***
А ты был последним. Последним из могикан, шутили мы часто за пинтой пустого чая. Я буду скучать, а быть может, уже скучаю по пеплу, летящему в чей-то пустой стакан.
Ты был мне не другом, ты чаще бывал врагом, палил все мои косяки беспощадным светом, а я... Я была благодарна тебе за это. Когда ты ночами в портвейне недорогом топил свои беды, я тоже была не друг, тебя матеря на пяти диалектах сразу, и ты всё шипел мне: "убить бы тебя, заразу", да, видимо, руки дрожали. Но этих рук, в графитовых неотмывающихся тенях, хватало с лихвой, если требовалась опора. Всё лучшее Бог забирает на редкость скоро. И ты был последним, не отнятым у меня.
P.s. Нож. Волчица.
Охотничий отточенный клинок щекочет ноздри запахом металла: крадется, не сгибая крепких ног, выслеживает... Не таких видала! Не раз и убивала налету, одним броском, клыком срезая вену... Но этого, почуяв за версту, я не успею разорвать мгновенно, и нож его меня опередит, и хлыст, свистя закрутится на пасти...
Охотник не растерзан. Не убит. Хмелея от победы, крови, власти, меня на цепь посадит во дворе,как шавку, как последнюю дворнягу. Я буду выть в дождливом ноябре, так горько, что к зиме, пожалуй, слягу, под тяжким грузом - не цепи, обид - проталкивая шумно каждый вздох.
Ну, и сколько ни корми и ни люби,
я буду в лес смотреть,
пока не сдохну,
и, вспоминая зубы вожака,
с которым до охоты вышла драка,
молиться,
чтоб не дрогнула рука,
когда поймёт, что волк не стал собакой, охотник мой.
Когда его уму достанет прыти испугаться зверя, который никогда свою тюрьму не примет домом. А моя потеря, моя любовь, основа всех основ, вожак, стоящий истово на страже покоя стаи, стаи крепких снов, меня назад не примет, если даже...
...и будучи все время начеку, увидев нож в белеющей ладони, я не оскалюсь.
И металл в боку приняв,
как завершение погони за жизнью,
я лишь выдохну, скуля,
и содрогнусь,
когтями воздух роя,
и вмиг похолодевшая земля
свое дитя
обнимет
и укроет.
Другие статьи в литературном дневнике:
