Последняя улыбка Серебряного века. Ирина ОдоевцеваВернувшись в Россию на заре перестройки, она соединила нашу повседневность с далеким, почти нереальным Cеребряным веком. И она же подвела под этим веком черту, через несколько лет уйдя из жизни. Этого уже достаточно, чтобы ее имя оказалось вписано в историю литературы. Нашумевшие мемуары "Девятнадцать жасминовых лет" связывают Одоевцеву с Невой и Сеной, но первой ее рекой была Даугава, Западная Двина, на берегах которой она появилась на свет в... Тут-то и начинаются загадки.Справочники называют датой ее рождения июль 1895 года, но сама она в разное время говорила про март или сентябрь. А в Петрограде начала 20-х, войдя в творческую среду, убавила себе шесть лет и писала в стихах про "девятнадцать жасминовых лет". Уже в старости она утверждала, что состарила себя специально, чтобы попасть вместе с мужем в приют для престарелых. Истину выяснить трудно - в архивах до сих пор не нашлась метрика Ирины Одоевцевой. Точнее, Ираиды Густавовны Гейнике, как ее звали на самом деле. Отец Густав-Адольф Трауготович был лифляндским немцем, мать - дочерью русского купца. Поэтесса утверждала, что ее звали Ириной Одоевцевой, от чего будто бы и пошел псевдоним дочери. Но вполне возможно, что Ирина-Ираида выдумала псевдоним сама: в мемуарах она безбожно перевирала даты, имена, строчки стихов... "Я пишу не о себе, а о тех, кого мне было дано узнать...". Она делала это так ярко и с такой любовью, что ошибки можно простить. Ее творческая натура рвалась в столицу. А раннее замужество в тихой Риге сулило традиционную триаду "kinder - kuche - kirche". И если бы не Первая мировая война... С приближением фронта семья перебралась в Петроград, купив большую квартиру на Бассейной (ныне улица Некрасова). Правда, муж Сергей Попов потерялся где-то по дороге... "Хороший человек... женился потом на любовнице, муж которой застрелился", - равнодушно обронит она через много лет в мемуарах. Формально они развелись только в 1921 году, общались и позже, она даже посвятила ему первый сборник стихов "Двор чудес". Но в кипении революции Ирину захватили совсем не семейные страсти. Спектакли, концерты, поэтические чтения шли сплошной чередой, несмотря на войну, а потом и на революцию. Лишь в 1918 году петроградская интеллигенция обнаружила, что из магазинов пропали продукты, дома перестали отапливать и освещать, да и столицу вдруг перенесли в Москву. Ирина не помнила, что она ела и ела ли вообще. Вместе с подругами она бегала на балы в огромных нетопленых особняках, бесстрашно бродила по ночному городу в материнской котиковой шубке и валенках, с мешком, в котором лежали единственные летние туфли. Чтобы выделяться на фоне других, носила большой черный бант ("я маленькая поэтесса с огромным бантом" - самые, пожалуй, известные ее строки). Но и без банта ее украшали рыжие кудри и слегка косящие зеленые глаза, из-за которых всю жизнь сравнивала себя с кошкой. Отец вернулся в Латвию, ставшую независимой, мать умерла от тифа, в их петроградскую квартиру вселили два десятка постояльцев, оставив Ирине - "буржуйке" - самую маленькую комнату. Но она никогда не жаловалась, бодрилась и в меру сил ободряла других. И в любой компании звучал ее заливистый смех. Какой-то случайный гость долго допытывался, где здесь наливают: "Эта девушка точно клюкнула, без вина такой веселой не будешь!" Сама признавалась: "Меня всегда спасал мой характер. Я по натуре счастливый человек. Обычно о счастье говорят или в прошлом, или в будущем времени. Я ощущаю полноту жизни всегда". В конце 1918 года она записалась на занятия в "Институт живого слова". На первую лекцию Николая Гумилева шла с замиранием сердца: герой, охотник на львов, муж Анны Ахматовой. И застыла: как он некрасив, как не похож на поэта! Гумилев сидел прямой, как палка, и деревянным голосом говорил, что поэзия такая же наука, как математика, и что ей нельзя научиться, не прочтя многотомную "Натурфилософию" Кара. Потом оказалось, что это была его первая в жизни лекция, и он от страха говорил все, что приходило в голову. Известный поэт Георгий Иванов в своих мемуарах навыдумывал о себе еще больше Одоевцевой. В 1921 году Одоевцева стала женой Георгия Иванова. Иванов был в числе тех, кто добровольно потянулся вслед за насильно высланными из России на "философском пароходе". За границей Ирина Одоевцева познакомилась с теми, кого не успела узнать на Родине, - Бальмонт, Игорь Северянин, Сергей Есенин... Когда-то в Риге она гордо заявила издателю газеты "Сегодня" Мильруду: "Я - поэт Ирина Одоевцева и рассказов не пишу!" В Париже с гордостью пришлось расстаться. С 1926 года она забросила стихи и начала писать рассказы. Один из первых, "Падучая звезда", понравился скупому на похвалы Бунину, который добавил в разговоре: "Говорят, эта Одоевцева прелесть какая хорошенькая". В 1932 году умирает ее отец, оставив дочери большое состояние. Уставшие от нужды супруги снимают громадную квартиру в районе Булонского леса, покупают мебель и золото, путешествуют по всему миру. Годы шли, силы и деньги убывали. Они поселились в самой дешевой гостинице, от сырости Одоевцева заболела. По совету врачей супруги перебрались в пансион южного городка Йер, где доживали свой век эмигранты-испанцы. Верная себе, она и здесь видела только светлое: "В доме престарелых жилось хорошо, и даже празднично..." Вот только у Георгия Иванова от жары болело сердце, но ради жены он остался в Йере. В его "Посмертном дневнике" большинство стихов посвящены Одоевцевой: "Я даже вспоминать не смею, какой прелестной ты была..." Он умер в августе 1958 года, написав перед смертью два письма-завещания: эмигрантам и Советскому правительству. В обоих одна просьба: позаботиться о его вдове, которая "никогда не имела антисоветских взглядов". Его памяти она посвятила пронзительные стихи: Скользит слеза из-под усталых век, Звенят монеты на церковном блюде. О чём бы ни молился человек, Он непременно молится о чуде: Чтоб дважды два вдруг оказалось пять И розами вдруг расцвела солома, Чтобы к себе домой прийти опять, Хотя и нет ни "у себя", ни дома. Чтоб из-под холмика с могильною травой Ты вышел вдруг, весёлый и живой. *** В апреле 1987 года 92-летнюю поэтессу усадили в самолет Париж - Ленинград. В городе серебряной юности ее ждал восторженный прием, городские власти выделили квартиру на Невском проспекте, обеспечили пенсию и медицинский уход. В последние годы Одоевцева плохо видела, временами заговаривалась, но сохраняла всегдашнее жизнелюбие. Она умерла 14 октября 1990 года и была похоронена без всякого ажиотажа на Волковом кладбище. Уйдя к берегам своей последней реки, она оставила нам живые портреты современников, на фоне которых ее собственное отражение почти не видно. © Copyright: Ольга Ковалёва 6, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
