Обыкновенный фашизмМашинист из 3-й квартиры — вредитель, повар из 2-й — шпион. Адреса расстрелянных в 30-е годы минчан Улица Московская. Любой под прицелом В Минске в 1930-е годы расстреляли минимум 5772 человека. Это репрессированные жители Беларуси, возле фамилий которых в документах значится высшая мера, а Минск отмечен как место отбытия наказания. Историк Игорь Кузнецов проанализировал сведения о 80 тысячах репрессированных по политическим мотивам и реабилитированных в 1950—1990-е годы и составил список казненных в Минске. TUT.BY нанес адреса, откуда забирали репрессированных, на трассы нескольких современных улиц. Мимо этих мест мы ходим каждый день. С 1937 года, на который пришелся пик советских политических репрессий, прошло 80 лет. Отталкиваясь от этой даты, мы предлагаем вспомнить репрессированных в разные годы жителей Беларуси. Информации о пострадавших мало, архивы закрыты или труднодоступны, во многих семьях о репрессированных предках тоже по привычке молчат. Часто неизвестно, где похоронены расстрелянные и как сложилась судьба тех, кто побывал в лагерях. Призываем говорить об этих людях, открывать архивы, чтобы сохранить самое ценное — память. Если кого-то из ваших близких коснулись репрессии в сталинское время и вы согласны поделиться историями, пишите на почту: kartoteka@tutby.com TUT.BY прошелся по современным минским улицам Московской, Революционной, Карла Маркса, Интернациональной и нанес на карту адреса их жителей, расстрелянных в 1937—1938 годах. База по репрессированным и реабилитированным в Беларуси хранится в Национальном архиве, в ней около 100 тысяч фамилий. В списке Игоря Кузнецова — примерно 80 тысяч человек. Большинство этих фамилий загружены в специальный поисковик «Мемориала», но есть и не попавшие в него. Из 80 тысяч человек 5772 были расстреляны в Минске. Выборка достаточно условная, — объясняет Игорь Кузнецов. — Из официальных списков репрессированных и реабилитированных отобрали именно те фамилии, напротив которых было указано, что человек приговорен к высшей мере наказания, причем местом отбытия наказания или расстрела числится Минск. Неизвестно, где все эти люди похоронены. Имена захороненных даже в официально признанных Куропатах КГБ не выдает. Сегодня историки уже даже начинают сомневаться, есть ли вообще в Беларуси такие списки. Основа базы — анкеты арестованных. — Более 90% дел рассматривали внесудебные органы, — говорит историк. — Сотрудник НКВД заполнял анкету арестованного со слов подследственного. Потом анкеты подшивались в архивно-следственные дела, а позже по ним заполняли карточки учета необоснованно репрессированных. Сами архивно-следственные дела репрессированных, которые были осуждены за совершение так называемых контрреволюционных преступлений, хранятся в центральном и территориальных архивах КГБ, картотека на тех, кого приговорили к ссылке, высылке и спецпоселению, — в архиве МВД Беларуси. Все 5772 человека в «расстрельной» подборке — осужденные по обвинению в совершении «контрреволюционных преступлений». Улица Московская. Любой под прицелом Станислав Лешко работал старшим счетоводом в паровозном депо, его тезка Станислав Дубовский — сапожником на обувной фабрике. Техник Юрт Сташис каждый день торопился на завод имени Мясникова. Борис Васюкевич из квартиры №10 работал адвокатом. Самсон Левкович возглавлял отдел в редакции газеты «Орка». «Orka» с польского означает — пахота. Газета компартии писала про индустриализацию и коллективизацию для селян-поляков. Платон Головач был прозаиком с безупречной биографией: из бедной крестьянской семьи, комсомолец, партийный, печатался в журнале «Полымя рэвалюцыі». Что объединяет двух поляков, двух белорусов, литовца, еврея? Все они были соседями, жили на улице Московской в доме №;8 (существует до сих пор), их всех расстреляли в 1937-м. По обвинению — шпионы, диверсанты, контрреволюционеры и подрывники. Правда, реабилитировали их в первых рядах — уже в конце 50-х — начале 60-х. Домов с похожими историями на карте Минска немало. Аресты проходили в основном по ночам, иногда людей забирали днем на работе, но этот метод был не в почете из-за слишком большой огласки. По базе репрессированных можно проследить, люди каких национальностей жили в тридцатые годы в Минске. Помимо белорусских здесь много польских и еврейских фамилий. Например, в доме №;16 на улице Московской (современный адрес, дом сохранился до сих пор), жил Самуил Байгельман. Он работал мастером на швейной фабрике, а его сосед Моисей Портной — инструктором на культбазе в Белкоопсоюзе. Оба — евреи. Первый, по обвинению, — агент польской разведки, второй — шпион. Дом №;16 на улице Московской. Кроме перечисленных выше евреев еще отсюда увели на расстрел студента Василия Солодуху, белоруса и заведующего культурным сектором одной из газет Бонавентура Павлюкевича, литовца. Минчанка Лидия Костикова живет в этом доме на Московской с 1953 года, но про довоенную историю дома старожилу мало что известно. Зато женщина вспоминает, что даже после войны, в 50-е, в доме жило немало евреев. — Исаак Фридман был строителем, Исаак с третьего этажа — инженером, — вспоминает минчанка. — Все квартиры тут трехкомнатные, но после войны мы в них жили как в коммуналках. Нашей соседкой по коммуналке была тоже еврейка — Рахиль Исааковна, такой хороший она была человек! Про репрессированных жителей этого дома, говорит, никто никогда не вспоминал, по крайней мере вслух. Когда были живы те, кто знал о репрессиях 30-х, было принято о них молчать. Историк Игорь Кузнецов объясняет то, что в некоторых домах в центре Минска немало расстрелянных евреев, так: — Такого принципа — брать только евреев — у НКВД не было. Но надо учесть, что именно в Минске еврейское население до войны составляло значительную часть, много среди них было и представителей интеллигенции. Улица Интернациональная. Забирали семьями Из многих домов забирали целыми семьями. Например, Рафаил и Раиса Авербух. Похоже, это были супруги, они жили на улице Октябрьской, в доме №;6 (сейчас это часть улицы Интернациональной). Оба родились в Латвии, евреи. Рафаил Залманович работал наборщиком в типографии Академии наук БССР, Раиса Менделеевна — портнихой в Белгостеатре оперы и балета. Семью Авербух обвинили в шпионаже в пользу латвийской разведки. В соседнем доме, на Октябрьской, 7, в девятнадцатой квартире жили Казимир и Мария Брейво. Ему было 30 лет, ей — 34. Он работал токарем на заводе имени Кирова, она была домохозяйкой. — На основании ордера арестовывали главу семьи — скажем, начальника отдела в наркомате образования БССР, — рассказывает Игорь Кузнецов. — Следом выписывали ордера на арест жен «врагов народа» — они подлежали немедленному аресту, а детей, как правило, отправляли в детские дома НКВД. Бывало, что после этого конфисковывали имущество, квартиру или дом. Один из домов, где в 1937 и 1938 было особенно неспокойно — Второй дом Советов, Карла Маркса, 30. Дом был построен в 1901—1905 годах и очень хорошо сохранился до наших дней. Снаружи он увешан мемориальными досками, а внутри — запутанная система лестниц, внутренний дворик и даже зеркальный потолок. После революции тут жила номенклатурная элита. В одной из квартир сейчас — литературный музей Петруся Бровки. Сотрудники музея ссылаются на краеведа, который рассказывал: в здешних квартирах в 30-е годы поменялось по шесть-семь владельцев. Дом №;30 на Карла Маркса, Второй дом Советов. В списке расстрелянных жителей дома — директор магазина Белметаллосбыта Cергей Вороничев, заведующий отделом партпропаганды ЦК КП (б)Б Дмитрий Коник, старший консультант Белгоскино Павел Шестаков, редактор газеты «Октябрь» Илья Ошерович. Подробностей о репрессированных жителях Второго дома Советов у сотрудников музея-квартиры нет, но есть история, как писатель Петрусь Бровка спасал от репрессий жену и ее родных. — Тесть Петра Бровки, Михаил Рыдзевский, был интеллигентом, известным человеком на то время. Его расстреляли в ту самую ночь 29 октября 1937 года (тогда в «американке» расстреляли более 100 белорусских интеллигентов. — Прим. TUT.BY), и его уже никак нельзя было спасти, — рассказывает сотрудница музея Татьяна Москалюк. Имя Михаила Рыдзевского и правда есть среди расстрелянных в Минске, его последний адрес был на улице Володарского. Тещу Петруся Бровки судили как жену врага народа, но потом она вернулась из лагерей и была реабилитирована. Репрессировали и брата жены Бровки, угрожали репрессии и самой жене классика. Петрусь Бровка, говорят в музее, помогал родным спастись от преследований. А вот самого писателя не арестовывали ни разу. Но не у всех расстрелянных в Минске есть последний адрес в этом городе. Например, нет его у тех, кого забрали из деревни. Белорусу Игнатию Пахому, пенсионеру, было 78 лет, когда его расстреляли. Последний его адрес — в деревне Рудня Негорельского сельского совета, что в Дзержинском районе Минской области. Обвинение привычное, особенно для приграничья: шпионаж в пользу польской разведки. Историк Игорь Кузнецов объясняет, как выходило, что и многих людей из регионов расстреливали в столице: — В Минске в 1937—1938 годах функционировал оперсектор, основной следственный аппарат находился в Минске, большинство дел фабриковалось тут. Бывало, что заключенных из тюрьмы в Орше этапировали в Минск, здесь они давали показания, и по их показаниям арестовывали следующих… Хотя кто жил в Минске в эти годы? Значительная часть населения — из сельской местности. На одной улице могли жить и те, кто был горожанами еще до 1917 года, и недавно переехавшие в Минск. Советские партийные работники по служебной лестнице тоже переводились из других местностей в столицу. Еще человека могли арестовать, когда он просто, скажем, гостил здесь у родственника. Перекресток Революционной и Комсомольской. Дом №;9 на Революционной сохранился по сей день, но сильно перестроен. В 1937 году в нем жили коммунисты из Болгарии, в Минске работавшие фотографами. Среди тысяч расстрелянных в Минске немало осужденных за связи со странами, откуда люди были родом. Среди редких национальностей в базе — два болгарина. Оба отмечены по адресу: Революционная, 9, кв. 2. Это Попов Богдан Мартынович, болгарин, фотограф в фотоателье №;2 Белсоюзфото, и Тотьев Илко (Любчо) Ганков, болгарин, заведующий фотолабораторией музея Революции. Попов по обвинению — агент болгарской буржуазной разведки, Тотьев — болгарской и югославской, террорист. Обоих расстреляли в 1938 году. Земляки упоминаются как эмигранты, на некоторых сайтах имена их упоминаются в связи с анархо-коммунизмом. — Из 100 приговоренных к расстрелу в 1937;38 годы 91;92 человека реабилитировали из-за отсутствия состава преступления. То есть шпионами они не были, но людей реально расстреливали, реально ссылали в ГУЛАГ, — рассказывает Кузнецов. — Посмотрите, 61% расстрелянных в Минске осуждены за шпионаж! Шпионы, может, и были — но их были единицы. Да и что значит шпионаж? Скажем, во время обеденного перерыва кто-то сказал, что в Минске дислоцируется кавалерийская часть. И все — якобы передал вражеской разведке сведения, о которых сообщалось даже в газетах. Если судить по графе «характер обвинения», Беларусь наводняли агенты разведок: американской, английской, литовской, немецкой, латышской, японской. Выбираем из списков навскидку: семнадцатилетний Федор Демьянков, рабочий на фабрике Днепровская мануфактура (Дубровенский район) умудрялся быть агентом Японии, а владелец лавки в Радошковичах Яков Горштейн и вовсе записан агентом загадочной вилейской разведки. Из похожих — еще и лидская разведка была. — НКВД БССР в 1937;38 годы создало на бумаге 27 так называемых «контрреволюционных организаций», которых не существовало в природе, — рассказывает Игорь Кузнецов. — Вообще большинство людей в «расстрельной» базе — рабочие и крестьяне, те, кто активно поддерживал советскую власть. Забытые белорусы Про тех, кого отсюда уводили на расстрел, мало кто помнит. Да и кому помнить? Многие дома, которые стояли в начале ХХ века, снесены или переведены в нежилой фонд. На месте бывших квартир — офисы, известные рестораны и кафе. На домах встречаются мемориальные доски о героях войны, известных писателях и партийных начальниках, которые здесь жили. Но нигде не встретить памятной доски о людях, которых уводили с этих улиц на расстрел в 30-е годы. Дома №;31 и 33 на улице Интернациональной — предположительно, здесь тоже жили те, кого расстреляли в тридцатые годы. На доме №;31 сейчас есть памятная табличка, что это здание первой минской публичной библиотеки, в доме №;33 — кафе-клуб «Грай». Надо ли помнить вагоновожатого Фелициана Кузьмицкого (ул. 7-я линия, 8, кв. 2), билетершу кинотеатра «Чырвоная Зорка» Марию Филиппович, дьякона Православной церкви Владимира Лобача (ул. Мопра, 102, кв. 2), артиста Владимира Струневского (ул.Володарского, 12, кв. 4), заведующего кафедрой Минского политеха Самуила Гимельфарба (улица Белорусская, 4, кв. 13)? — Года полтора назад мне позвонил молодой человек и сказал, что он с группой других людей хотел бы сделать у нас на домах памятные знаки, как делают в Петербурге, в Москве… Я говорю: пожалуйста, я готов помочь! Не знаю, сделали ли они что-то — не видел такой информации. Гражданская инициатива «Последний адрес» в последние годы развивается в России, в Украине. Ее суть: желающий может оплатить установку на доме, где жил расстрелянный, небольшую табличку с краткой информацией о нем. Так выглядят мемориальные таблички «Последний адрес». В описании проекта говорится: «Чрезвычайно важно, что задачей народного мемориала является увековечение памяти „простых“ граждан, жертв политических репрессий, а вовсе не только „вип-пострадавших“ из числа государственных деятелей, военачальников, писателей и деятелей искусства, которые обычно удостаиваются мемориальных досок и памятников». Википедия Судя по карте на сайте инициативы, в Беларуси исполненных заявок нет, есть только зарегистрированные. Три заявки, причем две из них — в Минске. Кто-то хочет повесить табличку на доме №;5 на Северном переулке — там жил Савелий Рабинович, расстрелянный в 1937 г. Место, где он похоронен, известно — Бутово, Россия. И на доме по Комсомольской, 6, где в квартире №;1 жил художник-декоратор Хаим Березняк, расстрелянный в 1938 г. О том, будут ли когда-то исполнены эти заявки, ничего неизвестно. — Я считаю такую инициативу очень нужной для сохранения памяти о безвинно погибших, — рассуждает историк. — Поскольку у нас сегодня нет фамилий людей, которые захоронены в Куропатах и других местах расстрелов, при помощи похожих табличек мы могли бы рассказать хотя бы о том, где были те адреса, с которых они уходили навсегда. В год 80-летия «Большого террора» это было бы символично. Редакция выражает благодарность историку Игорю Кузнецову за предоставленную информацию, а краеведу Павлу Ростовцеву — за помощь в соотнесении адресов 30-х годов с современными. © Copyright: Архив Тимофеевой, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
