***

В детстве мне повезло жить
на чердаке, на чистом антресольном, там висела морская форма маминого брата укроешься его шинелькой, а на ней медалек… они звенят: так дзынь…
И пуговицы и кортик… в оПСщем , слабая душа моя - низко пала неосознавши и присвоила кортик.
А потом осознанно в несознанку ушла.
Мамин брат стал про войну рассказывать, про маму-девочку,
душа моя заплакала и вернула кортик.
А потом я ему стихи про войну ночь на пролет и он сам чуть не заплакал.

ТАМ ЕЩЕ машинка печатная была!
КОНТИНЕНТАЛЬ или ЗИНГЕР?
- Да-да-да Зингер!!!
Внизу ногами клацаешь колесико крутишь, а оно блестящее!

***
Еще там был зонтик японский-соломка, раскроешь и смотреть
через него - он изумрудный, и пейзажик японский такой
нежный…
и думаешь, где-то далеко есть Япония, совсем другая - не такая как мы.
И люди другие...
Там японкам ноги связывают - шторами.
Они вместо платьев в занавески заматываюцца, и ходят на дощечках.

Вокруг серо, пасмурно, моросит, грязь разъезженная,
а зонтик раскроешь, глядишь – весело и надежда, где-то есть другой мир, ЯПОНСКИЙ...
Но ветруган подул и сломал этот зонтик, он ведь
был бумажным и все волшебство исчезло...

.
_____Девчачья, не девчачья, Санто... а у меня такой стеклянный шарик был, с цветными фитюльками внутри.
Да, а в школе у меня было несколько кличек: Макака, Макик, Макикоша. Так что твоя Макука где-то рядом уже.
Фантазер ты, Санта. Это неисправимо. Да и ни к чему. Все, что мы видим и воспринимаем - это майя, наваждение - ввиду несовершенства органов чувств.
В качестве жизни выигрывает тот, у кого картинки мира более детализированы и насыщены, к нему всяки Оли Лукойлы с зонтиками цвета бензиновых разводов на воде и приходят, а к остальным - с гудронными.
А у тебя, вишь, даже материализовался зонтик-то )

***
Война накрыла маму, когда ей было 15-ть.
Они с моей бабушкой Анной Францевной жили на Украине, а мамин брат Владимир
ушел воевать - он был офицером на военном судне.
Немцы наступали, мама с моей молодой бабушкой бежали в противоположную сторону.
План был - добраться до Баку. Туда должно было прибыть военное судно с братом,
а он, они надеялись, защитит.
Из города эвакуировали завод, и маму с бабушкой взяла в свою машину
еврейская семья, обещали, что помогут выехать, но без вещей.
Мои сели в грузовик налегке, а как отъехали, так их попросили выйти.
Они были нужны для того, чтобы те свои вещи дополнительно взяли - на каждого человека тюк полагался.
У мамы был только портфельчик с ее фотографиями, она на артистку хотела поступать.
Ехали они в поезде.
Началась бомбежка, бабушка кричала:
- Танечка! Беги от меня! Кто останется в живых, Володе расскажет, как мы погибли.
Поезд бомбили, они бежали и оказались в пролеске.
(Рассказывая мне, как бомбы летели, мама сжималась, будто пряталась в плечи,
делала так: "Дзыыы….- БАХ!!!)
- Зима еще не разошлась, - говорила она, - но лужи уже затянуло льдом.
Я бегу, пригибаясь под бомбами, сорвала косынку, пытаюсь увидеть
свое отражение в лужах - такая красивая, неужели сейчас умру?!!!
Она любовалась, не верила, что убьют.
(Скажи после этого, что красота не страшная сила?!!!)
Разве это любование под бомбами в последние секунды жизни, не есть высшее проявление женщины?
Потом мама прыгнула в воронку, а некоторое время спустя ее из под трупов извлекли живую.
Она побрела к разбитому поезду. Там уцелевшие солдаты курили махорку
и рассматривали ее фотографии. Портфельчик порвался, и фотки разбросало взрывной волной…
А бабушка металась от вагона к вагону:
- Вы не видели девочку? Вы не видели?...

