Игорь Черепахин Колыма. Марина Хлебникова, Леонид
Я не уйду
Игорь Колыма
На морде тишь, а на душе циклон.
Пою ветрам попутным аллилуйю.
Несу себя костлявой на поклон,
Пишу стишки, грешу напропалую.
Грешу, грешу... К чему покоить плоть,
О чём-то там нетленном вожделея?
Когда сегодня жив, а даст Господь,
И завтра тоже день преодолею.
А там? А там всё будет вери гуд.
Изымут зуб за зуб, за око - око.
Мои стихи меня переживут,
Мои грехи отмолятся до срока...
И даже пусть тогда, лишившись крыл,
Я разлечусь на тысячи осколков.
В твоём дому я буду, как и был -
В обводах стен, в пылИ на книжных полках.
Растает ночь, нагрянет новый день,
Войдёт в твой мир неспешною походкой,
А я всё также буду набекрень
Носить пилотку на армейской фотке...
Я не уйду. Я буду. Вот я!!! Вот!!!
И в каждом сне твоём, и в каждой фразе.
И даже кот, твой желтоглазый кот,
Тебе моим мигает, карим, глазом...
На морде тишь, а на душе гудят
Сто тысяч бесов, злобно зубы скаля...
Я не уйду, родная, от тебя,
Куда б мои пути ни пролегали...
***
МАРИНА ХЛЕБНИКОВА
(1958 - 1998)
Ни с того, ни с сего
острым ребрышком режется мир
там, где темень и пыль,
где паук мастерит паутину -
из медвежьих углов
да из черных прокуренных дыр
пробивается Слово,
и Вечность зовет на крестины...
Освети мне углы -
в них всегда интересней, чем в центре,
где бушует борьба
за пристойность,
за "как у людей"...
... В самом дальнем углу
деревенской запущенной церкви
можно тихо заплакать,
а больше не стоит нигде...
***
Это - лук золотой, репчатый,
Это - гусь молодой лапчатый,
Это - квас, а хотелось крепче бы:
Не умею играть кравчего.
По стаканам плеснув беленькой,
Говорю невпопад важному:
- Отдыхай от забот, бедненький,
Видишь, дело у нас - бражное!
Колея ли моя - келия ль!
Из степи ли ветра, с моря ли -
Знать, елеем не стать зелию,
Ни о чем, господин, спорили.
Хруст капустный - не стон вечевый,
Жуй, хлебай, да слезись веками:
Для себя мне просить нечего...
За Россию просить - некого...
***
Мой каждый шаг - находки и потери:
то лезу вверх, то вниз слетаю с круч.
А за спиной захлопывают двери
и в темноту выбрасывают ключ.
На каждый вдох, улыбку, каплю, строчку,
на час покоя, годы мятежа
мне просто жизнь оформила рассрочку,
в которой нет отмены платежа...
***
Буду жить, как трава, как песок,
как усталость, как вера, как ноша...
Будет жизнью моей припорошен
каждый камешек и колосок.
В мире формул и сложных структур -
объясненных и необъясненных -
буду жить и пропеллером с клена
ежегодно слетать на бордюр.
Буду жить и кружится легко
тополинкой какого-то мая,
до последнего мига не зная -
для чего...
***
Без России поэта нет,
будь он тысячу раз скандален -
если Русью рожден поэт,
к ней навеки он прикандален.
Болью, памятью темных лет
врос в березы, в дожди косые,
без России поэта нет,
как и нет без него России...
***
ЛЕОНИД ФИЛАТОВ
(1946 - 2003)
На свете нет ужаснее напасти,
чем идиот, дорвавшийся до власти!
***
…А началом явился испуг
От нечаянно хрустнувшей ветки…
И дремучий немыслимый звук
Шевельнулся тогда в человеке…
Человек начинал говорить!..
И, не в силах бороться с искусом,
Обнаружил великую прыть
В овладении этим искусством.
Он придумывал тысячи тем,
Упиваясь минутным реваншем.
Говори-и-ть! – А о чём и зачем –
Человеку казалось не важным.
Он смолкал по ночам, но и тут –
Что ни утро – в поту просыпаясь,
Он пугался безмолвных минут
И ничем не заполненных пауз.
Но однажды случилась беда:
Он влюбился и смолк в восхищении…
И к нему снизошла немота –
И свершила обряд очищения.
Он притих и разгладил чело,
И до боли почувствовал снова
То мгновение, после чего
Станет страшно за первое слово…
***
В пятнадцать лет, продутый на ветру
Газетных и товарищеских мнений,
Я думал: «Окажись, что я не гений, —
Я в тот же миг от ужаса умру!..»
Садясь за стол, я чувствовал в себе
Святую безоглядную отвагу,
И я марал чернилами бумагу,
Как будто побеждал ее в борьбе!
Когда судьба пробила тридцать семь.
И брезжило бесславных тридцать восемь,
Мне чудилось — трагическая осень
Мне на чело накладывает тень.
Но точно вызов в суд или собес,
К стеклу прижался желтый лист осенний,
И я прочел на бланке: «Ты не гений!» —
Коротенькую весточку с небес.
Я выглянул в окошко — ну нельзя ж,
Чтобы в этот час, чтоб в этот миг ухода
Нисколько не испортилась погода,
Ничуть не перестроился пейзаж!
Все было прежним. Лужа на крыльце.
Привычный контур мусорного бака.
И у забора писала собака
С застенчивой улыбкой на лице.
Все так же тупо пялился в окно
Знакомый голубь, важный и жеманный..
И жизнь не перестала быть желанной
От страшного прозренья моего’..
***
Всё куда-то я бегу, -
На душе темно и тошно,
У кого-то я долгу,
У кого - не помню точно.
Всё труднее я дышу,
Но дышу - не умираю,
Всё к кому-то я спешу,
А к кому и сам не знаю.
Ничего, что я один,
Ничего, что я напился,
Где-то я необходим,
Только адрес позабылся.
Ничего, что, я сопя,
Мчусь по замкнутому кругу, -
Я придумал для себя,
Что спешу к больному другу.
Опрокинуться в стогу,
Увидать Кассиопею, -
Вероятно, не смогу,
Вероятно, не успею
***
О, не лети так, жизнь, слегка замедли шаг.
Другие вон живут, неспешны и подробны.
А я живу — мосты, вокзалы, ипподромы.
Промахивая так, что только свист в ушах
О, не лети так жизнь, уже мне много лет.
Позволь перекурить, хотя б вон с тем пьянчужкой.
Не мне, так хоть ему, бедняге, посочуствуй.
Ведь у него, поди, и курева то нет.
О, не лети так жизнь, мне важен и пустяк.
Вот город, вот театр. Дай прочитать афишу.
И пусть я никогда спектакля не увижу,
Зато я буду знать, что был такой спектакль
О, не лети так жизнь, я от ветров рябой.
Мне нужно этот мир как следует запомнить.
А если повезет, то даже и заполнить,
Хоть чьи-нибудь глаза хоть сколь-нибудь собой.
О, не лети так жизнь, на миг хоть, задержись.
Уж лучше ты меня калечь, пытай, и мучай.
Пусть будет все — тюрьма, болезнь, несчастный случай.
Я все перенесу, но не лети так, жизнь.
* * *
Тот клятый год уж много длился лет.
Я иногда сползал с больничной койки –
сгребал свои обломки и осколки
и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестёр,
ноздрями чуя острый запах воли,
я убегал к двухлетней внучке Оле
туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк,
садились на любимые качели,
глушили сок, мороженное ели,
глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди,
но день сгорал и солнце остывало.
И Оля уставала, отставала
и тихо ныла: деда, погоди.
Оставив день воскресный позади,
я возвращался в стен больничных голость,
но и в палате слышал Олин голос:
дай руку, деда, деда, погоди…
И я годил, годил сколь было сил,
а на соседних койках не годили,
хирели, сохли, чахли, уходили,
никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди,
то вижу, как с другого края поля
ко мне несётся маленькая Оля
с истошным криком: «дедааа! погодии…»
И я гожу, я всё ещё гожу
и, кажется, стерплю любую муку,
пока ещё ту крохотную руку
в измученной руке своей держу.
Другие статьи в литературном дневнике:
