Черту морскому в зубы тех, кто не покидал болото.
Мельничные жернова судьбы, ржавые гильзы лет
валятся в зубы морского черта, стертые от работы,
сколотые камнями, что рвут из-за пазухи как стилет.
Загомонили волны, шумят расхристанные полотна
в очереди к мольберту, как старики за святой водой.
А крысы, взявши сухим пайком надежду, идут поротно
за борт, взметнув проклятья как автоматы над головой.
Выматерив палача, отрекаясь от чуда, как поп-расстрига,
сбросив свой камуфляж «под сказку», плюнув на свой окот,
не улыбаясь, Чеширский Кот выкарабкался из книги,
и в судовую роль вписался как Корабельный Кот.
И выбираясь на палубу, чтобы глотнуть крепчайшего бриза,
чувствует - лепестками ромашки из ослабевших лап
«хочет-не-хочет-вопит-мурлычет» - сыгранная реприза
разваливается форштевнем лихим, безжалостным, как пила.
И в тот же бурун опилок, в этот же фарш «былое и думы»,
в эти же «воспоминания и размышления» отставника,
прах и пепел от Песни Джунглей после зачистки трюмов,
Маугли сыплет, старея от человечьего языка.
Злобной, отгрызшей душу себе вместо лапы, лисицей,
точно наследник Али Бабы, проигравший все в «нечет-чёт»,
хмуро облокотился на леер и на меня косится,
думает о кохинварской девке, о том, что она не в счёт.
А мне до него - что мне до него, я тоже не настоящий.
Мёртв, но не захоронен, и потому завербован в рейс.
Дело мое простое – выть на луну, я – назадсмотрящий,
и, когда нет луны, молчать, забившись, как мачта в степс,
в мрачную ватность ног бойца, забытого при отходе,
в гулкую тишину под каской не хватившего дня.
В нежность перецелованных губ в жадности и природе,
в тепло и спасение губ, уповающих на больного меня.
И та, захотевшая странного, не жалеющая о суше,
изрезав ненужные ноги о человеческие ножи,
ляжет на пересечку курса, крик подавив белуший,
чтоб ощутить всей кожей как судно, дернувшись, задрожит.
Дернется, перевалит, рыскнет, палуба покачнется,
рыжей любви копна взметнется с кровью из-под винта,
и за кормой все тускней, невнятней и далее остается
смысл убитой сказки, останки взрезанного кита.
И остается держать как штык, слабея от кровопотери,
сгрызая себя лисицей, не сразумев разомкнуть капкан,
к мысу Любой Надежды курс, зазубринами безверья
лохматящий наши души и сны пронизывающий кукан.
Харкая кровью с криком «Ровней на руле!», привыкать к удушью
глотая «Прости меня и вернись» Пока не выест глаза
зрелище, как от твоих вымпелов «Спасите наше бездушье»
любой корабль, передернув обшивкой, отваливает назад.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