Веришь ли, эти бомбы многое в моей жизни определили.
Бывало, что на мои трудности мама говорила:
- Ну бомбы тебе на голову не падают?
- Нет!
- Ну так все!
Измеряя проблемы бомбами, как-то по-другому видишь житейское...

Кортик, палуба, синий платочек.

Мама с бабушкой добрались до Баку. Днем там было тепло, а ночью холодно.
Днем их пускали в квартиру погреться, а ночью выпроваживали - нельзя без прописки.
У одной женщины был младенчик, но она с ним эвакуировалась,
а талоны на питание для младенчика маме оставила.
Вот они с бабушкой вдвоем на этих бутылочках для новорожденного и держались.
Наконец, военный корабль с Владимиром причалил к берегу. Состоялась их встреча.
Брат забрал мать и сестру, оставил их в каюте, а сам пошел к капитану просить,
чтобы родных разрешили вывести в тыл.
Мама потихоньку пошла за ним, стала за приоткрытой дверью, прислушалась,
о чем капитан с братом говорят.
Капитан сказал:
- Не позволю, не будет на военном судне гражданских лиц!
А брат сказал:
- Я не для того кровь проливал, чтобы мои мать и сестра оказались в плену!
Капитан схватился за кортик, и брат рванул свои ножны, а мама вбежала
и повисла на руке брата:
- Володя, Володенькаааа не надо!!!
Капитан посмотрел на нее и сказал:
- Оставить, в виде исключения, мать и сестру на корабле.
Брат отдал честь и вышел. Мама с бабушкой сидели в каюте,
к ним все время стучались матросы и что-то предлагали:
- Вот для матери и сестры.
И передают две сложенные тельняшечки, такие тепленькие!
Потом снова стук и новый подарок - юбки, сшитые из матросских брюк,
такие тепленькие, хорошие, шерсть плотная, красота!!!
А вечером мама с братом вышли на палубу.
Все спали, они стояли в тельняшках обнявшись и пели «Синенький скромный платочек»
(ключевое слово - "скромный" и этот ласкательно уменьшительный суффикс - синенький...)
Мама пела больше чем очень хорошо, а брат басом и мимо нот.
Было ветрено...так они, прижавшись друг к другу, пели...
А потом, на семейных праздниках, бывало они с братом обнявшись, запоют душевно дуэтом, она чудесно, а он басом и мимо нот...
Обоих уже нет на земле.
Поезд и раненый солдат

Когда военное судно Вдадимира пришвартовалось, моряки собрали маме и бабушке
драгоценную посылку - табак и чай.
- Зачем табак? - удивлялась мама.
- Будете менять на питьевую воду и еду.
Моряки и брат провожали их к поезду. От платформы отходил состав с ранеными.
У входа стояла толстая проводница и твердила:
- Гражданским нельзя, поезд для раненых! Гражданским нельзя!...
Моряки окружили проводницу, взяли в кольцо:
- Мамаша, или наши мать и сестра уедут, или вы останетесь.
Проводница согласилась с условием, что моя мама будет носить раненым воду,
а пресная вода - на вес золота.
Она разносила по вагону воду в бидоне из него наливала в кружку
и давала раненым попить.
Солдаты лежали на полках курили и травили военные байки.
В одном купе было особенно весело, на третье полке лежал молоденький солдатик,
ему бомбой оторвало ступни ног, торчали перебинтованные култышки.
Все хохотали над какой-то армейской шуткой, а солдатик рассмеялся и забыл,
что у него нет ног.
Хохоча, он свесился с полки и прыгнул прямо на эти култышки.
Крик, его прошибло потом и он рухнул без сознания.
Стало тихо, точно все умерли.
Моя девочка-мама рванулась к солдатику и плюхнула ему в лицо всю драгоценную воду.
Он дернулся, пришел в себя. Потом тряхнул головой, вспомнил анекдот и расхохотался!!!! и за ним весь вагон - все смеялись.
Так и доехали на сухую, без питьевой воды.

