***
всПоминаем...
День ПАМЯТИ
Кирилла Владимировича Ковальджи
10 апреля 2017 года
Остановилось сердце ещё у одного большого поэта современности - Кирилла Владимировича Ковальджи.
Ещё не предан земле прах Евгения Евтушенко, скончавшегося в первый день апреля в Америке.
Ещё не сказаны слова прощания над его могилой, место которой он сам выбрал ещё при жизни, - завещая похоронить его в Переделкино, рядом с Борисом Пастернаком...
И сегодня, в Юбилейный День рождения любимой нами всеми поэтессы Беллы Ахмадулиной, почившей семь лет назад, эта новость о кончине Кирилла Владимировича, звучит как бы печальным рефреном всех последних событий в поэтическом мире России...
==============
… Жить, принимая всё,
Всё, что можно, пусть будет испытано;
Жизнь городов и сёл
Сердцем открытым впитывать,
А потом, взвесив жизнь в тишине,
Говорить о том, что прочувствовал,
О том, что скопилось во мне
По дням и ночам без устали —
И сгореть на таком огне!
Я родился, чтоб жить любопытствуя,
Благодарно и жадно жить,
И об истине бескорыстно
Для живущих стихи сложить.
Эти строки Кирилл Владимирович написал ещё в пору своего девятнадцатилетия.
И как он потом напишет в своей биографии:
*Простодушное стихотворение, своеобразное кредо, которое мне теперь интересно (как документ!) тем, что я, во-первых, интуитивно связывал свое «созревание» с долголетием, во-вторых, не спешил вступать в поэтическую роль. Мне просто хотелось жить, понять жизнь, чтобы рассказать о ней. Никакого тщеславия. Нечто вроде ответственности летописца: будто кто-то мне поручил свидетельствовать «о времени и о себе». Я и следовал этой «программе», будучи одновременно погружен в современность и приподымаясь над ней. Считался с настоящим, но был свободен от него. Никогда целиком и полностью не сливался ни с одной жизненной (и житейской) ипостасью. Отсюда постоянное (порою мучительно противоречивое) чувство некоего своего превосходства и вины. И то и другое не следовало афишировать… Замечательно сказал Пастернак (в письме к Шаламову от 4 июня 1954 г.): «Меня с детства удивляла эта страсть большинства быть в каком-нибудь отношении типическими, обязательно представлять какой-нибудь разряд или категорию, а не быть собою… Как не понимают, что типичность — это утрата души и лица, гибель судьбы и имени». Я тоже с детства это чувствовал, при всех внешних компромиссах все-таки избегал совпадения с какими бы то ни было «категориями», чурался постоянной роли, определившегося «имиджа», клетки. Сказано: «Быть в мире, но не от мира сего». Похоже на эпитафию Сковороды: «Мир меня ловил, но не поймал». Как убого на этом фоне выглядит пресловутая ленинская формула «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Нельзя и — можно! Даже должно. Потому в кругу любых догм я потенциальный еретик, готовый признать правоту оппонента, если он действительно прав… Мне не свойственна «энергия заблуждения». Потому и в литературной жизни я «беспринципен»… Эта моя особенность трактуется порой как житейская уклончивость, как отсутствие сильного характера. На поверхности действительно то ли зыбь, то ли рябь, но под ней все-таки неуклонное и вполне определенное течение. В русской поэзии достаточно сильных характеров и ярких дарований. Однако в моих стихах при желании можно найти что-то такое, чего нет у сильных и ярких. К тому же я — не только стихотворец, а (по словам одного знакомого) «разветвленный человек». Наверное, в отличие от Маяковского — «тем и интересен».
По этим принципам и жил Кирилл Владимирович всегда!
СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ ВАМ, ДОРОГОЙ УЧИТЕЛЬ!!!
Другие статьи в литературном дневнике:
