Вспомнить ГурзуфВ Гурзуфе наблюдала за Любовью. Как она живёт, как двигается, как болеет и выздоравливает. Но не умирает. Здесь ей нельзя умереть: слишком мало времени, да и не за этим сюда едут. Разная, разная в своих проявлениях, Любовь принимает форму взглядов, движений, жестов. Различные проявления Любви здесь превращаются в одно общее для всех чувство – в счастье. Им пропитан воздух. Воздух здесь заразен - не успев распаковать вещи, любой приезжий бежит к морю, охваченным этим безумием внезапного огромного счастья. Это чувство поглощает все ваши дурацкие городские проблемы - жилищные, рабочие, бытовые, личные... А взамен дает эйфорию, смешанную с терпким запахом хвои и вкусом черных вин. Вы не успеваете опомниться, вы не хотите трезветь, вы полны до краев этой огромной Любовью - к себе, к небу, к кипарисам и морю... Гуляю по набережной. Любовь здесь – приезжая. Каждый едет сюда, как в Тулу со своим самоваром. Любовь – забота, нежность, восхищение. Никто никого не знает, можно не стесняться чувств. Всеобщее восхищение. Люди здесь становятся настолько красивыми и свободными, что просто улыбаются встречным прохожим вечером на набережной. Может, кто и ссорится, но тут же мирятся, ведь они все на чужой территории. На территории Моря. Таким одиночкам, как я, здесь ловить нечего. Да я и не ловлю. К чему заводить роман на неделю? Смешно. Хожу везде с детьми – ну кто же рискнёт? Моя любовь – это волны в Чеховской бухте. Это утренний кофе в тишине под цветущим гранатом. Это – беспечно ныряющие среди камней мои дочери. Это – вечерний бархат соснового воздуха. Это – неровные булыжники на узких улочках Гурзуфа. Это - трещины в скалах. Это – прозрачная глубина воды подо мной… Люди глядят на море. У них дома моря нет. Они думают, что они – зрители. На самом деле - самые что ни на есть актёры. Гурзуф – это большая сцена, виноградники – партер, а горы – амфитеатр. Задача актёров – изобразить любовь. Любовь без грусти, без обид, без расставания. Чемоданы пылятся под кроватями. Одежда необходима только в дни приезда-отъезда. А с первого вечера и до последнего дня носишь приличный минимум в виде купальника и парео. Мужчинам проще: им кроме шорт ничего не нужно, некоторым - даже плавок. Гурзуфские сумерки – это не днепропетровские трамвайные и витринные огни, и не царичанская тишина, разрываемая гулом грузовиков. Гурзуф вечером – это мягкий теплый воздух, который обволакивает все тело так, что хочется раздеться, а душу наполняет сладким ожиданием; это ощущение того, что невидимые в темноте горы нависли прямо над городком и всматриваются в его огни; это счастливые люди, медленно прогуливающиеся по набережной, улыбающиеся друг другу, чего они не сделают в своих харьковах и лисичансках… В темноте море манит к себе сильнее, чем днем, но люди, облачённые в светлые одежды для вечерней прогулки, сегодня уже не могут себе позволить купание, их глаза только восхищенно смотрят на огромное чудовище, которое призывно лижет берег и полощет в черной воде огни прибрежных ресторанов. В темном воздухе острее и богаче запах сосны и можжевельника, а в темных аллеях санаторных парков, кажется, скрываются привидения… Здесь все играют в одну бесконечную игру, примеряя на себя маски беспечности, влюбленности и детского счастья. А, может, они, наоборот, сняли свои опостылевшие старые личины и сейчас предстали перед Богом такими, какими они есть… А Гурзуф, этот старый татарин, хитро щурит свои черные глаза, он все знает, он повсюду уже расставил тайные знаки и сладкие ловушки. И вам не обязательно бросать в море монетку: вы и так не забудете никогда это место, и душа ваша будет томиться за окнами заснеженной квартиры до тех пор, пока троллейбус снова не привезет вас к “тропке”… © Copyright: Татьяна Ши, 2009.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
