Лариса Васильева

Много лет назад перехватило дыхание, когда прочла эту историю...
С тех пор возвращаюсь к ней постоянно... Может быть, жду синего ветра... а может, того, кому его отдать...

Ветер

Я шла по улице.
Машины для жилья
работали дверьми, сверкали этажами.
Балкон, украшенный мужчиною в пижаме,
кивал мне вслед. И отвечала я

коротким смехом.
Распустив крыла,
летела птица над кинотеатром.
Нечаянно невырезанным кадром
она была.

Я шла вперёд, как подобает тем,
кто в поступи не ведает сомненья,
кого не беспокоят сновиденья,
кому стихи рождаются из тем.

И мне навстречу двигался старик.
В нём выправки болезнь не победила,
и гордых черт печаль не посетила,
и лишь в очах застыл как будто крик.

Ничем не отличаясь от других,
я чем-то привлекла его вниманье:
- Вы знаете забытое преданье
о синем ветре в парусах тугих?

И я забормотала про Ассоль.
- О нет, тому совсем иные сроки!
Перебирая памяти уроки,
тем ветром я смирил бы вашу боль

- А вы о ней узнали по чему?
- По взгляду, дорогая, по улыбке
и по походке - все движенья зыбки,
и путь не прост, по мненью моему;

и близкие вам люди - далеки,
людей давно ушедших - судьбы близки,
вам удавались смелые прописки
их в нашем веке смыслу вопреки.

Однако вы, увы, всего дитя
своей обворожительной эпохи,
где держатся все выдохи и вдохи
на острие калёного гвоздя.

Вам кажется, что в прошлые века
всё было краше, ярче, благородней,-
смелей поступки и сукно добротней,-
послушайте седого старика:

я не хотел бы вас разубеждать,
как и в обратном убеждать не стану,
не лучше ль не довериться обману,
а голубого ветра подождать.

Он белые надует паруса,
и вознесёт вас над самой собою,
и силы даст помериться с судьбою
и поглядеть грядущему в глаза.

А впрочем, не побрезгуете коль,
вот ветер вам.
В моём пустом кармане
он, может быть, затем залёг заране,
чтоб навсегда развеять вашу боль.

Я мог её иначе усмирить,
химические подобрав лекарства,
но вам судьбою суждены мытарства
напрасными словами говорить.

Я вылечу - и замолчите вы,
и для полёта никакой причины,
как у того пижамного мужчины
с осанкой гордой плоской головы,

хотите?
- Нет!
- Прощайте, коли так.
Не обессудьте, многословна старость.
Когда надежда обратится в ярость,
бесплодный камень превратится в мак...

Ушёл.
Я не посмела воротить.
В моих руках остался ветер синий,
каким-то парусам полёта силу
он должен был когда-то сообщить.

Дошкольный мальчик колесо катил,
и приостановился, загляделся,
и замер, зачарованно зарделся
и тихо поиграться попросил.

- Ты видишь ветер? - удивилась я.-
На что похож он?
- Ни на что на свете,
ведь это, тётя, настоящий ветер,
мне говорила бабушка моя...

- Возьми, он твой.
- Ой, я не разобью!
- Бери, бери, и возвращать не надо!
(Была отдать я почему-то рада
награду непонятную свою,

как будто знала, что ему нужней
взлететь над этим городом под белым,
отчаянным, крутым, обледенелым
высоким парусом грядущих дней.)

А тот, в пижаме, свесясь с этажа:
- Что ты берёшь из рук чужих, Егорка?
Отдай назад, не то тебя ждёт порка!
А вы, гражданка, тоже хороша -

что от ребёнка надо?
- Ничего...
- А ничего не надо, так идите,
кого-нибудь другого поищите! -
Но мы уже не слышали его.

Всё небо застилали паруса,
мы с мальчиком под их крыла взлетали.
Они нас звали, пели, трепетали
и белизной слепили нам глаза.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 26.11.2013. Тимофей Ильевский
• 23.11.2013. Тимофей Ильевский
• 13.11.2013. Мария Петровых
• 03.11.2013. Лариса Васильева