Ерунда по сравнению со Вселенной.

Вспоминаю это, а в голове звучит мамин голос, ее речь, фразы.
Не все мама измеряла бомбами.
Она еще говорила, утешая меня:
- Какая это ерунда по сравнению со Вселенной!
ее интонация:
- Ты шутишь? Все-ле-нная!

Лина Чирко: литературный дневник
Глава 1. Георгиевский кавалер.

Иван Иванович ходил по комнате в задумчивости и негромко напевал себе под нос, как будто маршировал и строевую песню затягивал:
Вспомним, братцы, как стояли
Мы на Шипке в облаках!
Турки нас атаковали
И остались в дураках!
В углу возился с игрушечным паровозом шестилетний сын Павлуша, в соседней комнате что-то обсуждала с кухаркой жена. А обе дочери – старшая Ольга и младшая Анастасия - еще не вернулись из гимназии.
Был обычный зимний день. В изразцовой печи потрескивали поленья, за окном медленно кружился снег.
Иван Иванович подошел к окну. Вдоль улицы стояли двухэтажные дома, а по дороге, засыпанной снегом, медленно брела лошадь, запряженная в сани, нагруженные какими-то тюками. Рядом шел бородатый мужик в ушанке и тулупе.
Иван Иванович снова запел:
Только утро рассветает,
Разнесет вокруг туман,
И на Шипку наступает
Вновь упорный Сулейман.
Как стрелочки подскакали
На казачьих лошадях,
Турки разом закричали
Свой "аман" и свой "аллах"!
Иван Иванович Чернов был в купеческом городе Чистополе личностью не просто известной, а в некотором роде знаменитой. Он был участником русско-турецкой войны за освобождение Болгарии, героем Шипки, полным георгиевским кавалером и членом городской думы. А еще он был почётным гражданином достославного города Чистополя.
Десять лет назад он участвовал в военной кампании, а вернувшись в родной город, женился на девице с приданым и, как многие жители Чистополя, стал промышлять торговлей: обзавелся двумя магазинами – один бакалейный, а другой магазин готового платья, который любили посещать здешние модницы.
И стал себя в шутку называть «купцом третьей гильдии». Впрочем, какой он купец? Так себе, средней руки торговец… Вот Шашины – это купцы так купцы! Хлеб по всей Казанской губернии скупают, по берегам Камы и Волги. В разных городах дома у них, склады. Пароходы и баржи по рекам ходят с зерном. Миллионщики! И дома себе в Чистополе выстроили не простые, а с затеями, с архитектурными изысками… Одеваются по европейской моде, как благородные господа.
Иван Иванович был ростом невысок, полноват, с добродушным лицом и красивым голосом. Любил вкусно поесть, вздремнуть после обеда, прокатиться в своем «экипаже», запряженном парой гнедых лошадок. Дела у него шли хорошо, не жаловался. Жена Иулиана родила ему двух дочерей и сына. Сама она внешне была полной противоположностью мужу: высокая, худощавая, с быстрыми движениями, хозяйственная и рассудительная. Иван Иванович добродушно подшучивал нал ней: «Вроде голодом тебя не морят, отчего же худая такая? Тебя хоть в райский сад посади, день и ночь царскими яствами корми – ты всё равно не поправишься!»
Жену свою он любил, детишек баловал, особенно среднюю, бойкую и любознательную Анастасию. Старшая, Ольга, мечтала скорее окончить гимназию, поступить на курсы фельдшеров и посвятить себя медицине. А средняя, Настя, была гордостью гимназии: училась легко, всё хватала на лету, любила танцевать и даже стихи писала. В будущем видела себя учительницей или классной дамой. Единственное, что ей не нравилось – это рукоделие. Отец самую дорогую швейную машинку фирмы Зингер купил, думал, увлечется шитьём… Да где там! Шить, вышивать, вязать – для этого же усидчивость нужна! А девчонке усидеть на месте было сложно: на уме только прогулки с подругами да катание на коньках в городском саду под музыку духового оркестра. Там и кавалеры были – ребята из реального училища! Как весело с ними кружиться под музыку и скользить в парах по льду!
Большая затейница она, средняя дочка. Выдумщица, фантазерка. А отца как любит! Вечером придёт с мороза, придвинет скамейку к изразцовой печи, усядется на неё и заводит разговор то о книжках – как же много она их читает! И все помнит! То о гимназии – о классных дамах, о молодом учителе словесности, любимце всех гимназисток. Но больше всего любит она слушать рассказы отца о войне. Он был участником битвы, вошедшей в историю как Оборона Шипки. Тогда шесть тысяч солдат Российской Империи отбили атаку 30-тысячного турецкого корпуса и удержали позицию.
Начинали-то эту битву все шесть тысяч русских воинов, не щадя себя, героически удерживали перевал, отбрасывали всё новые и новые атаки турок. А к концу сражения от полка, где служил Иван Иванович, осталось в живых всего девять человек. И когда одержали победу, генерал Скобелев всех их перед строем выставил, соскочил со своего белого коня и лично каждого наградил георгиевским крестом. И обнял каждого по-отечески. А солдатушки-то, бравы ребятушки, в строю «ура!» кричали и шапки вверх подбрасывали, чествуя героев.
Вот почему Иван Иванович часто затягивает эту песню, которую из Болгарии в Чистополь привёз:
Вот была тогда потеха:
Наши грянули "Ура!"
Мигом турки побежали,
И досталась нам гора.

Накрест пули и гранаты
День и ночь над головой.
Холод... Голод... Эх, ребята,
Не забудем этот бой!..

Разнесли мы вражью свору,
Разметали всю орду.
…Это было в трудну пору,
В семьдесят седьмом году!

А Настя всё расспрашивает: «Ну, а кроме славы и почёта, что дают тебе эти георгиевские кресты?» (Этих крестов было у него всего два).
А он в шутку отвечает: «Вот, например, иду я вечером с заседания городской думы, зайду выпить и обогреться в трактир, а потом выйду оттуда, да и не ровен час, не удержусь на ногах, упаду. Так городовой не имеет права меня в участок забрать. Он должен заботливо меня поднять, на извозчика посадить и самолично препроводить до дома. И не важно, что я никогда до такой степени не напиваюсь. Важен принцип, который называется «Уважение к заслугам».
Настенька смеется, в ладоши хлопает. Ей приятно, что отца-героя весь их город знает. И любят его горожане за добрый и весёлый нрав, за то, что в торговых делах честен, лишнего ни с кого не берёт, с конкурентами ладить умеет, а если кто-то со своей нуждой к нему обратится, то непременно поможет.

***

________________Линочка, с первой строки сложилось впечатление, что читаю хорошую классическую русскую прозу:))
Потом вспоминаю, что это Ваше И ДУМАЮ, а МЖТ ВЫ Сперли бестрепетной
рукой у какого-нить классика?!!!

МЖТ ВЫ и не поэтесса вовсе, а самая, что ни на есть настоящая ПРОЗАЙКА!!!

Отличный легкий, гладкий слог, прям катится, как по маслу....

ДЫК, что же дальше?

А песня - это песенка ТЕХ ЛЕТ? или ВАША?

И отзачем такие прелести - в личку?
Когда всякую муру ЛЮДИ ни разу не СТИСНЯЮЦЦО публиковать.

ВПЕРЕД, ДРУГ МОЙ, РАБОТАЕМ!!!!

ЖДУ ПРОДОЛЖЕНИЯ!!!

Другие статьи в литературном дневнике:

• 23.08.2023. ***
• 17.08.2023. ***