***О словах, лунах и создателях — Ложись на кровать лицом к окну. Ничего не говори, только слушай. Голос его звучал негромко, но столь повелительно и твердо, что я беспрекословно повиновалась. Кровать едва скрипнула под весом моего тела, словно и она признавала за ним право возводить тишину в закон. Теперь я была лишена возможности видеть то, что он делает, и могла ориентироваться лишь на слух. Он передвигался легко и практически бесшумно, поэтому только скрип кровати дал мне понять, что мужчина находится за моей спиной. Он по-прежнему не прикасался ко мне — лежал не шевелясь. Не знаю, с чего я взяла, что он принял ту же позу, что и я — на правом боку, слегка поджимая левую ногу, — но уверенность в этом была так велика, что я решила не спорить с интуицией. ... Потом он заговорил. Еще тише, чем прежде, но отчетливо, вкладывая в слова силу своего желания. Он гладил меня словами, покусывал, дразнил, он раздвигал ими мои ноги и вкладывал их в меня, и неспешно, долго ласкал — чтобы уже через секунду грубо всунуть их в мой рот, чтобы вздернуть меня за волосы, чтобы навалиться всем весом, распять, обездвижить, отобрать воздух и сознание. И — разбудить меня ими, и опять обласкать, и вознести, и поклоняться моим судорогам, и молиться на мои разметанные волосы, и пить мои слезы, которые наиболее горьки в минуты счастья. ... Позже мы объединили наши тела, и все было так, как обещал его голос, который не мог принадлежать только человеку. Но даже на пике острейшего удовольствия я не могла не сожалеть о невозвратности того постижения себя и бездны, которое он открыл для меня посредством слова. Мы были равно искушены и лишены стыда и страха. Дважды за эту ночь янтарного времени он воцарялся на мне, и дважды я взяла его так, как это делали царицы амазонок. После он попросил передышки. Я раскрыла ему объятия и приняла его тепло, и уже через минуту он крепко спал, пока не ослабляя кольцо рук. Я смотрела на его лицо - в свете полной Луны суть его была обман, и передо мной последовательно менялись все его маски и личины. В последней явленной я узнала Пана и прижала палец к его губам, запечатывая слова приветствия. После этого лицо его расслабилось и за внешней броней морщин, свойственных людям, пытающимся контролировать себя даже во сне, я увидела его лик, еще совсем юный, недавно себя осознавший и страдающий от этого. Его я поцеловала — медленно, без огня и вожделения — и он тоже уснул. Смола времени прекратила мироточить из обломанной ветви украденной ночи, над морем, не касаясь воды и не замочив подола, пробежала вечно юная Эос, и я поняла, что пора уходить... Она потянулась ко мне, глаза ее были черны и уже ничего не видели. Она уходила. Я обняла ее так крепко, что атомы наших тел потеряли память о принадлежности и начали перемешиваться, готовясь к очередному созданию. Когда я целовала ее — нежно, раздвигая языком спящие губы, ее не стало. Я улеглась в постель, слушая, как, сладко зевая, устраивается во мне создательница миров из ничего и богов из праха. Вечно с ней так — обретая тело и временную самостоятельность, она забывает, что все преходяще и только я неизменна. Но, хвала неоткрытым богам, она умеет возвращаться как недавно придуманная ею кошка. Третья Луна моего мира, заблудившись над океаном, робко постучала в окно и спросила дорогу на ту сторону неба, но я лениво отмахнулась. Хотелось спать... © Copyright: Уже Другая, 2014 © Copyright: Валерий Романов Треф, 2014.
Другие статьи в литературном дневнике: |
