вот в чём моя надежда. И моё спокойное одиночество, и насмешливый взгляд, и дрожащая улыбка, и неуверенный жест, куда-то в охваченную будущим пустоту.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 12.04.2018. Запись вторая, в погоне за адресатом.