Неизвестные стихи. Юлия Гольдберг
Юлия Гольдберг
* * *
…И поздних слов бессонная печаль,
Привычная, как след после болезни,
Но всё равно превыше всех начал –
Начальный стих сосущей душу песни!
Мой первый стих, мой нежный стих, прости,
Что слишком рано начала я грезить
Словами, не умевшими спасти
От холода и ужаса созвездий.
Теперь, когда стучит и жжёт в висках
Строка тяжёлой наполняясь силой,
Я повторю: ты был мне, как река,
Что в зной уберегла и напоила.
Мой первый стих, спасение моё!
И как бы от бессилья ни кричала,
Ты в милости своей не устаёшь,
Закрыв глаза, шептать: «Начнём сначала».
И снова все обиды отложив,
И тесно охватив себя за плечи,
Тяну из тьмы запасников души
Тугую нить глаголов и наречий.
Что может быть прекрасней на земле,
Далёкое обману и измене!
И проступает контур на стекле –
Крылатый вестник будущих рождений.
* * *
Благословляю всех, кто был,
Кто на пути моём являлся,
Кто вдосталь душу напоил
Тоской томительно-неясной.
Создатели моей строки,
Не устаю вас петь и славить,
А в том, что истины горьки,
Я упрекать судьбу не вправе.
Вы были милостивы столь,
Что оставляли на прощанье
Не взгляд, мучительно-пустой,
А стих прекрасный изначально.
И, провожая до ворот,
Я знаю: вы не виноваты,
Что слишком крут был мой порог,
Что я была вам слишком рада.
* * *
Поэзия не терпит пустоты,
И тем она похожа на природу,
И вдоль души, по кромке небосвода
Растут её тенистые сады.
Глядим на землю с птичьей высоты –
И каждую травинку различаем.
Поэзия, безликая вначале,
Приобретает меты и черты.
Уже не разделяем: я и ты,
Уже не амфибрахий и анапест, -
В размер дыханья всхлипами анакруз
Врезаются созвездья и цветы.
И все слова понятны и просты:
Рифмовник жизни и рифмовник смерти,
И нет границы, только веки смежить
И распрямить примятые листы.
* * *
Когда переселяется душа,
Ей прежнюю не жалко оболочку,
Она уже увидела воочью,
Как меж двумя телами краток шаг.
Ей всё привычно в таинстве простом
И ведомо так много и так мало,
Что слишком одинокой и усталой
Она стучится в следующий дом.
* * *
…И я ошиблась веком, может быть,
И потому мне некого любить,
И потому мне нечего боятся.
Моя судьба осталась позади,
А я запнулась на чужом пути
И не могу ни плакать, ни смеяться.
Когда б не стыло время надо лбом,
Когда б не пела птица под ребром –
И невпопад всегда, и не о том, -
Когда б не глупая привычка,
Я тоже подошла бы под размер,
Но голос мой негромок и несмел
И слог не соответствует обличью.
И остаются только сад и дом
Единственным связующим звеном.
Когда на землю я вернусь потом,
Мне будет, где на время поселиться.
Хотя, пожалуй, их уже снесут,
И в этом смысл новизны и суть,
И повод – никогда не возвратиться.
* * *
Ноябрь. Листопад.
Старинное названье,
В котором слышен всхлип
Слетающих листов.
Мы бродим ноябрём
по кромке мирозданья,
где шёпоты и шорох
куда яснее слов.
Где, наконец, равно
Ранимостью пространство
И хрупкости души,
И трепету струны…
Но мы верны себе
В своём непостоянстве,
И оттого в любви
И в смерти мы одни.
Мы сами обрекли
Себя на неслиянье.
Мы отстранили мир,
Чтоб выделиться в нём,
И вот преодолеть
Не можем расстоянье,
И пишем и поём,
И плачем об одном…
* * *
Елагин мост, наверно, помнит
Прямой и строгий силуэт,
Как мягко выбивали кони
В пушистом снеге ровный след.
И островов седые пятна
Ложились картою судьбы,
И повторялись многократно
Мосты, деревья и столбы.
О, сколько раз, медвежью полость
Запахивая: поскорей! –
Глотал он ветра влажный холод
И свет неярких фонарей.
Те два огня горят, как прежде,
На въезде: густо сыплет снег,
И чудится за рябью снежной
И силуэт, и скрип саней…
* * *
…Не шевелиться, слушать дождь, глядеть
На липы, пруд и старую скамейку,
Как пузыри всплывают на воде,
Как дождь на стёклах оставляет метки.
Всё в рост идёт. От зелени светло,
Цветенье тополей неотвратимо,
И старый клён с надломленным стволом
Не портит окружающей картины.
И дождь не нарушает тишины,
А продолжает заданную ноту.
Скамейка, клён и краешек стены
Заглядывают в зябнущую воду,
Но отраженье убегает прочь,
Вода дрожит и морщится, и плачет…
И постепенно переходят в ночь
И этот день, и этот дождь бродячий.
* * *
По комнатам бродил сквозняк:
Так начиналось лето.
И это был особый знак
И верная примета.
И мы ходили босиком,
Дверей не закрывали,
И просыпались с петухом
На колком сеновале.
А дождь стеной не заливал:
Он был грибной и светлый,
Пропитывался сеновал
Прохладою рассветной.
И было слишком хорошо,
Чтоб долго продолжаться.
И день настал, и ты ушёл.
…сентябрь приближался.
ИЗ ЦИКЛА «САД»
1.
Я верю в чудо, повторяю: «да»,
Протягивая тёплые ладони.
Есть только «никогда» и «навсегда»,
Забудь иные правды и законы.
Есть только этот час и этот жест –
Ладони, раскрывающейся чуду,
А то, что в мире было или есть,
Не вспоминай: я буду и пребуду.
Я буду цвесть в твоём ночном саду
Средь звуков настороженно-беспечных,
И если я когда-нибудь уйду,
То всё равно останусь там навечно.
Ты сбережёшь мой образ меж дерев,
Как отзвук зашифрованного слова.
Я никогда не стану там стареть –
В твоём саду, средь царства травяного.
Где птичий свист и дудка пастуха,
Где так близки недоступны лица,
И строчка позабытого стиха,
Как в медальоне, на груди храниться.
2.
И всё-таки благословляю жест,
И всё-таки благословляю взгляд,
И в жизни нет напрасных слёз и жертв,
И ничего я не верну назад.
Как всё сложилось, как сошлось – пускай,
И незачем заигрывать с судьбой.
Гляди скорей: ладонь моя пуста,
Я ничего не забрала с собой.
Когда придём, на встречу опоздав,
Над чёрным садом будет падать снег.
Покажется: попали не туда,
Окажется: другого вовсе нет.
А сад не помнит наши голоса,
И затерялось эхо меж дерев,
И ест слеза солгавшие глаза
В благословенном нашем декабре.
3.
На пепелище вырастает сад:
Богаче пепла нету удобренья…
Всё в мире умирает лишь на время,
Слепую плоть не следует спасать.
Ну, а душе сам Бог велел гореть,
За просто так, не обещая сада,
Но, может быть, прекрасная прохлада
Когда-нибудь настанет на земле.
И будет семя падать в пашню лет,
Чтоб в темноте распасться, прорастая,
И будет птица петь, не умолкая,
И мы раскрошим ей свой тёплый хлеб.
Другие статьи в литературном дневнике:
