Записки на альпийских лугах. Запись первая.

Шердж Шер: литературный дневник

Отличный версификатор,
но никудышний поэт.


В интернете я чувствую себя дельфином, я знаю, как это: скакать по океанским волнам круглые сутки и половинка моего морского мозга спит, а другая - стойко бодрствует, в вечной погоне. Здесь я всегда в пучине неслыханного чтения, куда ни глянь, сверху, снизу, сбоку, везде - буквы, слова, пузырьки междометий и водоросли словесной ерунды в марианской толще языка. Раньше было немного тревожно: та ли половинка бодрствует, не упустит ли чего, не собъётся ли с курса за прекрасной макрелью. Но ушли тревоги, дельфин венец творенья и ничто не укроется от дельфиньего взора сквозь сны.
И надо сказать, это дельфинианство очень кстати на поэтическом сайте. Ведь нельзя оставаться обычным человеком перед этой ниагарой витиеватой рифмованной воды. Рехнуться можно. Ну и вот. Собственно, это записки дельфина по дороге в Дельфы.
Я недавно понял, чем хочет быть сообщество поэтов - оно хочет быть разбитой китайской вазой эпохи цинь. У всех есть стимул собраться в сборище бездельников, у художников, у музыкантов, у настройщиков укулеле, и только поэты собираются вопреки своему предназначению. Кто-то затянет волынку: не поэты, шантрапа! Ой не надо, отвечу. Сегодня шантрапа, а завтра может и поэты, я видел такое, не исключено. Так вот, собираются, и всё тут. Неважно где, а хоть бы и в интернете, обречённо, бесцельно, невообразимо. И нет, не бесцельно - через полчаса любой самой незначительной встречи поэтов как-то сама собой начинается их битва, потому что поэты во множественном числе это в конечном счёте всегда турнир поэтов. Я не верю, что на свете так много поэтов, и в этом сомнении, как в хроническом припадке я буду биться ещё не раз, но пока для удобства я согласен называть поэтами всех, кто смеет так себя называть. Поэтому начну издалека, со стихов. Тем более, что это излюбленная тема, висящая дамокловым топором на поэтических сборищах - что есть поэзия? - будто в этом кроется главная тайна, будто выяснив это, можно сесть поудобней и написать прекрасные стихи. Будто всё это как-то связано. А это нифига не связано. Можно узнать что такое поэзия - и не стать поэтом. Можно даже написать двадцать прекрасных стихов - и не стать поэтом. И наоборот. Да - стать поэтом, так и не поняв, что такое поэзия. Но я опять забегаю вперёд.
Итак, что же такое для меня стихи, как я их оцениваю и как коррелируется это всё с тайной поэзии?
Никак не коррелируется. Когда во мне бродят новые строчки в поисках выхода - я не оцениваю их как некое стихотворение некого автора. Когда-то в юности может и было так, но давно уже не так. Мой личный опыт поэтического проживания - это жест в пустоту, адресация без особой надежды на ответ, письмо в бутылке. Когда же я читаю чужой текст, я занимаю воображаемое место адресата, получателя этого текста, и между прочим есть в этом что-то мошенническое. Но во всяком случае это совершенно разные вещи - поэзия, вернее мои смутные догадки о её существовании, и оценивание чужих стихов. В таком случае что же я оцениваю, читая и перечитывая тот или иной текст, если уж он заслужил это странное усилие выделить его из общего потока текстов и встроить в некую иерархию?
Как ни странно, я оцениваю себя. Я занимаю не только место адресата, как оговорился уже выше, но и место автора, самым наглым образом я занимаю оба возможных места, попеременно, сначала взывая, потом вслушиваясь, и обратно. Это происходит столь молниеносно и рефлекторно, что сливается в единый квантовый процесс, да простят меня физики за мою вольную аналогию. И вот, я протягиваю послание, в некотором волнении, и я же принимаю это послание, высокомерно морщась. И тут должно что-то произойти. При прочих равных: при том, что мне вполне комфортно заглядывать подобострастно в глаза получателю, и также комфортно мягко улыбнуться в ответ отправителю, должно произойти ещё что-то.
Когда мы читаем стихи, всегда что-то происходит. Даже при чтении плохих стихов происходят важные события: узнавание языка. Да, это давно известная штука, но надо проговорить её, чтобы не сбиться с нашего дельфиньего пути. Вот мы читаем первую строчку стихотворения, неуверенно, словно наощупь, пробуем эти знакомые вроде слова, и пока не узнаём их, мы пробираемся лёгким призраком к концу этой первой строки и говорим себе: ну хорошо. Даже если мы начинаем догадываться, что дальше будет плохо, дальше не стоит идти, мы всё равно говорим себе: это всего лишь первая строка, пусть. Вот в прозе не так. Хорошо помню, как я читал несколько дней первые семнадцать страниц "Дара" с этим ощущением необязательности и раздражения, пока вдруг не оказался в сладостном капкане набоковского языка. В стихах не так, невозможно читать семнадцать страниц стихов в ожидании чего-то, даже семнадцать строчек в стихе невозможно прочесть одним безразличным порывом, таково свойство стихов - в них что-то должно происходить, и только первую строчку можно пройти как призрак сквозь стену.
А потом мы вступаем во вторую строку, как в девственный лес. И слова начинают обступать нас, и мы начинаем их узнавать. Мы ещё не знаем их настоящего значения, их тайной сути, кем они приходятся друг другу, но мы уже узнаём их поступь. Мы говорим о хороших стихах, а значит что-то начинает происходить. Какая-то часть нас уже здесь, на середине второй строки, может ускользнуть назад, к началу, и чем дальше - от нас всё чаще будут отделяться частички нас, оставаясь там и тут, превращая нас в странное растекающееся по тексту существо. К первой рифме наше путешествие может походить на кораблекрушение - таков может быть эффект узнавания в хороших стихах. Корабль обыденности терпит крушение от волн узнавания, и дальше вплавь. Хорошие стихи дарят нам радость сновидения, когда ты видишь смутную фигуру и узнаёшь лицо, слышишь обрывок фразы и узнаёшь тот самый голос, и ту, ту прекрасную мелодию, которую казалось забыл навсегда. Каждая следующая строка может набегать волной, стирая следы предыдущей, как в том сновидении, но это уже не важно, ведь радость узнавания сделала нас всесильным существом, способным вбирать все строки текста одновременно, будто текст превратился в полчище солнечных лучей сквозь шорох ресниц. Но это не всё. В хороших стихах особенные концовки. Это может быть неожиданный удар колокола, или яркий отблеск острия, или долгий перекатывающийся ввысь баховский аккорд - но это должно быть особенно, и это стало непременным свойством хороших стихов. Особенная концовка - это как занавес. Как-то ведь надо заканчивать хорошие стихи. Сон окончен, пора просыпаться, вы прочитали хорошие стихи.
И вот, я протягиваю послание, в некотором волнении, если вы ещё не забыли. И что-то должно произойти. И если это не обычный хороший текст, а настоящие стихи, происходит следующее: я вздрагиваю от первой строки. Настоящие стихи не дают мне времени ни на что, кроме узнавания, при первом же взгляде я начинаю узнавать. Я протягиваю руку за посланием, я поднимаю глаза, и не успеваю высокомерно поморщиться, потому что я начинаю узнавать себя.



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 28.03.2018. Записки на альпийских лугах. Запись первая.