Трагедия культуры, расстрелянной в упор...

Странница Востока: литературный дневник

Много лет спустя, уже в конце жизни, Лев Адольфович Озеров напишет свой очерк "Трагедия культуры, расстрелянной в упор", выразившись как всегда в своей манере изящного "сарказма": «вступив в воспаленную зону воспоминаний...».


Во вступительной части он напишет:


"Вступаю - не без опаски и волнения - в воспаленную зону воспоминаний. Всему своя пора. Свидетель и собеседник, я должен дать своей памяти работу. Работа эта будет нелегкой. Память не всегда находится у человека в повиновении. Она выдает на гора то, что ей нужно, а не то, что нужно ее повелителю - человеку. Во всяком случае, она не в дружбе с хронологией и давно прошедшее мешает с недавно прошедшим. Эпизоды следуют не строго друг за другом, а произвольно и хаотично.
Гоню память вспять, и боли и муки давнего периода возникают во мне явственно и решительно. Боль и мука не однодневны, не быстропроходящи, а постоянны. Вот уже сорок с лишним лет я ношу в себе (как, впрочем, и многие мои современники) эту боль и эту муку.


Дата - 12 августа 1952 года - глубоко впечатана в меня. Она - более того - врезана в меня «железом, обмокнутым в сурьму». В этот день, как знают теперь в России и во всех странах мира, были расстреляны поэты, писатели, критики, актеры, общественные деятели - вне зависимости от того, партийные это люди или беспартийные, оптимисты или пессимисты, блондины или брюнеты. Решало другое: эти люди евреи по национальности. Расстреливая их, власти расстреливали в упор еврейскую культуру в лице её лучших представителей. Это были творцы вершинных явлений культуры, которая до этого переживала недолгий расцвет. До меня это назвали Расстрелянный Ренессанс.
Отдаю себе полный отчет в непомерной трудности стоящей передо мной задачи. Можно было бы отойти в сторону, промолчать, сидеть сиднем. Ан нет! Не смогу. Даже и не попытаюсь. Я должен рассказать о людях, встреченных мною в жизни и оставивших в моей душе глубокий след. Общаясь с ними, глядя на них, слушая их, я и помыслить не мог, что их ждет катастрофа. Не только каждого в отдельности, а всех вместе..."


И он напишет о них, сказав при этом:


*Трудно говорить об одном загубленном человеке. Тем сложней говорить и писать о нескольких примечательных людях, о трех поэтах: Давиде Гофштейне, Переце Маркише, Льве Квитко. В судьбе этих трех поэтов покажу судьбу культуры, если мне это удастся...


И завершит свой очерк, обращаясь уже к потомкам:


"Здесь я вел речь о трех поэтах, загубленных вместе с другими деятелями еврейской культуры в августе 1952 года. Каждый из них заслуживает особого внимания и серьезного монографического разбора. Поименованные три поэта представляют тридцать, и триста, и три тысячи, и триста тысяч, и три миллиона людей, для которых они писали и от имени которых они писали. Одному человеку не под силу описать трагедию нашего времени. Я пережил и переживаю ее вместе со всеми и здесь передал её не как историк, а как поэт. Архивы открыты. Документы подняты. История пополнилась новыми датами и именами. Раньше мы громко говорили: история учит. Наш опыт показывает: не надо спешить с такого рода умозаключениями.
Август пятьдесят второго. Трагедия культуры, расстрелянной в упор. Дата, отмеченная повсеместно. Почти через год после даты Бабьего Яра, тоже отмеченного повсеместно. Эти даты не только в календаре. Есть место не менее, а более прочное и надежное, чем календари, - сердца людей."


Отсюда: http://www.stihi.ru/2011/03/01/6687



Другие статьи в литературном дневнике: