Когда о мёртвых молит немота
Она молчит до горечи во рту.
И я хриплю, и мне не накреститься
На этот сумрак, в эту темноту,
Где чёрным эхом – силуэты, лица,
Где мёртвым – вечность, а живущим – миг.
И кажется, когда бы так! молиться,
То лучше бы молится о живых.
Но разве это я? Ведь я молчу,
И, значит, то не я зову и плачу,
То лижет пёс свою тоску собачью,
То безнадёжность дует на свечу,
То плачет и смеётся грустный бог,
Весёлый бог, создатель жизни-смерти,
И засыпают взрослые и дети,
И этот голубиный сон глубок:
У смерти – вечность,
А у жизни – миг.
И в жизнесмертном трагедикомизме
Я мог бы, мог! молиться о живых,
Но кто же в смерти молится о жизни.
***
Те которые
Владимир Зозуля
.....
У войны, у начала и края,
у леска, у реки и дороги,
хоронила сторонка родная
всех погибших, несчитано
многих;
в боговольности ветра над
лесом,
в богосветлости неба над
полем...
А потом, под дырявым навесом,
был обед и поминки с
застольем,
со слезой, с матюгом,
и по-русски...
А в сторонке, распнувшийся
немо,
крест берёзовый, низенький,
узкий,
поднимался до самого неба,
на пригорке... над Сеней,
над Пашей...
на клочке, где не пашут, не сеют,
надо всей бесконечностью
павших,
над несчастной Россиею всею.
.....
Горизонт бронзовел, как
надгробье,
и чернел, как могильные розы.
Там косилась война исподлобья,
тут крестились над полем берёзы.
И казалось, что сердце тускнеет
как закат на глухой
колокольне.
И грудилось живое теснее,
чтобы мёртвому было
раздольней.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
