Вера и знание.

ВЕРА И ЗНАНИЕ: ПЕРЕПУТЬЯ И РАЗМЕЖЕВАНИЯ.

Содержание.

I. Базовое первоотношение как общий исток веры и знания.
II. Взаимоотношение веры и знания. Религия и этика.
1. Знание и религиозная вера. Этическая вера.
2. Вера как потребность знания.
3. Мир атеиста и верующего в контексте этики.
4. Свобода, Бог и человек.
5. Ещё об этической вере.
6. Этика. Коллективная вера.
7. Идеалы.
8. Дуальность этической веры.
9. Миф.
10. Этический субъект.
11. Религиозный субъект.
12. Этика, религия, знание, психология.
13. Знание как антидуховность.
14. Зло.
15. Страдание.
16. Время.

III. Развитие темы.
1. Знание как вера и неверие. (Гносеологическая вера.
2. Вера как знание. (Религиозная вера).
3. Мыслители о знании и истине.
4. Мысль.
5. Философия.
6. Философское и научные разногласия в контексте гносеологической веры.

Отношение человека к миру является сразу и обнаружением внешней реальности и оценкой её, тяготением к явлениям и отчуждением от них. На этой общей почве формируются как Вера, так и знание. (Афоризмы.)

I.БАЗОВОЕ ПЕРВООТНОШЕНИЕ КАК ОБЩИЙ ИСТОК ВЕРЫ И ЗНАНИЯ. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ.

1.

Самое общее, базовое отношение к реальности - это отношение человека сразу как родового и индивидуального существа. Это отношение не есть вера или знание, но неизбежно порождает и то и другое. Уже в своём начале базовое отношение уже психологически сложное и комплексное образование. Его генезис осуществляется скорее всего в области подсознательного. Большую роль здесь играет физиология, а также область инстинктов, потребностей гоминида, а далее и человека как такового. Эти инстинкты и потребности, как известно, частью общие у человека с животными, частью специфично-человеческие. Для человека одинаково важны как наследуемые факторы, так и приобретённое в ходе его развития.

2.

Уже до сознательного отношения человека к миру возникает необходимость накопления и переработки информации в мозгу, что и формирует мозг соответствующим образом. Сперва имеет место бессознательное познание, или лучше сказать познавание мира. Первым делом, уже на уровне ощущения, происходит разделение реальности на внешнюю и внутреннюю, объективную и субъективную. Границей этих двух миров оказывается тело, его самоощущение.
И это физическо-физиологическое разделение способствует и разделению психическому, на "Я" и среду его обитания. Начаток веры задан уже в самоощущении собственного тела. Хотя моё "Я" для меня очевидно, но это ведь есть чисто субъективное ощущение. Человек может воспринимать объективное лишь как отношение субъективности к чему-то внешнему. Абстрагирование приводит нас к гипотезе, что объективность не такова, какой ощущается. Поэтому реальность "Я" становится большой проблемой в философии и ставится под сомнение самое очевидное.Относительно "Я" и тела первичной оказывается вера, но в ходе своей жизнедеятельности тело и познаёт себя, сперва элементарно и конкретно, а затем и идеально.

3.

В подсознании уже в свёрнутом виде дано всё содержательное разнообразие веры и знания, затем реализованное. Все "зёрна" здесь прорастают в мощные "деревья" идеального отношения к реальности. Естественно, потенция всегда беднее своего будущего содержания, но это ещё не проявленное бытие очень важно как первоначало. Человек, в главных своих начатках, начал формироваться ещё до человека - в гоминиде зрел "цивилизованный человек" будущего.

4.

Самое первичное в человеке - как его природа - неизменяемо, но таково, что уже содержит в себе потенциал, который, сохраняя человеческую природу в качестве неизменяемого ядра, развивает свои реализации по всем направлениям. Эволюция человека цепь закономерностей до такого оформления сознания и поведения, когда появляется представление о свободе, опыт свободы или относительной самостоятельности человека в мире. До опыта такой свободы должен был иметь место и опыт жизненного накопления всяких неопределённостей и случайностей в мире, в частности, в человеческом мире.

5.

Представление о случае предшествует представлению о свободе, которая уже делит мир на "необходимое" и "случайное". Вот это первоначальное знание "необходимости и случая" было самым существенным в эволюции человека началом. В смысле содержательности знание начинает несколько опережать веру. Уже в первом осознании действительности содержится её оценка относительно потребностей субъектов или субъекта. А оценка элемент знания, пусть сперва и самого зачаточного. Уверенность в истинности своего существования даже не сознаётся вполне, это как бы пассивный фон для всего остального. Ведь представление об истине должно быть и знанием о возможности не-истины, плодом рефлексии и развитого опыта. Эта первоначальная пассивность веры много позднее развивается в её догматизм.

6.

Базовое отношение к реальности само по себе вне-этично и вне-религиозно. Основа духовного освоения человеком действительности и не должна быть тем, что сейчас называют "духовностью", она лишь порождает условия для развития духовности. Человек на заре своего развития даже целостной "душой" не обладает, но лишь её начатками и элементами, что мы и называем "первоначальной дикостью". Сперва у гоминида нет ни осознанной потребности к знанию, ни морального поведения, даже нет особого интереса к своей самости и внешнее интересует только как то, что не тревожит или что опасно для жизни, которая и является главным инстинктом гоминида. Жизнь не могла бы пребывать без этого инстинкта самосохранения, который даже имеется у многих насекомых.

7.

Нет у гоминида и потребности веры, просто он ведёт себя как существо, верящее в свою реальность и даже в то, что его реальность основная в мире, центр, вокруг которого вращается всё прочее. Интуиция реальности уже имеется в подсознании и этого пока достаточно.

8.

Уже банально и тем не менее истинно понимание развития сознательного отношения к миру очень постепенного. У ребёнка оно наиболее целостно проявляется лишь к 10-11 годам. Поведенческое и идейное отношение индивида к реальности оформляется в течении всей его жизни и в большой степени это не наращиванИе нового, а внутреннее изменение старого - наиболее оптимальное его укрепление в жизни, изменение не элементов целого, а сочетания и перераспределения их.
Таким образом, нужно время, чтобы то, что неосознанно уже имеется в сознании стало осознанным.
Вместе с тем "перераспределение элементов целостности", не исключает в ней и генезиса нового, причём совершенно нового. Но природа человека как такового определяет все его возможности. Даже если человек мутирует и приобретёт совершенно чудесные качества, то и такая возможность уже имелась бы в его родовой природе и речь бы шла лишь о реализации потенциала.

9.

Что же такое "базовое отношение" более конкретно? В качестве гипотезы, выскажем такое мнение: это обнаружение "наличного ничто", причём сознанием, ещё толком не умеющим отделять внешнее от внутреннего. И собственное "Я" тогда тоже полагается "наличным ничто".
Гегель был в определённом смысле прав, начиная свою онтолого-логику с категории "ничто".
Сознаваемое "наличное ничто" - бытие, которое уже воспринято, но ещё слишком формально, без развёрнутого содержания, оно как бы сразу "есть" и "нет", относительно его характера нет никаких предположений, кроме опытных и примитивных. Это знание как обнаружение. В этом первом заложено всё будущее разнообразие отношения человека к реальности во всех её формах. Но человеческое существо инстинктивно относится к "ничто" как к чему-то враждебному, что может превратить в себя само существование человека (позднее это оформится в представлении о смерти или хотя бы в представление переселения индивида в "иной мир"). Возникает потребность заполнения пустоты. Поскольку же человек ещё плохо отделяет внешнее себе от своего внутреннего, то такая потребность становится потребностью заполнения и внутренней пустоты - через самовыражение, которое имеет своим основанием и познание реальности - внешней и своей собственной. Поскольку же сперва роль отдельного субъекта играет коллектив, то самовыражение принимает форму совместной активности. Такова основа любой деятельности. Даже когда гоминид действовал в одиночку, он ощущал себя частью и представителем стада. Внешние и природные причины могли стимулировать такую потребность самовыражения, первый элемент познавания, но без внутренней потребности не просто выжить, но и понять как это сделать, понять особенности среды - без этого одной внешней стимуляции было бы недостаточно. Пассивное существо должно было открыть в себе возможности активности. Это то, что философ А.В.Лукьянов называет "переворотом в сознании" (1), гарантией материальных изменений и успехов.
Итак, пустота требует своего заполнения - деятельного и идеально-психологического. Преодоление же пустоты возможно лишь через познавание, которое имело более существенное значение, чем вера, уже у первобытных. Этот переворот в сознании и выделил человека из животного мира. Самое активное животное пассивно в том смысле, что лишь приспосабливается к среде; здесь нет полного осознания наличной пустоты и её преодоления; напротив, наличная пустота в животном мире становится властью наличного и остаётся лишь форма реагирования.

10.

Долгое время сознание "наличной пустоты" у человека было интуитивным, Чувственным, эмоциональным, - за отсутствием сложного рационально-понятийного мышления. Была фаза развития, когда простое реагирование и приспособление к среде преобладало, как у животных. Деятельность, опосредуя взаимоотношения с миром, развивала именно активную составную или потребность в познании. Приспособление становилось всё более рациональным, а значит и активным, а значит и познавательным. Понятно, что для общества имело большое значение сознание необходимости и чисто прагматические цели. Но оформлялся интерес к действительности, интерес к миру и к собственному существу, к другим людям.
Вообще первоосознание реальности могло включать в себя ряд форм, в том числе имелось у человека и осознание своей зависимости от природы. Но зависимость от природы (от наличного ничто) воспринималась как нечто чуждое, опасное, угрожающее жизни, требующее преодоления через активность разумную. Не просто убегание от ветра, а строительство хижины или дома - примитивный пример такого активного отношения к среде. Такого типа активность не могла не дать рационального развития сознания и действия. Потребность преодоления "ничто" стала потребностью саморазвития, идеального освоения чуждого, понимания внешнего, пусть часто и ошибочного.

11.

Сознание "наличного ничто" конкретно появляется как страх перед природой. Страх это и непонимание. Первая реакция к тому, что не понимаешь - опасение. Человек не был ещё так развит, чтобы понять, но потребность понимания ради преодоления своего страха перед непонятным уже была. И первая форма понимания действительности - это её непонимание, т.е. ошибочное истолкование; человек делает природу частью своего менталитета, одушевляет её. Регулируя своё внутреннее в соответствии со своими желаниями и идеалами, человек тем самым определённым, пока ещё мифическим образом, рационализирует природу и тем самым частично, но в большой степени преодолевает свой страх перед ней. Ошибочное истолкование тем не менее помогает осваивать внешнее, наделяет его "человеческой логикой. Это сразу понимание (объяснение) и не-понимание (лжепонимание). Очеловеченная реальность всегда частичка реальности человеческой,относительное слияние "Я" и Мира. Мир мыслился как часть родового сознания (назовём это коллективным "Я"). Но чем дальше раздвигались границы материального мира, тем более чуждым он становился. И нужна была изощрённость идеальной способности, чтобы и такой мир несколько очеловечить, рационализировать, сделать "понятным". Здесь уже Познание смыкается с Верой и Вера приобретает всё больший вес. Мифология саму вселенную заполняет мыслями, смыслами, чувствами и действиями неких живых существ - богов, духов, фантастических созданий...
Душа сделала мир частью себя, а затем себя частью мира, но в качестве важного звена, одним из магических элементов бытия. Иными словами, свой мир сделали образцом мира богов - оба мира оказались сплетёнными друг с другом и что происходило в одном, отзывалось в другом. Магия и есть смешение внутреннего и внешнего.
Когда правила взаимоотношений человека со средой только оформлялись, то, хотя внешнее наделялось качествами внутреннего, ярко выраженной веры в чудесное и сверхъестественное не было (стадия анимизма). Позднее оформиролось представление об общем мире людей, богов и чудищ. И только потом появилось разделение миров на "этот" и "тот", появилось понятие "сверхъестественного" и "мистического".

12.

Известно, что маленький ребёнок часто путает внешнее и внутреннее, идеальное и материальное. Он может сказать, что его "Я" это маленький человечек живущий где-нибудь в теле, а "вилка думает, что её обидят, если она не будет такая острая". Если говорить о вере, то у ребёнка, начиная с 7-8 лет, появляется два типа веры. Первый очень похож на магическое отношение к действительности ("хочу" здесь важнее "надо"). Здесь нет ясного отношения, различия "чудесного" и "естественного". Ребёнок не только может спутать эти две стороны реальности, но и желает, чтобы "так было", чтобы "чудесное" преобладало, чтобы оно присутствовало в естественном и главенствовало над ним. Поэтому дети так любят сказки и фантазии. "Желаемое" сливается с "действительным". До 11 лет ребёнок верит в возможность сказочных событий, хотя уже на словах отрицает это. Второй тип веры относится к авторитету взрослых, когда верят тому, что взрослый утверждает. Эта вера со временем может перости в циничное недоверие по отношению ко многим или даже всем взрослым.Поначалу это власть взрослых с одной стороны и наивность ребёнка, его желание походить на взрослого с другой. Взрослые могут научить ребёнка многому полезному, а не только вредному, но чаще всего у ребёнка это всего лишь подражание взрослому. Необходимые навыки обретаются и остаются, но с образом мышления не всё так просто. Часто во что верили сильно позднее так же сильно отвергают и критикуют. Тем не менее такая стадия сознания ребёнка и отношений возрастов действенная школа рационального мышления и поведения. Первая вера со временем загоняется человеком в подсознательное. Религиозная вера взрослого, суеверность - частичное освобождение веры в "естественность чуда".

13

Вернёмся к первобытному сознанию. Итак, даны наличное, интуиция наличного ничто и потребность его преодоления.Отсюда оперирование вещами и их свойствами с соответствующим развитием сознания. Это не декартово "Я мыслю, следовательно, существую". Наоборот: "Я существую, следовательно мыслю, чувствую, знаю, верю..."
Но является ли верой первичная уверенность человека в истинности его "есть", то, что обычно называют "наивным реализмом"? Для первобытного эта вера слита с "знанием", воспринимается как знание, Как "изначальное знание". Иначе обстоит дело у современного верующего, - он умеет разделять и противопоставлять явления реальности, жизни и явления веры и лишь выбирает веру как "более истинное, добродетельное, разумное".
Но такое первобытное "знание", строго говоря, вовсе не знание в нашем понимании этого понятия. Оно не требует рационального обоснования и доказательства. Данное как очевидное. Психологическая уверенность плюс ощущаемость своего тела, а значит и своего "Я", следовательно, и ощущения прочих тел мира в качестве "данного ничто". Ценность вещей и явлений определяется пока что результатом оперирования ими человеком, пользой для человека и коллектива. А религиозную веру порождает сомнение. Оно требует рефлексии над предметом и выбора отношения не просто из чувственным потребностям, а по логическим, нравственным, социальным основаниям. С сомнения в мире и в душе начинается вера в возможность преодолеть это сомнение идеально. Сомнение в душе приводит к представлению о душе как ценности, последнего пристанища индивида, его сущности.
Вера достаточно хорошо сформированная, ярко осознанная - она исторична. Она уже рефлекторно знает что отрицает. Она знакома уже с сомнением и развивается, благодаря разного рода психологическим защитам от него. Чтобы удержаться, она умеет гипнотизировать своего субъекта, отрицать и очевидное, преодолевать чуждое через его отрицание, весь мир видеть через призму религиозного мироощущения. Оставаясь психологической верой, она становится и специфически религиозной.Вера всегда вера во что-то (осознанное, отчасти познанное, данное). То есть должно иметь место идеальное разделение субъекта и объекта и только так образуется отношение.Для верующего сознания идеальное приоритетнее материального.

14.

Субъект веры никогда не бывает равен ей - он "ниже" или "выше", "шире " её. Поэтому вера какого-нибудь фанатика может быть возвышенной, а вера в "любовь к ближним" не мешает их ненавидеть. Самость субъекта в значительной своей части находится в его подсознательном. А религиозная вера начинается с сознания её. В этом различие "уверенности " и "веры". Более того, вера, как и неверующее сознание, есть осознание ценности. Ценность же - часть целостной системы мироотношения, системы идей и подходов к реальности. Поэтому зрелая вера нуждается в зрелом опыте человека. История, социум, культура, нравы общества - многое влияет на веру и формируют её. Наивный реализм лишь низшая составная веры. Наивный реализм это своеобразная физиологическая реакция на среду с целью выживания. Чтобы приспособиться к среде, жить, действовать в среде, оперировать вещами, надо обладать уверенностью в их реальности - даже ещё до определения "хорошего-плохого". Уверенность бессознательна, полусознательна, в большой степени на уровне чувств. Она более близка к "природе человека". В принципе она даже могла бы противоречить сознательной системе знаний. Так атеист вдруг начинает вести себя как суеверный человек. Уверенность лишена свободы, навязана человеку его природой, результат органов чувств, независимо от желаний субъекта. И она может быть сравнительно ложной или истинной, но настоящая её объективность непознаваема для нас. Уверенность может обосновывать и иллюзорную реальность (например, слияние "Я" и "Мира" в примитивном сознании гоминида). Любые зрительные, тактильные, психические иллюзии сопровождаются чувством (не сознанием) уверенности реальности воспринимаемого. То же во сне.

15.

Но слияние "Я" с миром никогда не бывает полным. Уже аутизм - преобладание "Я" над миром. Поэтому на основе чувства, представления "Я" развивалось и представление "Мы", от которого отделилось позднее и представление о внеживом мире. Надо отметить и то, что в слиянии с представлениями "Я-Мир" формировалось представление о "Целом-частях". Последнее привело к обнаружению в реальности "Высшего единства" или Абсолюта. В понятии "Бог" опять происходит - уже на более высоком уровне, частичное слияния "Я" и "Мира". Бог - идеальный Абсолют, мир как Высшее "Я", порождающее отдельные вещи и явления человеческой реальности. На этой основе формируются и все отношения человека с Абсолютом и Абсолютным.

16.

Итак, пустая наличность представляется опасной, разрушительной и поэтому не может удовлетворить человека. Претерпевание явления преобразуется - по возможности - в манипуляции с ним и обнаружение пользы для человека. Осознание полного вреда объекта уже полезно. Человек - мыслящее бытие, то есть вечный протест против Ничто. Отсюда и жажда бессмертия частного бытия, идеи и идеалы "потустороннего бытия". Даже ад утверждает бытие человека.

17.

Ясно, что "пустая наличность" вначале должна быть "наглядной", некой материей, вещами. Это дало первоначальный приоритет в человеческом мире эмпирики над идеальностью или бытием духовным. Значение идеального мира было высоким. Но в реальной жизни выживаемость всегда на первом месте. А для неё необходимо удовлетворить прежде всего свои материальные, физические, насущные, естественные, социальные потребности. Но Ничто не побарывалось окончательно в физическом действии. Возникает потребность и в его идеальном преодолении - идейном, ценностном, моральном, эмоциональном.

18.

Таким образом, материальные отношения сперва находились под эгидой веры, а идеальные - знания. Познающая идеальность есть дух. А преодоление Ничто сформировало культуру и искусство. Разделение веры и знания быстро утратило свою однозначность. Теперь уже можно говорить об их диалектике и сложных отношениях, в которых и Вера и Знание одинаково важны. Элементы Целого конфликтовали друг с другом, боролись за главенство, вступали в союз и гармонию - да и до сих пор происходит то же самое. Связи и диалектика определили всё разнообразие составных человеческого мира.

19.

Уже магия была полезной, так как учила человека прозревать за зримом незримое, что формировало психологию как Веры, так и Знания. Из формального "есть" сформировалось и представление о "должном", что и дало начало этики как таковой. Однако, человеческая ценность здесь оказывалась выше "истины" - "должное" оказывалось более ценным, чем то, что уже есть, настоящее преобразовывалось в соответствии с идеалами будущего. Это было и прогрессивным и регрессивным явлением. Особенную значимость "должное" приобрело в Вере. Вместе с тем идея "лучшего бытия" акцентировало внимание на настоящем, на его достоинствах и недостатках. В вере же "настоящее" стало пониматься как "Мир греха", а "должное" было потусторонним бытием того, кто его заслужил - не делами, а верой в Бога.

20.

Что до изменения социума, то это требовало взаимодействия Веры и Знания. Одно требовало другого. Вера в добро как в должное стала центром как религий, так и мирского этизма. И всё же между Знанием и Верой существовали и всевозможные конфликты. Было время тесного сближения познавательного, морального и религиозного отношения к действительности, а было время и их размежевания. Начала Знания и Веры как Религии сформировалось ещё до образования этих целостностей. Например, наличное ничто воспринимали как "зло", а преодоление его как "добро", хотя сами эти идеи были ясно рефлексированы позднее. То, что стало "добром" и "благом" ранее было просто Смыслом - требование смысла для наличной вещи или данного явления. Смысл и был первым позитивом вещи, первым результатом её начального освоения. Затем потребовалось не просто осмысленное бытие, но бытие "хорошее". Вера в реальность наличного сменилась потребностью "веры в хорошее". Потребовалось и как-то отличить "возможное" от "невозможного", предвидеть исход. Но познание не удовлетворялось познанием одного явления - надо было познать многое, познать и связи явлений друг с другом. Причём речь шла не только о мире, но о душе самого человека. Вначале познание опережает веру в ряде отношений. Чтобы поверить в объект, надо сперва его обнаружить - познать как наличное. Внесение в него смысла или извлечение из него смысла - это одно и то же. Но если такое Познание было приоритетным в качестве технического познания, то вера как вера в гармонию человека и мира, была столь же важной в идеальном пространстве реальности. Такая гармония была эмоционально значимой и желанной.

21.

Это не всё. Само Знание делится на догматическое и диалектическое. Образуется то, что можно назвать "гносеологическим монизмом". Это сведение многообразия и многозначности реальности к относительно однозначному, сведение миров в один мир. Части такого бытия или сливаются или становятся иерархическими частями Целого. Такие же процессы происходят и в области религиозной веры. Различается три мира - небесный, земной и подземный. Но они тесно сопряжены друг с другом, взаимодействуют; что происходит в одном мире - отражается в других. Это как бы один мир с иерархией частей. Человек, пусть в разных смыслах и качествах, соучастник всех миров. "Было время, - говорит нам мифология, - когда люди жили рядом с богами и духами, легко могли подняться на небо, а некоторые побывали и в подземном царстве мёртвых". Человеческая жизнь в этот период магизма была сильно сакрализована: жизнь человека зависит от состояния космоса, а его жизнь отчасти зависит и от человека - от соблюдения ритуалов, обычаев, табу. Духи и Боги участники человеческого жития и заинтересованы в нём. В каждом камне может скрываться дух или некая магическая сила. Существует фактически один мир - сакральный. Что не относиться к сакральному - его части, но и они связаны с магической реальностью. Мифическое сознание не знает реальной глубины и диалектики явлений. Магическая диалектика является диалектикой желаний, пожеланий и лишённых внутренней логики чудес (внешняя логика присутствует). Таким образом, вся реальность сводится к одному началу - магическому. Точно также и современное обыденное сознание сводит внутреннее разнообразие бытия к обыденной однозначности. И это плод более веры, чем знания. В магическом монизме психологически вера предпочтительнее знания. А в материализме всё идеальное делается придатком к наиболее значимой реальности - материи и её форм. То есть, имеем ли мы дело с религией, атеизмом, идеализмом или материализмом всюду усматривается одна схема сведения много к одному, хотя определяется это одно, главное, по разному. Монизм сводит сложное к простому, непонятное к понятному (пусть и ошибочному), многое к одному и отрицательно относится к разным парадоксам и противоречиям мироздания.

22.

Этот монизм - жизненный, замешанный на эгоцентризме и эгоизме, в качестве познания это догматизм. Разумеется, он имеет и свои положительные стороны. Он помогает выжить и жить и может так или иначе сопрягаться с диалектикой. Сведение частей мира к Целому - абсолюту - это монизм (догматика), но вместе с тем это проявление и диалектического мышления. Многое порождается из одного и мир, особенно мир человеческий, столь же важен для человека, как и Абсолют, если не важнее. В итоге получаются два почти равных по ценности и значимости начала. Абсолют без Мира был бы равен Пустоте. Но в общем гносеологический монизм это опрощение действительности в рассудке. Надо отметить разницу между сведением сложного к простому и опрощением. Первое - превращение многогранного в простое, одногранное, однозначное. Второе способно и усложнять действительность за счёт разного рода фантазий и особой ритуальной практики, без веских на то оснований.

23.

Философский монизм изыскивает определённые основания для своих измышлений.Существует несколько типов философского монизма - сведение материального к идеальному, сведение идеального к материальному и выведение этих начал из одного общего, познаваемого лишь отчасти источника. Но в гносеологии философский монизм неизбежно приходит к признанию гносеологического плюрализма - разные и равноправные "картины мира" уже не сводимы к одной реальности. Но и при этом образуются группы мировоззрений, которые сводят многое в онтологии к единому началу.

24.

Знание как таковое имеет существенное отличие от веры. Вере достаточно уверовать Абсолют, Знанию этого мало, оно делает акцент именно на познании много, на познании связей и граней явлений, что необходимо приводит мышление к диалектике. Знание об Едином в этом умозрении лишь формальное основание для познания того множество, что Единое порождает. Знание познаёт возможность или необходимость Единого, но вместе с тем удостоверяет его дальнейшую непознаваемость или почти непознаваемость. Но мир открыт познаванию и от этого познания зависит само существование человека в мире, или скажем так: его комфортное существование. Знание от принятия "Единства", приходит к теории "Всёединства". Рассматривать Абсолют в отрыве от мира бессмысленно.

25.

Вера же обычно ищет что-то одно, что определяет значимость и ценность всего остального - наиглавное, наиценное. Верующий существует ради Единого и получает собственную ценность через Единое. Если этический монизм это культ Добра(Нравственного Закона), то религиозный монизм - культ Бога. Бог и Добро не равнозначны (это особая большая тема и здесь мы лишь констатируем это обстоятельство),их часто отождествляют или заменяют одно другим. Вот почему в современном мире "духовное" у несведущих означает "религиозное", а священники оказываются главными представителями этики.Но или Бог субстрат Добра, или Добро субстрат Бога. Поскольку Добро более обезличено, оно оказывается качеством и действиями Бога и религиозное становится решающим: морально то, что "хорошо" для Бога, что Бог определяет как "благо и добро", а представители Бога на земле - священники - оказываются единственными его оракулами, которые конечно же не в силах искажать истину и оттого должны быть первейшими учителями нравственности в мире, так сказать, пастырями человечества.

26.

Первоотношение (обнаружение "наличного ничто") содержит в себе семена и монизма и плюрализма. Акцент можно сделать или на наличном, или на нечто, или акцентировать обе части этой цельности. В исходном значении "Ничто" равно "полному непониманию данного". И тотчас появляется потребность понять и истолковать. Понимание - оформление хаоса впечатлений в некое логическое единство, упорядочение, рационализация и иррационального, протест против "Ничто" и вера в себя, в возможность познания истины. Но отстранение от Ничто возможно только после встречи с ним. Тайна заглядывает в глаза человеку, человек пытается раскрыть таинственное. И вот первое что нужно познающему - это вера в благожелательность к нему этой непонятной Универ-реальности, Ничто-Нечто. И тем не менее такая вера вторична, она психологическая защита от противоположного представления, от страха человека перед Реальностью. Представление о чудовищности, чуждости Реальности должно предшествовать вере в её благость. Вот почему первоначальные боги природы столь чудовищны. Поскольку имело место частичное слияние "Я" и Мира, всё негативное и чуждое в мире проникала и в душу человека и это было истоком всех типов его отчуждения от социума и природы.Преодолевается же отчуждение как Верой, так и Знанием.

II. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ВЕРЫ И ЗНАНИЯ. РЕЛИГИЯ И ЭТИКА.

1. ЗНАНИЕ И РЕЛИГИОЗНАЯ ВЕРА. ЭТИЧЕСКАЯ ВЕРА.

Между Верой и Знанием образуются сложные и разные отношения. Столь же тесно вера сплетается с сомнением и даже атеизмом. Неверие в глазах религиозной и веры поднимает лишь её ценность в мире. Психологически же вообще очень сложно избавиться от веры, если не религиозной, то гносеологической: не веря в одно, мы невольно верим в другое, противоположное, подкрепляя эту смутную веру дополнительными познаниями. Забавно, но самой вере, чтобы оставаться таковой, нужно ощущать себя именно знанием, которое, правда, противопоставляется другому знанию, как истинное и высшее ложному и низшему. Кант писал, что "вера - это бездоказательное знание "из свободных внутренних оснований" (2). "Внутренние основания" можно понять как субъективное желание верить, субъективный выбор. Остальные познавания и опыт лишь прилагаются у верующего к этому, основному. Если же говорить о главном противоречии веры и знания, то скорее всего оно есть противоречие принципиального монизма (вера) и плюрализма или синтеза начал (знание). Мышление и его идеи выражают множественное начало в душе или "множественное нечто". Но религиозный монизм касается веры в Бога. И всё же даже тут монизм несколько смешивается с плюрализмом. Например, Бога полагают человекоподобной личностью и он оказывается таким образом пусть чудесным и высшим, но одним из людей (сверхчеловеком, но хранящим в своём уме и своём виде "человечность". К тому же, мысля Бога-Творца, мыслят и мир, который оказывается столь же важным началом, как и Бог: ведь не будучи творцом, Бог уже теряет всякое значение "пастыря душ и мира".

Монизм и дуальность или плюрализм в большой степени даже не "что-то", а "как", способы психологического освоения действительности. А диалектика целого и частей присуща самому содержанию эмоций и мышления - даже религию (по приоритету начала) можно разделить на "догматическую" и "диалектическую". Философ, будучи диалектиком, может быть и верующим человеком. Диалектично уже само переживание и познание "целого и частей".

Особенность морали заключается в том, что она насквозь императивна и в то же время требует доброй воли, свободного подчинения её нормам. Получается, что первый её императив - отрицание императива, а точнее сразу его и отрицание и утверждение. Как и в религии, здесь важно "хотение" субъекта, но существует необходимость познать "должное" как можно рациональнее, тогда как в религии достаточно просто "уверовать", а рациональные доказательства имеют целью оправдать это исходное верование. И там и тут субъекту приходится согласовывать свои желания с некими исходными постулатами или аксиомами.

Нравственность обычно понимают как веру в Добро. Столь же важен синтез в таком контексте основных переживаний и идей субъекта, а также образа его мышления с образом жизненного поведения. Вторая важная задача нравственности - попытка гармонизации личного и социального начала человека. Религия, как и прочие сферы социума, является историческим и психическим регулятором взаимоотношений людей, конечно, в своей, специфической плоскости. Ни Религия, ни Знание не могут обойтись без "нравственного закона". Но в этики существенно его личностное познание и освоение, а для религии главное переживание такого Закона как Бога, управляющего миром и дающим нравственность с её правилами, которые нужно не анализировать, а просто им подчиниться. В этике главное - авторитет Морального Закона, допускающий и даже предполагающий критическое отношение к нему, которое, согласованное с сознанием субъекта, собственно и порождает авторитет Закона (как истины вполне гносеологической). Но этическая идея Нравственного Закона может быть "грехом" с точки зрения религии, для которой всё что мыслится и делается без веры в Бога уже грешно. Имеется в религии, таким образом, тенденция подменить учением о Боге и Христе мораль как таковую: мораль без веры, вне веры не мораль уже, грешна. Здесь имеется в виду, разумеется, не психологическая или философская вера, а догматически-религиозная. Полагается, что прочие виды веры порождаются этой, главной, которая и определяет их ценность и "святость". И хотя с такой позицией мы не можем согласиться, но она имеет свои логические основания.

В самом деле: если есть светский Моральный Закон, этот чисто человеческий или социальный "бог", то религиозный Бог уже и не нужен; Уже Господь не является тогда законодателем нравственности и должен ей подчиняться, наряду со всеми смертными в социуме. Антропоморфизация этого морального Закона и есть Бог религиозный, но она имеет место лишь для того, чтобы уничтожить приоритет человеческого начала и возвысить начало божественное.
К тому же социальный Моральный Закон всё же, при всём уважении к нему, в большой степени абстрактен, не абсолютен, тем более в условиях плюрализма мнений. Абстрагирование же двояко - оно не только помогает лучше понять явления, но и, напротив, может так отдалить познающего субъекта от предмета познания, что моральное знание может исказиться, стать лжезнанием. К тому же можно быть моральным абстрактно и аморальным конкретно, одно дело теория, другое жизнь и требование их согласования не всегда выполняется на практике. Если же учесть, что Ложь любит ходить в Маске правды, то существование лжеморалей трудно будет отрицать. Поэтому нравственность наша всегда нуждается в проверке, тем более в такой изменчивой среде, как социум. Проверка эта может быть отчасти не только узрения смысла дел субъектов, но и в смысле теоретического анализа идейных и чувственных построений конкретной морали.

Всё это даёт верующим основание говорить, что в мире "суеты сует" мораль обязательно должна быть лжеморалью - оправданием суеты и греха. И действительно, чаще всего теоретически можно оправдать и даже представить "благом" любые практические злодеяния. Причём ведь исторически мораль существует лишь как относительная. Поэтому что для одних людей или одной этнической группы будет "добром", для другой будет "злом". Уже эгоизм ( во многом благо субъекта) можно истолковать как нечто аморальное. Понятия "добро-Зло" всегда исторически обусловлены. И даже самая пылкая этическая вера не гарантирует её истинность. Напротив, подчас такая вера может стать, совсем как в религии, слепой, а фанатик всегда не прав. Моральный ригоризм лишь отпугивает людей от морали. Любая неполноценная мораль лишь способствует накоплению Зла в мире. Религия же якобы даёт мораль абсолютную, мораль для всех и уже сомневаться в ней аморально.
Наконец, по разным причинам происходит аморализация общества, которую религия выдаёт за светскую аморализацию "человека-без-Бога". Фактически же аморализется и религиозная часть общества. Такая аморализация частична, но негатив обращает на себя внимание прежде всего и невольно часть мыслят как целое.

Надо отметить и важность в морали категории "Зла", что бы под этим не понималось. Более того, эта категория первична, ведь Добро - это прежде всего реакция на Зло или Негатив. Негативность требует осознания, объяснения и преодоления. Да, этика отрицает Зло как "недолжное". Но без наличия "зла" (того, что хотя бы воспринимается таковым) невозможно никакое этическое отношение к действительности. Именно зло стимулирует у человека потребность "испытания его на прочность" в качестве "морального человека". Порою зло преодолевается на практике, но для этого оно должно быть в категории этики, должно сознаваться как "зло".

Когда "всё благо" добродетель уже не подвиг. Именно несовершенство мира может стимулировать желание отдельной души "самоусовершенствоваться". Само "позитивное переживание" не может быть слишком насыщенным долго, так как наступает "пресыщение" даже удовольствием. Более того, при пресыщении формируется и равнодушие к тому, чем пресытились. Полная победа нравственности в мире была бы её концом. Но идеал прошлого или грядущего "золотого века", идеал конечной победы Добра - один из главнейших стимулов этической веры. Если этот идеал ложен, то остаётся лишь признать, что один из "китов" этики всего лишь иллюзия. Если назвать иллюзию злом, то вся социальная этика имеет одним из главных своих оснований "зло". Но не следует отождествлять "благую иллюзию" с "злом", если мы хотим избежать крайностей нравственного ригоризма. Вообще, в области этики "добро" может произрастать из "зла" и само со временем может становиться "злом". В принципе, приходится допустить, что этическая вера, как впрочем и религия со знанием, может служить злу даже не желая этого. Но она же единственная могучая энергия всякого "добра" в мире, всякого созидания и взлёта, всякого истинного прогресса. В итоге получается, что человек в общем может прожить жизнь без знания и религии, но без этической веры нет человека как Человека и он превращается в человекообразное животное.

Надо сказать, что этическая вера в большой степени это жизнь переживания, а не идейно-логического анализа. Есть глубокое основания разделения данной сферы на нравственность (личности), мораль (группы) и этику (теория морали и нравственности). Хотя любое мировозрение и поведение требует мышления, рефлексии, ясного сознания "должного", но в большой степени абстрактный анализ моральных проблем осуществляется лишь в этике - в качестве этического знания и познавания. Ряд этических идей не могли бы становиться практическим действием без их теоретического осмысления в плане социальности. Например, такова идея "альтруизма", идея "личности в обществе", идеал "гармонии индивида и коллектива в социуме"...
Если вдуматься, то "всёдобро" кажется нам чем-то слащавым, скучным, даже неестественным; вечное согласие (как у муравьёв в муравейнике) лишило бы людей индивидуальности. Люди как автоматы или роботы "добра" быстро превратились бы в марионеток "зла". Высшее совершенство стало бы высшим несовершенством. Нравственная свобода предполагает личный, сознательный, прочувствованный и продуманный выбор "добра", т.е. это всегда выбор между "добром" и "злом".
Следовательно, требовать от морали устойчивости было бы наивно - необходимо индивидуальное движение ума и сердца, брожение, борение. Один и тот же человек может быть в одно время представителем зла, другое - добра. Моральным явлениям присуща своя диалектика, а догматическая мораль - низший вид морали.

Итак, нравственность в большой степени переживание - эмоция, вдохновение, благие привычки, реакции противодействия относительно негатива. В самом общем виде это преодоление (идеальное или физическое) чуждой реальности. И идеи здесь часто лишь обслуживают эмоции. Любое этическое расследование уже предполагает оправдание того, что мы считаем "добром", т.е. оправдание соответствующих чувств. Но такое оправдание должно быть убедительным, обоснованным и идейно - иначе оно просто не состоится как нечто объективное.
Но в этом порою излишнем культе Добра этика наиболее схожа с религией (культ Бога) и наименее с Знанием, отрицающим всяческие культы, которые лишь мешают познавать явления и искажают истины.
Религиозная этика полностью подчинена догматике и обслуживает её интересы. Догматика же включает в себя не только религиозную практику, но и религиозную теорию. И Вера как чувство здесь на первом месте. Отсюда и постулат - "бог есть Любовь".

Существенная часть догматики, например, христианства, - представление о рае, которое модифицируется в представление о потерянном рае, т.е. о грешности всех людей после этого события и даже после жертвы Христа.Идея "рая" и "ада" используется церковниками для влияния на массы верующих. Казалось бы идея "золотого века" (рая) - это этическая идея, идея ценности Добра. Но Религия здесь лишь использует этику для чисто религиозных целей. Этика здесь не самодавлеет, она лишь орудие веры. Если Религия назовёт принесение Авраамом своего сына в жертву моральным, то обычная этика, отрицающая это, станет греховной, лжеэтикой. Изменение догматики повлекло бы и соответствующее изменение этики. Этика здесь не самоценна, она ценна только в той мере, в какой помогает обеспечить религиозную веру.

Представление о рае психологически понятно. Но вместе с тем приходится признать аморальность самого этого идеала. Рай имеет значение для масс только в силу возможности попасть туда в посмертном существовании. И таким образом это награда за добродетель, т.е. за всё добро в жизни (религиозное следование Писанию). Получается, что Добро не ценно само по себе, а ценно лишь в мере его причастности к вере. Но и сама вера превращается из "веры ради веры" в веру "ради рая", хотя может и не переживаться субъективно таким образом. Что бы не мыслил и не переживал верующий, его всегда можно обвинить в том, что он благ не сам по себе, а "ради рая", что он не грешит только оттого, что боится ада. В этом смысле религия,конечно, может быть уздой для порока и вместе с тем может сама становиться порочной. К тому же религия исходит не из свободной воли индивида, хотя рьяно призывает к этому. Она как бы принуждает людей верить, угрожая в противном случае разными карами и вечным мучением в аду. Она принуждает человека верить объективно, хотя субъективно субъект переживает это как собственный свободный акт и старается прикрыть свой страх пафосом идеала "любви к ближним" и "бескорыстной веры". И вообще - какой здесь свободный этический выбор, когда заранее известно, что должно выбирать, что отвергать? И сам выбор "облегчается" обещанием вечной жизни в раю, вечного блаженства.

Что до секулярной или мирской нравственности, то, не смотря на влияние среды, действительно этический субъект имеет основание в самом себе и остаётся добродетельным даже если за это ему не будет никакой награды, а одни страдания. Отличие его от религиозного мученика в том, что он просто не может и не хочет быть иным, а мученик страдает за награду на том свете, хотя и называет это "страданием за веру", даже не осознавая истинной причины своего рвения. Понятно, что и этический субъект может желать каких-то наград, ведь моральный человек может быть моральным и наполовину. Так и мученик может иметь сознание "бескорыстной любви к Богу", загоняя идею "награды" глубоко в подсознание. Но мы говорим не о субъективных ощущениях, а о том, что истинная мораль и вера не должны нуждаться в награде, которая бы определяла их "рвение".

Человек, верующий он или атеист, должен обнаруживать Моральный Закон в самом себе, а дальнейшие идеи и переживание лишь обосновывают первоначальный выбор. Такое умонастроение и мироощущение воспитывается или даётся от природы, характер ли это или то, что дало определённое образование, но истинность и самоценность выбранного "добра" здесь едины. Поэтому нормы этики облегчают нравственное понимание явлений и нравственное поведение, но никогда сами по себе не являются главной причиной настоящей нравственности. Безнравственный может иногда следовать моральным нормам - по привычке, из-за воспитания или влияний среды, из-за страха наказания, но в то же время он и остаётся безнравственным человеком. Вот эту приверженность к добру, совершенно бескорыстную внутренне и свободную можно назвать "этической верой" Без неё любой теоретический Нравственный Закон потерял бы свою убедительность.

Мы согласимся с верующими, что атеист может быть весьма безнравственным человеком. Но с лёгкой руки церковников ныне каждый атеист объявляется абсолютно безнравственным субъектом. Сказать "он аморальный человек" или "у него нет бога в душе" - это одно и то же. Реально же истинной нравственности труднее всего достичь именно на путях веры. Атеист же может быть нравственнее порой и высших церковных чинов. Если он добродетелен, то не потому, что "этого хочет Бог"и обязывает догмат, а потому, что стал бы презирать себя, если бы был иным. Его "хочу" и "надо" слиты воедино. Этическая вера - внутренний регулятор многих "хочу" и согласование их с "надо". Но свободное "хочу" или "Я" для такого человека существеннее всякого формального долга. Иногда нам приходится действовать по принуждению - других людей, обстоятельств, заставляя самих себя что=то делать или говорить. Но здесь важно то, понимаем ли мы разумность такого "надо" и что оно не повредит нашей нравственности и даже усилит её, или действуем вопреки своей натуре и добродетели. Первое - свободный акт исполнения необходимого, второе - полная наша несвобода, проявление рабского начала. Если мы не согласуем своё "хочу" с этической нормой, то её исполнение не более чем формальное действие и в силу этого аморальное. Это уже проявление ханжества. Главное - делать добро свободно и делать добро ради добра или ради саморазвития. Последнее тоже как бы награда наша за труды, но она совершенно иного толка, чем в религии.

Понятно, что мирская этика исторически зависит от нравов нации, социума, эпохи, от развития данной цивилизации. Но суть любой этики в любое время это степень свободного выбора индивида. Допустим даже совершенно ложную этику - следование ей возможно по привычке, подражая коллективу, формально, эмпирически, под влиянием обстоятельств, автоматически, предполагая какие-то личные выгоды, сохраняя свой эгоизм, даже будучи грешником в жизни. А можно выполнять правила данной этики свободно, осознанно, имея в виду благо всех, искренне, согласовывая теорию с практикой. Искренний фанатик всё же лучше ханжи - не по последствиям деятельности, а по состоянию души. То же самое в случае атеизма и вообще деятельности на основе какой-либо идеологии. Всегда возможно злоупотребление самыми моральными принципами - их искажение на практике. В жизни имеет место диалектика добра-зла. Вот почему одни и те же действия двух субъектов могут быть истинно или ложно моральными. Следовательно, зависимая от нравов мораль вместе с тем слита и с этической верой индивида. Эта вера может быть воспитана или даже существовать наперекор традициям. То есть возможны разные отношения между коллективной и индивидуальной верой.

2. ВЕРА КАК ПОТРЕБНОСТЬ ЗНАНИЯ.

Что же требуется для искренней веры? Она может быть на основе чувства, но более высокая форма - когда исходят из определённых и достаточно ясных для индивида идей. Идеи же нужно уметь обосновать теоретически. Значит, здесь важна образованность субъекта, его способность познавать, не просто верить, а с некими разумными основаниями. Хотя этот разум относителен и субъективен, но вне его возможно обладать лишь слепой верой, быть рабом коллектива, традиции, буквы учения, суеверия. Понятно, что для религиозной веры всегда существует степень рациональности, а её избыток приводит к сомнениям.

Верующие часто упрекают атеистов в "греховном" культе человека, т.е. в культе эмпирических ценностей мира "суеты сует". И в самом деле здесь преобладает не вера в Бога, а вера в Человека. Но вера человека может иметь разные формы - от примитивной, эгоистической, аморальной до того, что называют мудростью, философией, добродетелью как в смысле теории, так и в смысле практики. Учёные-атеисты вовсе не хуже учёных-верующих, те и другие могут быть по настоящему нравственными. А мудрость веры в человека, как и веры в Бога, зависит от степени образованности субъекта, от знания. Количество знания всегда перерастает в качество поведения и жизни. Но качество самого знания тоже может быть на уровне догматики и уровне диалектики. И только вторая может обеспечит нужное качество морали, осуществляемой в действии. Учёный может веровать в Бога и быть диалектиком в науке, что автоматически отражается и на качестве его религиозной веры. Собственно, верующие учёные или атеисты, но сама наука не может быть плодотворной без определённого отхода от религиозной догматики. Вера в Бога не мешает учёному верить в то, что Первовзрыв породил космос или изобретать технику, которая для некоторых блюстителей веры является выражением "суеты сует" социума.
Везде, где имеет значение знание, оно преобладает над "просто верой" и осуществляет свой прогресс через разного рода сомнения, тогда как в ортодоксальной религии сомнение есть зло и грех.

Во всех этих случаях, обходя даже качество веры, можно сказать: здесь наличность борется с собственной пустотой. То есть нравственная личность всегда стремится к саморазвитию и эрудиции. Нравственные и другие переживания требуется осмыслить, понять степень их "истинности" или "ложности". Позиция и в частностях и в целом требует обоснования. Вот почему одной психологической нравственности недостаточно и возникает этика - теория морали. Поскольку Зло имеет и свои оправдания и аргументы, необходимо противопоставить ему аргументы "Добра", что невозможно для невежественных людей, часто принимающих и зло за добро.
Известны аксиомы- "грешное человечество" или "человек сам по себе ничто", "человек раб Бога". Это можно понять как осознание собственной духовной нищеты ( в сравнении с Богом). Но разве это не активирует самолюбие, разве не говорит сама Церковь, что необходимо бороться с грехом? Отсюда возникает и потребность преодолеть свою церковную нищету хотя бы в пределах социума, а это уже путь Знания. Причём человек не просто хочет самоусовершенствоваться, но и верит в возможность этого. И здесь находится "область размежевания", отделения атеистического менталитета от религиозного. Религия определяет самосовершенствование не в смысле знания или личного саморазвитие, не как "свободное сознание", а как веру в Бога и следование ортодоксии. Верующий гордится, что он раб Бога и призывает к "смирению". Порой интеллектуализм христианская религия - что отражено и в Евангелии - толкует как "гордыню". Знание же мыслится как "знание Писания" и вообще религиозная эрудиция.
В свою очередь и атеистическое знание действительно может быть "гордыней",когда отрешается и "возвышается" над нравственностью. А нравственный человек никогда не бывает полностью удовлетворён собой и результатом своей деятельности.

Верующему и человеку Знания равно присуще сознание трагики земного существования. Только для верующего сам Страшный Суд - начало эры Добра и победа Добра над Злом, а учёный может быть более пессимистичным. Но и тогда у нравственного человека сохраняется желание быть светом и во тьме. Религиозный аналог - идея "испытания", преодоление греха, радость мученичества, добродетель "долготерпения", постулат "любви к ближним".

3. МИР АТЕИСТА И ВЕРУЮЩЕГО В КОНТЕКСТЕ ЭТИКИ.

В этике акцент ставится на героике духовности, а в религии то же самое, только "духовность" понимается как религиозность, приобщение к духу святому.
Религию считают "оплотом нравственности" из-за того, что невежественный атеизм встречается чаще, чем атеизм эрудированный. Если для верующего высшая жизнь это жизнь загробная, то атеист-обыватель создаёт культ самой обыденности, здешнего, эмпирики. Использовать мгновение, обогащаться, удовлетворять эго через удовольствия и материальное благополучие, культ тела и секса, карьеризм, даже порочность - вот ценности обывателя. Но разве атеисты одни обыватели? Да и обыватель случается что нравственный человек. Мир не только суета сует.Вот почему надо признать наивным религиозное убеждение в том, что "атеистической нравственности не существует". Если спастись можно лишь верой, сколько атеистов, проживших жизнь очень добродетельно должны угодить в ад! Верующий даже не чувствует аморальности такого исхода. Верующий Кальвин поджаривал неверующего Сервета на костре несколько часов. Как верующий, Кальвин должен попасть после смерти в рай, а Сервет в ад. Любые религиозные злодеяния можно оправдать фразой: "наши враги атеисты, грешники и заслужили своё наказание". Если современная Церковь стала более гуманной, то это влияние мирского мира, исторического развитие цивилизации, тогда как религиозная логика и постулаты относительно "грешников" остались те же. Их не уничтожают, но полагают, что ад с вечными муками им обеспечен. Причём и нравственных атеистов по прежнему считают грешниками - было бы удивительно, если бы верующие мыслили иначе.

4. СВОБОДА, БОГ И ЧЕЛОВЕК.

Философ-неокантианец В.Виндельбанд пишет, что “свобода Бога несовместима со свободой человека”. (24.) И действительно, если только Бог знает объективную ценность судьбы данного индивида, то он фатально ведёт человека по пути жизни - к предназначенному им, богом, итогу, цели, участи. А свободу человека можно понимать как независимость его от Бога. Для христианского сознания противоречия нет: Бог - большая свобода, человек - малая, которой требуется не абсолютная опёка, но жизненная и моральная поддержка. Свобода человека возможность греха, но не только же греха, а и блага. Христиан с гордостью говорит, что он “раб Бога” и само рабство здесь понимает как свободу. Можно быть рабом Высшего и рабом Низшего. Да и само слово “рабство”, отношения “раб-господин” можно заменить на понятия “соучастник”(в делах Бога), “друг” и “Отношения на основе духовной любви”. Если Бог не неволит человека совершать добро, то человек достаточно свободен. Правда, реально религия просто “заставляет” правдами или неправдами человека “верить”, навязывает ему религиозную картину мира и достаточно активно вторгается в жизнь. Если есть лишь одно истинное учение, то все другие грех. Это расширяет свободу верующих, но ограничивает свободу всех инакомыслящих. И лишь под влиянием прогресса цивилизации умеряет благородный пыл церковников и прихожан. И с позиции религиозной веры нетерпимый верующий прав, тогда как слишком терпимый человек терпим и “к врагам рода человеческого”.

5. ЕЩЁ ОБ ЭТИЧЕСКОЙ ВЕРЕ.

Этика более успешна в теории, чем на практике. Но тем более должна цениться нравственность в жизни от кого бы она не исходила. Когда и в более тяжких условиях она сохраняется, то это и есть первейшее доказательство её истинности.
Но этика должна не просто верить, но познать предмет своей веры. И всё же Знание в этом случае лишь обслуживает Веру, что не лишает его и самоценности. Задача нравственности - укрепить духовность личности, а укрепить, значит расширить в смысле эрудиции.
Но сама этическая вера может стать неполноценной, если имеет место абсолютизация этических явлений и этического начала в жизни. Любой культ вреден.Превращение этики в догматику и схоластику отдаляет её от жизни и превращает в нечто порочное. Тогда и начинается тирания долга, норм, предписаний, правил, формализма, подавление личности другого. Вера здесь начинает слишком преобладать над Знанием. Догматизм и порождает в жизни разные культы, заменяющие культ Бога - культ вождя, нации, государства, абстракции. Сама этическая вера становится "падшим ангелом" и,желая лучшего, плодит худшее. Вера оплодотворяет рассудок, но приоритет рассудка иссушает веру или делает её фанатичной.
Другая опасность для этической веры стать привычкой, не требующей развития или "переоценки ценностей". Вера становится слишком умозрительной и пассивной и легко подвергается влияниям среды. Часто она делает индивида рабом коллектива.

6. ЭТИКА: КОЛЛЕКТИВНАЯ ВЕРА.

В нравственности, а особенно в коллективной морали, большую роль играет синтония. Автор этого термина швейцарский психиатр Э. Блейер. (8.) Синтония - эмоционально-духовное созвучие двух и более людей. Понятие "соборности" имеет тот же смысл, но является преимущественно религиозным термином. Синтония скрепляет коллектив в нравственный союз, а вера становится доверием.Знание же может как укрепить этот союз, так и разрушить его. Одним словом, синтония это нравственный дух сообщества. Признаки его - дела и идеи сообщества, отдельных его лиц и большинства. Суммарная оценка их типа нравственности и даёт тип нравственности данного сообщества(то есть характер этической веры).
Бывает парадоксальная ситуация, когда нравственность внутри группы цементируется за счёт безнравственного отношения к другим группам. Такая нравственность не может быть истинной. Её существенное различение людей - "свои" (хорошие) и "чужие" плохие, идущее ещё от первобытных веков, создаёт первобытную форму нравственности в современную эпоху, оказывается по сути лишь рудиментом "дикой" орды. Подчас и чаще всего сообщество относится отрицательно не ко всем другим группам, а к некоторым. Но нравственность предполагает всяческое равенство всех индивидов на земле (хотя бы в сфере идеального и основных взаимоотношений людей).
В первобытную эпоху племён, когда имело место деление их на "свои" и "чужие", считалось "подвигом" относительно "чужих" то, что порицалось относительно "своих". И современная "шайка" имеет такую мораль "узкого круга", подкреплённую и особым жаргоном. Одно и то же действие оценивается по разному. Чем развитее нравственность тем более универсальной становится оценка морального явления и тем шире круг лиц, на которые распространяются все правила группы, хотя она сохраняется именно как группа.
Нарушение синтонии отчуждает человека от сообщества. Если он не находит или не создаёт противоположную мораль, то со временем происходит и самоотчуждение. Личность может придерживаться личной морали, творить её, - насколько она истинна другой вопрос. Обычно таким образом создаются философии морали, оригинальные этики. Чаще же отверженная личность приобщается к морали другого сообщества. Возможность индивидуальной морали не означает, что возможна какая-то мораль одиночки: мораль возникает там, где есть нравственные отношения людей, т.е. требует коллектива и отношения индивида к данному коллективу.

Итак, сам коллектив может иметь своим основанием как мораль, так и лжемораль. Следовательно, и синтонию можно рассматривать более широко как "положительную" так и "отрицательную". Если первое - духовное сближение душ, то вторая сближение душ на основе рассудка, фанатизма, предрассудков. В сущности, это не синтония, а подобие её, формально-моральное сообщество. Сближение душ в таком сообществе таково, что один желает приобщиться к статусу и выгодам других, подражает им, хочет быть "как все" в его группе. Существуют также группы основанные на иерархии и страхе. Здесь сближение индивида и коллектива вообще фиктивное. И крайность подобного сообщества - то, что называют "толпой". Тут есть сообщность, но вряд ли её можно назвать "нравственностью" или "моралью". Мораль в большой степени это идеи и принципы, а толпой руководят вспышки гнева, эмоции и вожделения, она явно эгоистична. Индивид здесь в качестве вождя может заменить целую толпу и стать в меру сил "её рассудком", конечно, используя её в своих эгоистических интересах, являясь представителем лжеморали.

В обществе желание "быть как все" оборачивается в лучшем случае формальной моралью - конформизмом, обывательской этикой. Во всех этих формах деятельности главным является вера в истинность определённой, собственной, теории и практики. Мнение об объекте сообщества оказывается последней истиной и те, кто думают иначе вызывают раздражение и даже считаются порой "людьми аморальными".
Истинная же синтония не препятствует развитию индивида в сообществе, а, напротив, способствует этому. При этом коренным образом "связь сердец" не нарушается. Чем полноценнее этика сообщества, тем мощнее в его пределах синтония. И это при отсутствии фанатичности и нетерпимости "к другим". Понятно, что реально идеального сообщества не существует, но синтония - задача, к которой сообщество должно стремиться, если хочет быть нравственным действительно, а не внешне.
В каждом сообществе формируются свои идеалы, которые могут вполне совпадать с общезначимыми или чем-то отличаться от последних.

7. ИДЕАЛЫ.

Идеалы - самое опасное изобретение этической веры. Они энергия деятельности сообщества. Ложные идеалы могут принести большой вред на практике. Как говорит пословица, "даже свет превращается в руках дикаря в дубинку".
Немецкий неокантианец В. Виндельбанд в одном из своих сочинений пишет:"Надо отделаться от чар слова "свобода". Этим словом прикрывали и низкие, скверные поступки, преступления, глупость. Такая свобода оправдывала произвол суждений". (4.) Речь всё же должна идти не об отрицании идеала "свободы", а о его мудром осмыслении.

Поэт-философ М.Волошин так пишет о "мече справедливости":
"Им сын заколет мать. Им дочь убьёт отца".
В одной из своих статей он так говорит об идеалах: "В жизни нет ничего ужаснее осуществления идеалов. Эпохи великих идеалов были всегда эпохами грубых и варварских форм жизни. (5.) Волошин сочувственно цитирует А.Франса: "Когда хотят сделать людей добрыми и мудрыми, терпимыми и благородными, то неизбежно приходят к желанию убить их всех". (6.)

Относительно идеалов - одной веры в них недостаточно, нужны и знания, эрудиция, понимание того, что идеалы нельзя навязать силой (Этот постулат знания и опыта противоречит вере с её оптимистическим "во что бы то ни стало!")
Да, идеалы могут быть просто словами, средством обмана, выражением глупости или наивности, маской порока, дубинкой невежды. Но вряд ли уместно выкидывать с люлькой ребёнка. Этика, этическая вера, нравственность невозможны без идеалов, отражающих теоретически и практически само существо данной морали.
Та же свобода. Этим идеалом можно всячески злоупотреблять. Но альтернатива свободе одна - рабское сознание и поведение.

Потребность нравственности как свободного морального выбора личности - центр души "нравственного человека".Стремление к свободе часто определяет смысл жизни индивидуальности и характеризует даже целый народ. Свобода может быть неподлинной и подлинной. Чтобы этот идеал не становился эгоистическим интересом, произволом, всёдозволенностью, нужно вдумчивое отношение к нему и его познание. Вера определяет лишь позитивное отношение к предмету веры, но если не включить предмет в сферу своего познания, то эмоции начнут главенствовать над умом и идеал может превратиться в земной ад. В сфере идеалов необходим синтез веры и знания. Это и называется ростом культуры. Первично же для нас должно быть понимание, что в мире нет ничего однозначного. То есть требуется не догматическое, а диалектическое мышление.

8. ДУАЛЬНОСТЬ ЭТИЧЕСКОЙ ВЕРЫ.

В этической вере обнаруживается синтез двух вер - энергетической и духовной. Энергетическая вера почти безразлична к знанию. Её суть - стимуляция этических чувств, эмоций, установок, интуиции. Она вся выткана из радужных нитей поэтико-этического вдохновения. Она может служить и Свету и Тьме (мораль и лжемораль).
Духовная вера приобщается к этому "пиру вдохновения и переживаниям. Но ей мало одного экстаза, она более хочет быть истиной, а не удовольствием, или объединением того и другого. Она тяготеет к Знанию. Но и здесь нет однозначности. В принципе, и духовная вера может довольствоваться до времени благой иллюзией, мифом (не всякий миф разрушителен для личности). И всё же духовная вера более опытна, содержательна и готова к прогрессивному развитию.

9. МИФ.

Относительно же положительного значения мифа современный исследователь Питер Медавар в своей статье "Литература против науки" пишет следующее; миф "вносит порядок в хаос, объясняет, даёт успокоение смятённым, помогает самопознанию и регулирует людские взаимоотношения" (7.) Можно добавить, что миф может преобразовывать абстрактные идеи в систему образов, облегчая усвоение самого себя народом или отдельными людьми. Порой до масс элитарный опыт человечества доносит именно миф.
Разумеется, не всякий миф положителен. Он может способствовать догматике своего времени, быть реакционным, воспитывать людей совершенно аморальных и быть энергией Зла на практике. Важно содержание мифа и степень его моральности, устарела ли она или может быть использована современным обществом без вреда для себя. Миф требует творческого к нему отношения

10. ЭТИЧЕСКИЙ СУБЪЕКТ.

Самое существенное не отдельные феномены морали и даже не мораль как таковая. Суть в качестве и уровне развития субъектов чувства и знания - живых людей.Абсолютизация относительного, приоритет энергетиченской веры над духовной может даже любовь превратить в ненависть. Инвизиторы спасали души людей тем, что сжигали их тела на костре.
Понятно желание этического человека избежать, по словам К.Батюшкова, “ужаснейшего из всех наказаний” (9.) - ничтожества. Ему импонирует роль “вершителя судеб человечества”, двигателя истории, роль спасителя, преобразователя тёмного царства настоящего в земной рай Добра и Духовной Любви. Через этико-социальную деятельность человек желает приобщиться к Вечности и Абсолюту. И это всё трактуется человеком как его предназначение и смысл жизни.

11. РЕЛИГИОЗНЫЙ СУБЪЕКТ.

Верующий считает, что самомнение или гордыня есть грех.Но фактически для него главное он сам, разумеется, в качестве “богоугодного”. Но, осознанно или нет, он исходит из желания изменить собственную судьбу в лучшую сторону. А для этого ему надо пройти множество земных испытаний. То есть для него, как впрочем и для атеиста, первичный интерес заключён в собственной судьбе. Но если атеист подчас связывает свою ценность с общим благом людей в здешнем мире, то верующий акцентирован всё же на своей личной судьбе, личном поведении, личном спасении. Все связи христиан в “одну общину” всего лишь облегчают условия для этого личного спасения. Если миллионы грешников попадут в ад, то грезящего о рае это мало волнует и напротив - он скажет: “Они заслужили” и назовёт такое своё отношение к большинству людей на Земле нравственным. Известный христианский запрет на самоубийство исходит не из представления о ценности земной жизни, а из необходимости как можно полнее пройти испытания, связанные с земным бренным бытием. Если жизнь “суета сует” и “обитель греха”, то, логически, уйти из неё надо как можно скорее, тогда и грехов будет меньше. Но верующий специально ставит себя в сложные условия, чтобы доказать собственную ценность (веру) и заслужить личное спасение. И даже “любовь к ближним” всего лишь средство для этого. Настоящее определяет его будущее, хотя будущее значит больше, чем настоящее.
Индивид менее подвержен самомнению, если занимается творчеством и не чужд морали, чем человек коллективный, пребывающий в коллективе. Значимость данного коллектива становится и его, индивидуальной значимостью.

12. ЭТИКА, РЕЛИГИЯ, ЗНАНИЕ, ПСИХОЛОГИЯ.

Знание более изощрённое состояние, чем религиозная этика. Но знание, этику и религию объединяет, во-первых, стремление к истине, хотя понимается она по разному, во-вторых, - первенство желаемого (должного) над действительным. В религии и этике часто потребности сердца значат больше, чем знание, мудрость. Но и они тяготеют к знанию. В знании, естественно, эмоции, не теряя своей значимости и ценности, должны отступить на второй план. Интеллект много значит и в теории и на практике. Недостаток этики может заключаться в её излишней абстрактности - она ищет главное и пренебрегает второстепенным, хотя в жизни главное и второстепенное, целое и частное взаимосвязаны. Глобальные теоретические вопросы этики порой вообще неразрешимы для знания и к тому же их решения нужны человеку для улучшения - частного, человеческой жизни в рамках социума.

Вульгаризация этики,когда она зациклена на “земном, слишком земном” может низвести её до обычного гедонизма или утилитаризма. Не этические принципы должны владеть нами, а мы ими Этическая, да и религиозная вера, как и знание, подобны реке, в которой можно утонуть, если не умеешь плавать.

Этическая вера сама по себе не создаёт мораль и нравственность, но развивает исходное психологическое начало до этического. Этической верой она называется по результату данного процесса, но психологическая вера неизбежно приводит к этической в двух её формах - морали и лжеморали. Психология частично сохраняет себя в этике, влияет на неё. Можно даже говорить о зависимости этики от психологии, которая пронизывает всю человеческую жизнь в социуме. Поскольку для психологии жизнь - первое, то и этика проникает и проникается этой сферой. Жизнь для этики становится первой ареной действия, практические проблемы приобретают первейшее значение. Вместе с тем порой недооценивается роль Знания в жизни, значение теории для жизни, что может привести к разрыву абстрактной этики и жизни.

Если любовь - “немой бог” (10.), то этическая вера - бог говорящий, требующий осмысления действительности и активности.
То, что некоторые называют сверхчеловеческим ядром в душе действительно существует. Это некий центр связи космического и человеческого, мёртвого и живого в самой самости. Но неправильно называть этот центр “богом в душе” или “разумом-добром”: это общее для нравственности и безнравственности начало, движущее противоречие, борьба низших влечений и высших начал человека.

В целом этическое начало связано с познаванием, с сферой сознательного, - ответственность за преступление не может вменяться безумцу. Трудно сказать насколько нравственное начало проникает в глубь подсознательного. Но возможно, что само сознательное обогащает своими идеями и чувствами подсознание, а оно затем, в свою очередь, начинает влиять и на сознание, относительно как “добра”, так и “зла”. Возможно и то, что именно этическая вера в определённой степени и “этизирует” многое что проникает из подсознания в сознание.
Во всяком случае, в природе человека заложена потребность, которую не стоит переоценивать или недооценивать. При всей важности знания (ясной рефлексии) человек имеет вечное желание стать лучше себя, нынешнего, самосовершенствоваться. Это эмоция, но именно она вызывает и интерес к познанию. Знание же требуется использовать должным образом (этическое стремление).Так связуются основные феномены души.

13. ЗНАНИЕ КАК АНТИДУХОВНОСТЬ.

Знание тем не менее часто отходит от этики, желая самодавлеть. Вера в себя оборачивается тогда уверенностью в своём величии и безнаказанности. Утрачивается связь начал. Недаром Ф.Достоевский обвинял науку в том, что она игнорирует духовное. (14.) (Именно наука, с её уклоном в практику и с её принципом полезности чаще всего становится аморальной, начиная обладать негативными последствиями.)
Согласно Дж. А. Муру (1875-1142), знание вообще внеэтично, не “добро”, а “знание о добре”.(15.) Однако, знание о добре есть и добро - в качестве теории, хотя нерадивое или догматическое исполнение теории на практике превращает её в зло. В худшем случае такая теория - добродетельное заблуждение. Знание желает понимать. Абеляр (1079-1142) даже предлагает такую сентенцию: “Понимать, чтобы верить”. Это существенный принцип как знания, так и этики, но не религии. Ведь в религии легче чем в науке принять или подать лжепонимание за истинное. Понимание не только строит компьютеры, оно, в своей лжеформе, также позволяло инквизиторам сжигать людей на кострах и пытать в темницах. Порою подобное понимание лишь вера в собственную возможность понять нечто абсолютным образом, что это понимание принесёт “хорошие плоды”. Таким образом, само понимание требует изощрённого понимания, в том числе и в аспекте морали.

Знание не может эффективно развиваться без самопознания, но здесь может быть очень много иллюзий. Знание в большой степени зависит от общего развития субъекта познавания. Поэтому и говорит пословица, что “у невежды и золото превращается в грязь”. Относительно же самопознания, поэт-суфий Санайи (1080-1140) вопрошает: “Может ли знать душу другого тот, кто не знает самого себя?” (17.) Сопряжённость этической веры с самопознанием была ясна ещё Конфуцию (551-479 г. до н.э.) (18.)
Кьеркегор (1313-1355 ) считает, что и религиозная вера имеет своим основанием познание человеком “собственного подлинного существования”. Но это может быть и причиной злодеяний - “подлинное существование” можно понять очень по разному.
Вместе с тем есть тенденция само знание полагать как зло. Основатель даосизма Лао-цзы (6-5 в. до н.э.) учил, что “счастье исключает познание” (20.), следовательно, познающие несчастны. Архиепископ Иоанн Сан-Францисский, в одной из своих статей пишет: “Придерживаясь самых ценных и верных идей, люди способны впадать в демагогию, эгоизм, злобу, тщеславие”. (21.) Г.Поспелов развивает эту тему: “Обширные знания - пишет он - способны не только облагораживать человека, но и развращать его. Срывая покровы с тайн… они могут служить основанием для циничного отношения ко всему окружающему. (21).

Существует мнение, что специфика морального познавания - это постижение-через-любовь. Но в жизни, как подмечено ещё суфистами, “восхищение подменяет знание любовью”. (22.) Одним словом, и истинная нравственность не страхует от гносеологических ошибок или злоупотребления знанием. Жизнь морали прежде всего мораль жизни, а жизнь противоречива…
Этическая установка неокантианца В.Виндельбанда такова: “Не искать и понимать ценности, а создавать и утверждать их”. (22.) Но тем опаснее и негативнее последствия, если мы ошибёмся или злоупотребим нашими возможностями.

14. ЗЛО.

Сперва открывается негативное, оно требует преобразования и во многих случаях становится позитивным для личности. Это отражено в самой логике жизни - самоотверженные доктора не были бы возможны, не существуй болезней и т.п. Даже сказка для детей не обходится без отрицательных персонажей. Философ А.Камю считал,что только в силу наличия абсурдной и бессмысленной реальности делает возможным этический бунт человека против неё. Жизнь индивида осмысляется и гуманизируется. (11.)Вл.Соловьёв в своей статье “Красота в природе” пишет: “Хаос, т.е. само безобразие… необходимый фон всякой земной красоты”. (12.) Он понимал и недостаточность одного этического начала без его связи с знанием. “Быть лучше, выше своей действительности бессмысленно, - писал он, - действительность же человека определяется прежде всего знанием его о самом себе и о мире”. (13.) А знание начинается с невежества, которое облегчает пребывание души во зле.

15. СТРАДАНИЕ.

Одно из главных особенностей жизни - возможность страдания (в различных его формах).
Психологически страдание унижает, опустошает человека, он может пасть в отчаянье или озлобиться. Этическое отношение наделяет сознание смыслом, вводит в целую систему нравственных чувств, идей, ценностей. Этическая вера дарит надежду. Страдание становится закалкой, развитием душ, испытанием на прочность, аргументом виновности тех, кто причиняет страдание с идеей возмездия, как чего-то нравственно должного и справедливого. Как не наивна такая идея, она воспитывает нравственное чувство. Страдающий получает и признаки добродетельного. (в религии это дало культ великомучеников).
Страдание - элемент практики, вообще неустранимый из природы и жизни человека. Этот феномен страдания поэтому и становится ключевой проблемой этики, этого вечного врага страдания, даже при признании его пользы для жизни. Этика мечтает преодолеть страдание на практике, а не в процессе кабинетных штудий. Этика даже может презирать абстрактную теорию и философию, считая их современной схоластикой. Пользуясь разумом, знанием, этика говорит о "сердце" как о центре всякой человеческой реальности, не понимая, что одного "сердца" мало.

16. ВРЕМЯ.

Этическая вера более всего живёт грядущим, грёзами о хорошем будущем или воспоминанием о "золотом веке" прошлого. Прошлое она использует как общий образец будущего, (идея о новом "золотом веке"), поэтому нельзя говорить об укоренённости этической веры в прошлом.
Настоящее показывает засилье "недолжного". Вот и получается, что если возможно "самое лучшее", то в грядущем. Поэтому настоящее лишь кажется подготовкой к будущему, отправной точкой "правильного" пути в желанное, сияющее всеми красками радости и блаженства Будущее. Назовём эту сторону этической веры "первоначальной утопичностью", которую этика теряет почти на пути Знания.
Г.Марсель (1889-1973) говорит: "Пока я верю, я существую". И добавляет: "Быть - значит, быть в пути". (8.)
Всё так. Но именно здесь берёт начало то, что приводит в итоге к настоящему аморализму: настоящим легко жертвуют ради будущего.
Выше уже говорилось об отношении христианина к настоящему и будущему. Что до человека знания настоящее часто главнее будущего, если оно заполнено творчеством, например. Он более увлечён самим процессом познания, независимо от того, чем это обернётся в будущем. Он лучше понимает, что грядущее чревато не только радостями жития, но и разного рода несчастьями. Если для верующего преодоление несчастья нравственный подвиг и выслуга вечной жизни, то для атеиста, скажем, все блаженства и катастрофы значимы лишь в пределах этого мира. И даже прошлое его учить разумнее жить настоящим - если он намерен сравнивать то, что было, с тем, что есть. Грядущее для атеиста слишком неясно, а единственное что совершенно очевидно - это то, что в будущем данной личности придётся умереть. Но если мирянин или атеист сильно вовлечены в события настоящего, то именно этический человек, верующий или нет, делает акцент на своих идеалах, которые всегда предпочитают будущее настоящему.

III. РАЗВИТИЕ ТЕМЫ.

1. ЗНАНИЕ КАК ВЕРА И НЕВЕРИЕ. (Гносеологическая вера.)

Гносеологическую веру можно разделить на два типа - веру основы (основания знания) и веру результата, познавательного итога (отдельного учения,коллективных изысканий или в смысле более глобальном, когда субъектом знания становится всё человечество.Первый тип - вера как оптимистическая уверенность в силе Знания, его способности проникать в явления "до их корней", вера в познаваемость реальности, стимул познавательного вдохновения и инициативы.Эта вера итог и следствие соответствующих эмоций.Второй тип имеет две особенности. Во-первых, речь идёт о подведении итогов какого-либо знания на данный момент.Речь идёт,например, о значении мыслителя или учения в контексте современности, при всей спорности, а порой и ошибочности самих идей.Это то, что обычно называют критикой. Во-вторых, выводы частного лица и коллектива всегда субъективны, не окончательны и конец исследования превращается в начало нового исследование той же темы.В этом типе главенствует содержательность, вера здесь есть вера в истинность или логичность собственных выводов. В самом познавательном процессе присутствуют - в разных пропорциях - оба типа веры. Результат становится новым началом, а начало заканчивается новым результатом. Поскольку же первое выражает оптимизм, второе приходит подчас к скепсису, пессимизму и даже агностицизму. Поэтому познавание в общем это вечная борьба веры и неверия- для его эффективности нужно и то и другое.Но эмпирически это приводит к разделению философии на школы и направления, от таких, где преобладает оптимизм и самых мрачных.Но существеннее всего оказываются учения, смешавшие веру и неверие,то есть диалектические.

Любопытно, что рациональное знание неизбежно порождает иррациональное и сама вера готовит почву для неверия.
В этической вере осуществлён акт благоволения к авторитету (ему доверяют). Но в вере результата такое "доверие" вынужденное, лишь в силу того, что пока нет доказательств обратного. Становится вполне очевидной невозможность абсолютного знания для человека,окончательности. В частности,аксиомы доктрины уже приходится принимать на веру.Но это та вера, которая не хочет верить,а вынуждена в силу необходимости.Психологическая защита от такого состояния - объявить сами аксиомы истинами, уверить себя в их убедительности.Тем более, теоретически можно обосновать если не всё, то очень многое и даже две логики могут быть убедительными - и противоречить друг другу.
Если вера основы подогревается любознательностью и устремлена вперёд,желая найти ответы на все вопросы настоящего и будущего,то вера результата нуждается в осмыслении или переосмыслении как прошлого,так и настоящего,что определяет особенности её развития в будущем.Она зависит от частного и общественного гносеологического опыта. Понимая невозможность ответить на самые главные вопросы, она заражена сомнением, хотя и пытается его преодолеть. Вера результата сознаёт немощь Знания перед ликом Вечности,но тут же образуется психологическая защита - вера в мощь разума в пределах мира явлений.Само знание может быть рациональным или иррациональным, но знание основы тяготеет к абсолютному знанию, а знание результата - к относительному. Понятно, что для наиболее позитивного использования Знания на практике одной веры основания недостаточно, - ведь для этого нужно знать что вредно,что полезно,что возможно,что нет,нужно видеть противоречия и жить с ними. Именно рациональный познавательный опыт обнаруживает недостаточность одного рационального мышления и начинает уделять большое внимание психологической стороне познания, признаёт ценность и эмоций,озарений,фантазии,интуиции,вообще идеального начала в жизни и мире. Перед этим познаванием стоит сложнейшая задача - соединить по возможности оптимально два мира,- материальный и идеальный.Например,в этой связи,появляются теории "копий материальных реалов в сознании и идеях,или учения об общем истоке идеального и материального миров.То идеальное предстаёт формой материального, то наоборот.А разве идеальное или опытное познавание не приобретает в философии Канта самого объективного знания - в пределах мира явлений? А вещи-в-себе у Канта вообще неизвестно что, их нельзя назвать ни объектом,ни субъектом,ни идеальной, ни материальной субстанцией.Правда, поскольку они исключены из субъективного опыта человека,то в этом смысле можно говорить об их абсолютной объективности. Но и здесь не удалось совершенно оборвать связи двух миров: высший мир проникает в "низший" в качестве эстетики или морали.В целом мы имеем лишь одно самое очевидное и абсолютное свидетельство опыта,идеальной или материальной жизни:реальность есть неопределённость и противоречие - во всех её формах и планах.Относительное становится как бы сущностью,а абсолютное его придатком.Поэтому в плане знания религия и наука расходятся всё более. Как бы не критиковали кантовскую идею "вещей-в-себе, но приходится вполне реально делить мир на непознанный и познанный человечеством,пусть и относительно познанный. Всякая вещь сперва "вещь-в-себе" и только потом "для нас". Приходится принять, что в пределах мира явлений или человеческого мира всё принципиально познаваемо, хотя бы в качестве противоречия,загадки,неопределённости.Но познать противоречие (его наличие)ещё не значит познать его сущность.А в итоге именно вездесущее и везде находимое Противоречие часто становится совершенно непознаваемым в рамках нашего мира,те. вся мощь Знания приводит его к осознанию собственной немощи.Саму идею "познаваемости мира" нельзя ни принять,ни опровергнуть.На этой стадии Знание начинает сильно нуждаться в знании основания - как веры в мощь познавания.Также недоказуемыми в принципе оказываются все теории скепсиса или те, что являются его противоположностью.

Знание нуждается в сомнении,чтобы его преодолеть - насколько это возможно.В итоге уже в подсознании человека заложено отношение к знанию как к мощи и как к немощи.
Это можно назвать универсальной антиномией знания. Индивидуальность исследователя или особенность,цели коллектива,школы,определяют какя сторона такой антиномии будет преобладать в их познавании.

Главнейшие проблемы реальности требуют абсолютного их разрешения и в то же время относительно глобальных явлений возможно лишь относительное и субъективное знание. Реальность бесконечно многозначна в своих проявлениях. Но можно выделить ещё одну антиномию знания - психологическую. А именно: чем меньше верить в Знание, тем крепче потребность в такой вере. Рост познаний лишь усложняет ситуацию. Но для практики, науки и жизни вера в Знание оказывается существеннее,ценнее,чем неверие. Стало быть, гносеологический пессимизм становится всё более теоретическим и с самого начала впадает в противоречие: он должен истинно себя обосновать, отвергая истину как таковую.
Но с другой стороны,с накоплением опыта,жизненного и познавательного, человечество становится скептичнее,пессимистичнее,недоверчивее.К тому же среда и менталитет могут пребывать,лишь изменяясь. Скорее всего обе тенденции присутствуют в обществе,борются друг с другом и если побеждают,то временно.

Современный философ Р.А.Варгезе констатирует:"Постоянное нарастание потока научной информации сопровождается столь же постоянным падением уверенности в нашей способности к познаванию".(25.)Это обстоятельство,в частности,результат обилия информации,перегруженности знанием,трудностями управления знанием. Но в то же время сохраняется и потребность в положительном знании.Альтернатива Знания - невежество и ухудшение жизни.Вреден догматизм,культ Знания,но и Культ Незнания не лучше. Познание - смесь поражений и побед,но одного знания без его связей с жизнью,эстетикой и моралью недостаточно.

Именно в искусстве потребность знания становится стремлением "объять необъятное и познать непознаваемое", а познание человека,души становится главным. Если же модернизм выступает против познания человека,то,желая прогрессировать,он объективно регрессирует и догматизируется.

Трудности познания лишают познающего самодовольства.Нужно пройти пустыню "Нет",пережить гносеологические катастрофы,чтобы прийти к живительному источнику "Да".
Строго говоря,вера и неверие как таковые включают себя друг в друга. Верить - не верить в противоположное. Поэтому Знание умеет превращать "нет" в "да" и наоборот. Если не всегда, то в большинстве случаев Знание привязывается к потребности человека, коллектива,человечества.А иногда даже потребность в мифе становится сильнее потребности в истине.Можно столь же успешно превратить и "да" в "нет".
Любопытен парадокс: вера в слабость знания может иметь место только через веру в его силу, в возможность истины.Мы верим в слабость знания как в истину, а она есть выражение его силы.

2.ВЕРА КАК ЗНАНИЕ (РЕЛИГИОЗНАЯ ВЕРА)

Религия считает себя Высшим Знанием. Но, чтобы не впасть в гордыню, она учит о принципиальной непознаваемости многим, очень важных для души и жизни, явлений реальности. На этом фоне и рациональная непознаваемость Божества уже не выглядит чем-то особенным. Более того, интуиция и вера становятся высшим родом познания. По логике любое другое знание должно быть неполноценным и даже иллюзией истины. Подвиг веры оказывается выше любой человеческой "премудрости", которая часто представляется в виде "прельщения", а значит и греха. Сами мудрецы и книжники от веры те, у которых потребности сердца оказываются сильнее обычного догматического смирения. Но они вовсе не желают противоречить догматике и вере, но лишь утвердить их ещё больше посредством знания, или как выразился Николай Кузанский, "учёного незнания". Происходит следующее: религия слишком зависит от своего "специфического знания". Но вместе с тем она часто делает его орудием личных или церковных интересов. Никакого знания ради знания здесь нет.
Религия не исток, а итог познания веры. Сперва вера пуста, а затем обогащается догматикой, третья её стадия развития в смысле содержания - теология, а здесь уже появляются возможности смешения сакрального и мирского знания, конечно, под эгидой первого. Фактически чисто религиозное сознание вовсе не желает познавать новое, оно уже "знает истину" и ей незачем искать сокровище - оно уже в их кармане. Религиозное знание в большой степени развивается как комментарий, пропаганда, популяризация Писания и культа, систематизация, прояснение данного, в частности, в форме проповеди и богословия вообще. И практика культа здесь имеет такое же важное значение, как теория. Даже ереси и разделение Церквей можно рассматривать как разные интерпретации одного и того же, хотя разногласия могут быть и принципиальными, коренными. Вместе с тем определённая вера делает часть целым, а себя - средоточием и истинной реальности. Но главное содержание знания Веры умещается в её кредо, в символе веры данной религии. Это относительное целое определяет все частности, отсюда нетерпимости и преувеличение зла частностей других вероисповеданий. Из самой природы религии исходит из принципа обоснования религиозной веры вот этой Церкви. А порою и невежество кажется здесь святым, поскольку сам Бог "избрал немудрое мира". Уже богословие, а тем более религиозная философия, не взирая на её предпосылки обоснования Писания, может отходить от догматики столь значительно, что кажется ересью, вольнодумством, искажением содержания Писания, а не его защитой. Тем более удивительно, что,например, католическая Церковь одобряет богословие и не видит в нём греха. Здесь уже глядят не на частности, а на конечные выводы учения. Приоритет Веры, а не Разума - вот какой результат знания делает богословие приемлемым и полезным для религии. А "разумная религия" Канта сделала его еретиком в глазах ортодоксии.
В целом религия тяготеет к коллективному религиозному знанию или самосознанию, но поскольку есть стадо, говорит пословица, найдутся и пастухи, определяющие его движение. Поэтому лишь крупные церковные деятели могут заниматься теорией, а личное творчество обычного человека, человека из паствы, часто мыслится как искушение и отпадение его от догматов веры.
Желая обойтись без Знания, Вера не в силах этого сделать. В самой себе она содержит своего врага, способного разрушить все религиозные устои, если его не обуздать вовремя. И догматика, и Писание имеют осмысленное содержание, т.е. становятся и областью Знания. Идеи часто требуют своего творческого осмысления, возникает риск греха. Осмысленное содержание активирует ум и порой до такой степени, что его не удовлетворяют уже обычные религиозные догмы и догматы. Активность ума тренирует способность к размышлению и уже Разум самовольно определяет истину и заблуждение. Даже атеизм иногда прячется под формой религиозного языка и внешнего благочестия. И таким образом, разум развращает, отклоняет человека от веры и стремится к новому знанию, не удовлетворяясь старым.
Вот почему даже так называемое "мракобесие" имеет свою логику и осуществляется закономерно, как крайнее отрицание мирского Разума.
Размышлению недостаточно просто верить - оно стремится или оправдать или опровергнуть данное вероисповедание. Разум порождает сомнения, которых Церковь боится, как чумы. И именно разум, или лучше сказать "ум" - вот основная причина всяческих ересей и религиозных разногласий. Уже интерпретация Писания - потенциальный источник смут. Причём отдельное истолкование сливается для толкующего с верой вообще, с Абсолютной Истиной и волей Божества.
Вера стремится утвердить себя. Но уже в этом акте имеется сомнение в себе и его преодоление. А поскольку вера утверждает себя как Истину, все иные веры оказываются ересью. Лишь по современному гуманистическая (относительно) эпоха и социальные выгоды мешают Церквям развязать новые религиозные войны. Но то, что сейчас происходит с исламом, который политиканы и авантюристы используют как форму для своих политических целей, когда террор объявлен "божественным", показывает, насколько религиозная теория может быть опасной для практики и жизни.
Сами верующие говорят, что чистая вера не нуждается ни в каком логическом обосновании. Но вряд ли такая вера может долго пребывать в своей "чистоте". У неё существует потребность именно обосновать себя теоретически, что и пытается преодолеть догматика.
Ещё одна особенность религиозной веры - стремление обращать других людей в свою веру, страсть к духовной экспансии, желание приоритета в обществе. И если христианство не подчиняет всех и всё своему влиянию прямо и существенно, то не потому, что не хочет, а потому, что не может. Например, в России христианской Церкви намного выгоднее сотрудничать с властью. чем конфликтовать с ней. Но и исподволь, разными путями Церковь силится усилить своё влияние на общество со всеми его социальными институтами. Это закономерно. Вера делает то, что должна делать как вера. Но разве совпадают здесь интересы и мировоззрения веры и атеизма? Разве вера не определяет атеизм с его мирским бытием абсолютным грехом и силой зла, отрицая саму возможность морального атеизма? Но, нападая на мирское начало в жизни, вера нападает на разум, запрещая ему не верить, ограничивая, подчиняя саму жизнь Догмату? Распространяясь религия и ограничивает возможности мирского бытия, навязывая обществу свои ценности, свою мораль и свою мифологию. Иначе она не может, это её долг и первая обязанность. Но с позиции разума это ущемление чужой свободы, в том числе и ограничение свободы слова и мировосприятия.
В своё время мирское бытие активировало веру. Религиозный человек столкнулся с самим фактом, что можно жить без религии, без обрядов, без Бога. Это вело и к морализму и к атеистической нравственности, но вера сделала акцент на первом. Мирское бытие расшатало устои веры, её чувство значимости. Преодолеть сомнение она могла только пылким утверждением себя в разных формах. Она стала воспринимать мирское как грех. Естественно, она должна была отрицать и "нравственного атеиста". Не допускать же две "абсолютные истины"! Точно также вера отвергла и иную религию (христианство - язычество). Конечно, были разные исторические основания для этого, но в данном случае речь о психологии веры, о её внутренних стремлениях.
Любая религия в конце концов приходит к утверждению собственной непогрешимости.
Все ужасы инквизиции на Западе могли произрастать не только из почвы ханжества и фанатизма, но и быть следствием самого искреннего религиозного благочестия. Возможно даже, что гуманизация религии это своеобразная уступка Веры Знанию и в силу этого определённая смена парадигм. Но психология веры в своих конях остаётся во многом такой же, какой была и в древности: меняются формы, а не сущность. Это не значит, что религия - сила зла. В любом сложном социальном образование "тьма" и "свет" перемешаны, имеет место то их согласие, то борьба, осуществляется их диалектика. Вместе с тем, нужно прямо сказать, что религия с её догмами и абсолютизацией своих "истин" имеет предрасположенность ко злу. Религиозный фанатизм может и не проявляться, но достаточно малых условий для его развития - и он проявится.
Но что такое уступка Веры Знанию? Признание ценности и мирского начала, в частности и безрелигиозного образа жизни? Не значит ли это охлаждение самой религиозной веры - превращение былого пламени в дым, подвига в простое "служение", чувства в подобие рациональности? Именно в этом смысле, не взирая на их внешний блеск, все религии мира нынче переживают то, что многие называют "кризисом веры", её упадком, когда повышается роль ханжества, а сильная вера граничит с фанатизмом и агрессивностью, подчас под покровом "благородной идеи борьбы с нечестивцами".
Любопытно, что самое лучшее, светлое, живое во всякой религии это всегда вынужденный или свободный отход от религиозного буквализма, от ортодоксии - отход в область духовного бытия с его собственными законами и этикой. Сохраняя религиозное обличье, мировоззрение такого индивида становится и жизнью его духа, духовности. Это мирские начала. Сейчас всё больше под "духом" и "духовностью" подразумевают религиозность, даже конкретизируют порою: дух - это святой дух, ипостась троицы. Но дух высшее развитие души и психологии личности - атеистической или верующей не столь важно. Именно дух, как Разум в человеке, может сделать саму религию духовной, разумной, моральной. Отсутствие же духа сделает и набожного человека пигмеем. И вообще дух немыслим вне рациональности, хотя одной её недостаточно.
Что до религии, в ней преобладает чувство, этого не отрицают и верующие. Большая часть религии - это переживания, аффекты, интуиции, эмоции, желания. Верующий почти не признаёт логику доказательств. Ряд религиозных побуждений берут своё начало в подсознательном субъекта. И нравственность мыслится в таком контексте как задушевность, которой противопоставляют холодность рассудка.
Такой подход догматичен. Власть одних чувств столь же порочна, как власть одного рассудка. Именно в рамках мирской психологии, в душе человека генерируется и развивается тип взаимоотношения чувств и ума и самое оптимальное состояние здесь - гармонизация отношений чувств и разума, состояние, когда имеется не главенство одного из начал, но их содружество.
Поскольку же религия считает внутренний мир человека высшей его ценностью и как бы Богом в душе, то рациональная картина мира ей более чужда, чем эмотивно-субъективное. Отсюда тяга религиозной веры к иррациональному. Чудо, Воля и Тайны Божии - это, по мнению веры, та область действительности, когда возможно и невозможное. Отсюда и берёт начало веры в бессмертие души (другое основание этого - жажда личного бессмертия).
Другая важная составная религиозной веры - приоритет общего и уже данного (откровением) знания над знанием частным, индивидуальным, изменчивым, приоритет догматизма над творчеством. Религия подчиняется мысли ровно настолько, насколько мысль подчиняется религии. Религия считает себя познаванием через любовь (к Богу и ближним), но немыслимо сделать любовь главным достоянием, центром души и мира. Это скорее дОлжное, чем действительное. К тому же любовь один из элементов целого и все элементы психологии человека одинаково важны, они или мешают друг другу, или усиливаются в содружестве: выделить высшее здесь можно только условно. К тому же христиане не учитывают одно обстоятельство: если Бог есть Любовь, тогда Любовь и есть истинный Бог, но это не существо, а качество и в итоге мы можем получить растворение догматического Бога в абстрактной Любви. На практике же и фанатизм является выражением и формой любви. Жизнь слишком противоречива, чтобы над ней властвовало лишь одно начало. Понятно, что "любовь" можно истолковать очень по разному - как гуманизм, приоритет нравственности и пр. Но в практике жизни все наши абстрактные ценности могут выражаться полно или становится своими антиподами - под маской Добра часто скрывается Зло. Даже сама любовь - это ненависть к тому, что противоположно предмету этой любви. То есть самое злое государство может провозгласить что оно светоч любви. Религиозная любовь очень часто бывает лишь пустой абстракцией. Так и волей бога прикрывают подчас свои грешные дела. Если религия провозглашает Добро и Любовь, это ещё не значит, что она всёцело Добро и Любовь.
Первично не философские исследования открывают для души человека трансцендентное, а трепет сердца. Но если мудрость не должна отстраняться от чувство, то и чувство должно быть по возможности разумным ( говорят же о воспитании и культуре чувств). Одним словом, каков субъект знания, таковы и его чувства, ум, мировозрение, религиозность. А какова личность - это уже не чисто религиозная, но психологическая проблема. Вот почему неправильно характеризовать личность и её нравственность по её религии. Хорош вот этот человек, и только потом христианин или мусульманин.
Приходиться признать, что при всех подвигах религиозной веры, она исходит из эго человека.Главные стимулы религиозности - жажда небесного покровительства и вечной блаженной жизни. Логика пытается отразить естественное состояние вещей, а для религии, как и для этики, "дОлжное" превалирует. Поэтому религия по своей сущности должна быть в основах своих алогичной. Это интуиция сверхъестественного.
Но в то же время религия есть исторический институт и имеет место в реальности, в которой многое "свидетельствует" против неё. Защищаясь, религия и развивается. Она вынуждена не только приспосабливать сознание эпохи к себе, но и приспосабливаться к нему. Это прогресс-поневоле. Но по природе любой человек, в том числе и религиозный, имеет тягу к рационализации действительности. Такая мирская психология проявляется и в религиозном сознании. Сердце не в силах полностью заменить рассудок. Поэтому, едва религиозный человек начинает мыслить, все законы мышления вступают в свою силу. Как и мирскому, так и религиозному сознанию присущи страх ошибки, желание понять непонятное, осознание противоречивости личной картины мира - Божье всемогущество и в то же время сила мирового Зла и т.д. Вера также как неверие - смесь уверенности и сомнения. И всё же догматика диктует верующему картину мира, ограничивает его возможности. Но и в том что есть верующему всё время приходится бороться со свои чувством сомнения и "грешными" идеями. Сделать это он может только через размышление и познание. Вскоре он убеждается, что чем больше познаёт, тем больше возникает новых вопросов и проблем. Нужно или пресекать в корне все свои размышления и жить "одним сердцем", или утвердиться в вере иначе - через апофатизм или отрицательное (самое мудрое, что может быть в религии). Но это учение религиозной элиты. Обычному верующему остаётся лишь одно - жить под властью религиозного чувства и жертвовать ему всем.
Что до апофатизма, учения о непознаваемом Божестве, то возникает необычная ситуация - "друзья" (догматики) оказываются опаснее "врагов", а само направление становится чем-то вроде ереси.
Напротив, ортодоксия стимулирует и отражает веру масс, более того часто неразвитую психологию индивидов ( а таких в массе большинство). И именно через религиозный этизм религия более всего влияет на сердце человека. Через этику в область религии вторгается сама жизнь - с её нуждами, страданиями и радостями, чаяниями, противоречиями. Без этики религия была бы слишком аскетичной, видела бы в Боге только "хозяина", а не "друга". Поэтому именно любовь, как одну из главных категорий нравственности, религия и делает своим "главным принципом", которому подчиняет даже Бога. Произвол Бога-хозяина тихо подменяют разумностью Добра. Карина мира частично рационализируется. Очень хорошо религия использует и категорию "должного". Оно становится истиной и необходимостью. Впуская в религию мир явлений, Этика стимулирует религию и на познавание социальной действительности, ради влияния на мир. Поэтому исторически именно кельи монахов оказались в Европе первыми центрами знания. И все восточные религии пронизаны тягой к знанию (в его мистической форме). Даже даосизм утверждает знание - как выявление тщеты знания и знание дОлжного. Всё содержание даосизма получает статус сокровенной мудрости, то есть знания же.
Христианство, понимая всю опасность знания, вынуждено познавать. Если не масса, то верхушка церковников довольно эрудированные личности. Но главной задачей религиозного знания пол прежнему остаётся оправдать веру, причём основание исследований имеет результат, к которому должно прийти, всё подводится под вывод, заранее сформулированный. Главным здесь становится не истина, хотя учёные церковники говорят о её нравственности, а виртуозность подачи информации, умение оправдать веру во что бы то не стало. Что не согласуется с главной задачей игнорируется или профанируется. Разумеется, что среди таких религиозных мыслителей могут быть и очень талантливые люди, искренне верующие, желающие обосновать свои истины глубоко и разнообразно,эрудированные и красноречивые. Но гении везде редки. А религия просто вынуждена делать знание орудием веры, иначе она просто уничтожит себя. Для эрудированного познающего вместе с тем "истина" может обладать той же ценностью, как и вера. Подчас происходит и их отождествление.Таким образом, это противоречивый процесс - отвлечение от "истины" в пользу веры и тяга познающего к ней. Порою мыслитель при жажде веры прозревает и её противоречия. В этом случае он находит объяснение им без разрушения основ веры. А в ортодоксальном иудаизме вера давно превалирует над знанием, что, возможно, делает саму веру неубедительной для мыслителя "со стороны".

3. МЫСЛИТЕЛИ О ЗНАНИИ И ИСТИНЕ.

Во всяком случае очевидна, проверена опытом, польза знания для практики, для жизни,при условии соединения знания с нравственностью.Но и "отрицатели" приходят к этому же через знание, удостоверяя полезность этого процесса.Уверенность и сомнение - инструмента познания, но такие, что именно в знании они приобретают и собственную самоценность,подчас даже выходящие из рамок гносеологии. Например, сомнение в реальности открывает в ней многие её истинные и парадоксальные стороны, некую Истину, пусть и не познаваемую. В знании же к истинам приходят лишь через сомнение и порой через сомнение в очевидном. Сомнение в истинности человеческой реальности ещё не значит отрицание реальности вообще: даже субъективный идеализм вынужден полагать (или подразумевать) саму субъективность, некое сверхсознание в качестве объективно-истинной реальности.
Прежде всего философы утверждают непознаваемость Истины, не отвергая истины относительные.
"Я призрак истин справил в стройный бред" - пишет М.Волошин в своём стихотворении "Демон".
Согласно Кьеркегору, истина - это тайна каждого из нас. Сколько личностей, столько и истин." (26.)
Г. Марсель (1889-1973) в своей работе "Человек, ставший проблемой", вынужден признать: "Хотя мы знаем всё больше вещей о человеке, нам ... всё менее ясна его сущность". (27.)
"И свет настольной лампы - великая тайна", - утверждает М.Метерлинк. (28.) Более того, "унизить предмет - значит лишить его тайны"(М. Волошин.) (28.) Поэтому: "Слепой реализм опаснее фанатизма". (Ф.Достоевский.) (30).
Достоевский был уверен, что увлечение идеалом (который обычно считается истиной - Н.О.) заменяет в конечном счёте саму жизнь и позволяет себе просто не замечать вещей, которые ему противоречат". (31.) В знании,согласно Достоевскому,"одна причина требует другой" (32.) То есть невозможно прийти к первоистине. Поэтому "отрицатели" вынуждены,вместе с Борхесом, заявить: "Я живу среди призраков - ярких или туманных" (33.)Гносеологическая вера в сочетании со скептицизмом сохраняется,но психически часто сознаётся человеком как "отсутствие основ", что приводит мыслителя к отчаянью: сама ценность человека под вопросом.
На такой фазе познания сама вера становится неверием (вера в непознаваемость истины", сохраняя всё же и саму себя как веру.И именно Отрицание приводит нас к очень "очевидному" выводу: "Нельзя познать частное ("сущность и ценность человека) не познав целого, когда можно определить в нём место и значение человечества, - Целое же "очевидно непознаваемо. Современный мыслитель В.И.Шердаков резюмирует: "не зная "откуда", нельзя знать и "куда". (34.)
Наверное, нужно учитывать разницу между "реальностью вообще" и "человеческим миром",в рамках которого ценность индивидов, субъектов,человечества всё же можно определить.
Таким образом,на определённой стадии познавания вера и сомнение вступают в очень тесную связь. Существенно и то, что перед любым Знанием его результат ставится как начальная задача - оправдать бытие человечества и человека в космосе и социуме.Мизантропия же в гносеологии разрушает всё и само исследование становится вредным и бессмысленным. С другой стороны возникает потребность подвести всё к идее ценности человечества",пусть даже через ложные идеи.

4. МЫСЛЬ.

Сама Мысль, этот Млечный Путь души,для субъекта познания реальнее даже всего внешнего. В то же время она и призрачна,таинственна, относительно самостоятельна в субъекте и даже порой навязчива.Это зыбкое, реально-ирреальное нечто. Она вся - энергия то веры,то неверия даже в саму себя.И как зыбка грань между "здоровой" мыслью и её "болезнью"! По Достоевскому,(см. его "Записки из подполья")(35.)"всякое мышление есть болезнь" Он же считал, что "у человека от природы есть чувство сомнения".(36.)А значит, возникает и потребность преодоления сомнения.Мыслитель - "вечный бегун", он не может "остановиться", и "вера" и "сомнение" становятся лишь фазами его познавательного развития.Познание сразу и блаженство человека и его проклятие.
Франциск Веруламский назвал мышление "великолепной громадой без фундамента" (37).Есть фундамент или нет,но Мысль исходит из самой природы человека, а значит сама себе фундамент,при любом своём содержании.Мышление активно.Без активности оно деградирует.Но поскольку познание неизбежно приводит человека к скепсису, мышление можно назвать трагическим началом в человеке. Не интересы человека обеспечивает часто мышление, но свои собственные интересы (соблюдение и практика логических законов". Мышление - демон человека,то добрый,то злой.Другая особенность любого познания и мышления - одна вера их не удовлетворяет. Вера наиболее сильна в области аксиом, эмоций,чувств,желаний.
Но уже говорилось о трагичности мышления, в котором скепсис преобладает. Мышлению нужна и положительная вера.Как считает современный философ Ч.Таунс,учёный и философ необходимо должны верить,верить бездоказательно,"в порядок мира,его постигаемость,объективность,истину и успех исследования". Реально же,по Таунсу,мир иррационален. (38.) В физике,например,нельзя получить информацию для точных предсказаний и для одной частицы.Роль случая в мире элементарных частиц огромна.(39.)
Вне всякого сомнения,мышление по существу своему рационально,упорядочивает любой хаос на уровне уже формальной логики. Но не стоит делать эту потребность к порядку приоритетной в мышлении.Возможно такое отношение к действительности,когда оно фундаментально отчасти вера,отчасти неверие. Многое не познано,но нечто всё же люди познали достаточно хорошо,чтобы это знание было нам полезным на практике и в жизни. Мышление есть вечная диалектика "да" и "нет".Вряд ли правильно утверждение А.Прохорова,что "философская убеждённость в познании мира не есть вера (40.)Скорее всего если не сразу,то позднее возникает взаимодействие веры и неверия,осуществляя тем самым сам процесс мышления.Но в общем,сейчас создаётся впечатление,что Неверие побеждает.Даже "Королева Истины",Математика,лишилась "короны".Б.Рассел даже считает,что в математике "мы не знаем о чём мы говорим,и не знаем истинно ли то,о чём мы говорим".(41.) Гёдель подтверждает: "В математике есть истины недоказуемые".(42.)Большой вес приобретает Сомнение и в философии.

Собственно, с развитием сознания уже невозможны чистая вера или чистое знание. Любой кусок познанного отвечает двум тенденциям: это не есть окончательное знания, тем более что сами основы непознаны или непознаваемы. Вторая тенденция: это знание, подчас очень точное и жизненное, хотя и относительное. Но аксиомы, как и открытость знания новому, наращению, требуют веры в нечто. Вера эта максимум психологична, но должна иметь ряд особенностей, общих с верой религиозной. Одна из таких особенностей - вера в истину утверждаемого.

5. ФИЛОСОФИЯ.

По Н.Бердяеву "философия отбирает у человека последнее утешение,выбивает его из жизненной колеи,сталкивает с трагичным в жизни".(43.)Более того,философия открывает антиномичность всякой реальности.Не говоря уже о том,что в познавании незнание всегда преобладает над познанным.Но именно разум оказывается чуть ли не единственной защитой от этой "тьмы" неведения и невежества.И именно в философии наиболее хорошо обнаруживается важность самой "человечности" человека,противостоящей всей "мертвечине" космоса.
В само процессе исследования познание вынуждено и верить,а вера познавать.При любом скепсисе сохраняется и вера в знание.Даже законченный пессимист Шопенгауэр верил в свои "истины".Но философия не удовлетворятся только верой,а требует и рационального обоснования убеждения.
Говорят,что философия не должна противоречить жизни философа.Но это требуется не всегда. Платон пишет: "человек - выдуманная игрушка Бога". (44.)Но сама жизнь Платона является невольным или вольным протестом против такого понимания человека.И именно знание освобождало Платона от необходимости быть "марионеткой" высших сил.

В пределах философии вера в знание становится моральным отношением к познаванию,что можно выразить в формуле:"знание ради знания".Но вместе с тем любое знание - и философское тоже - обслуживает жизнь и в частности даже определяет авторитет индивида в обществе.И на этом пути Знание может стать аморальным,превратиться в инструмент удовлетворения эго,когда любовь к истине перерастает в безразличие к ней.Это то же,что в эстетике:самоценность знания разрушается и оно становится средством для другого.Стало быть,одна из главных задач философии сохранить эту самоценность знания.

Сама философия выявляет неоднозначность Знания. Оно может сохранить душу и обездушить индивида,употребить свою теорию во зло и на благо обществу, дать человеку лучшее или отнять у него последнее.Знание выделяет мыслителя из толпы - и делает его одиноким,создаёт идеалы и разрушает их.Вместе с розами мы получаем и тернии.Оно рационализирует и фантазию,а саму истину может сделать "горькой".
Все эти особенности знания особенно выявлены в философии.Развивая рациональную сторону мышления человека,философия может делать это в ущерб чувству и превращается в культ абстракций,оторванных от жизни.Но с другой стороны даже философия Гегеля - о жизни и для жизни.
Трагичность философии, о которой говорят Бердяев и другие философы, выделяет её чуждость самому ценному, что есть у человечества - жизни, в конечном счёте философия оказывается даже вредной этически. И в этом случае её истинность отходит на задний план.

Действительность антиномична по существу. А антиномичность и саму истину делает антиномией, смешивая в ней равно важные относительное и абсолютное. Но здесь важно что именно преобладает в познавании или в познанном - тьма (незнание) или свет? Вопрос перестаёт быть бессмысленным, когда от глобализма мы переходим к конкретному знанию или его акту. Вместе с тем, уже наличие "тьмы", её обнаружение, требует преодоления её силой "света" или "знания". И в этом смысле именно способность человека к познанию как преодолению "тьмы" делается его "человечностью". Человек вовсе не есть "человек разумный". Это "человек познающий". Познание не просто холодное обнаружение и созерцание искомого, а противостояние человеческого менталитета всяческой "мертвечине" космоса. И лишь корыстное использование знания извращает его природу и превращает в врага человечества.

Познание стремится верить, а вера познавать. Любопытно, что даже приводя к скепсису, знание сохраняет этическую веру человека в добро. Платон уверяет нас: "Человек - игрушка Бога"(44.), но был ли сам Платон в своей жизни такой "игрушкой"? Считал ли он всё написанное им суетой сует? Разве не хотел Платон быть не марионеткой высших сил, а причастным им - через деяния и знание?

Можно выделить "веру-в-знание". Совершенно ясно, что именно она двигатель любого познавания, а значит и утверждение мощи Разума. Но это ещё не этика. Самое важное здесь - познающий субъект, его уровень развития и нравственности. "Знание ради знания" - начало этизма. Однако, как и многое в жизни, можно сделать знание лишь средством для другого, для удовлетворения эгоистических и аморальных вожделений субъекта. Первое - вера и в ценность личности. Второе делает акцент на общественном авторитете, когда первейшее значение приобретают карьера и личные блага, или же блага какой-нибудь аморальной группировки. Поэтому, совершенно пусты рассуждения о благе или зле самого знания, всегда нужно говорить о конкретном субъекте или субъектах знания. Знание не просто сущность человека, оно и орудие саморегуляции, как в положительном, так и в отрицательном смысле, причём речь идёт о самой душе, о самом сознании человека. Само же по себе знание может развить душу и обездушить, дать человеку лучшее или отнять у него последнее. Выделяя мыслителя из толпы, оно делает его одиноким. Вместе с розами мы можем получить и тернии.
Все эти особенности знания особенно выявлены в философии.Развивая рациональную сторону мышления человека,философия может делать это в ущерб чувству и превращается в культ абстракций,оторванных от жизни.Но с другой стороны даже философия Гегеля - о жизни и для жизни.

Знание парадоксально. Оно может и фантазию преподнести как истину, а само прозрение сделать горьким. Чем выше взлетает ввысь познавательная мощь человека, тем труднее удержаться ей в своём "небе". Знание делает из человека человека, но и превращает его в чудовище, если сама душа личности взалкала этого. Всякое развитие светлой стороны личности чревато ростом изощрённости и тёмной её стороны. Знание не есть нечто совершенное. Перевес интеллекта познающего субъекта над интуицией и эмоцией нарушает целостную гармонию развития человека, что и отражается на его способностях. Знание лишает "Я" человека непосредственности, духовно старит. (мудрец в народном представлении - "старец".) Опосредованное эго человечества, знание приводит к упадку нравов, к аморально-технократическому обществу (повторим: это вина не знания, а познающих!) Обыденное сознание относится к современному гуманитарному знанию (особенно философскому) насмешливо, как к современной схоластике, поскольку очень легко презирать то, что не понимаешь. Религия упрекает Знание в гордыне, в отпадении от Бога, в том, что оно привязывает человека к миру "суеты сует", когда "комфорт" уже существеннее "души".Искусство ошибочно противопоставляет абстрактное знание поэзии, образному языку реальности. Модернизм отрицает саму возможность истины в искусстве. Лишая знание связи с эмоциями, считают, что знание усмиряет пыл чувств, благие порывы; оказывается, что идеи вообще угнетают чувства и откровения из бессознательного умерщвляют формальной логикой холодных идей. Л.Шестов объявляет познающий разум тираном человечества и рабом необходимости. Гений познавания, Гёте, пишет в своём "Фаусте": "В глубоком знаньи жизни нет, / Я проклял знаний лживый свет". (Пер. А. Пушкина). Кьеркегор называет науку "фарсом тщеславия" (45.) Б.Паскаль считает знание сущностным признаком человека и в то же время отказывается от него в пользу веры. (46.) Философ В.Н. Муравьёв ещё во 2й пол. 20-х г. сделал этику более приоритетной, чем знание. Согласно ему, "главное не в том, "что есть", а в том, "что делать?" и "как делать?" (47.) (Но ошибочные основания знания, "что" объекта, сделали бы ошибочными и все действия с ним, саму этику. Не зная "что", не будем знать и "как".)

Вот в такой враждебной среде знанию приходится жить и крепнуть.
Но было бы большим упрощением отождествлять знание с рассудком, формальной логикой или чистым рационализмом. Знание это не только порыв к земному, но и порыв к трансцендентному. Оно рвётся за пределы "очевидного", "данного", "зримого" - в пространство "метафизических чудес", в реальность Аргуса-Абсолюта. Оно желает вместить в себя и бесконечное. Вообще, зрелое познание начинается с сомнения в очевидном. Само это сомнение - вера в возможность разума прорваться в мир сущностей и настоящих истин. Вера в истину умопостижимого - вера в умопостижимость истины. Хайдеггер поясняет: "Истина - разумное понятие сущности вещи". (48.) Философская вера в Абсолют или во Всёединство - уже есть акт духовной связи человека с Абсолютом, по крайней мере жажда такой связи. Человек уже перестаёт быть "животным с большим мозгом". Пытаясь познать высшие, он изощряет своё чувство, ум, душу и начинает много лучше понимать особенности эмпирических явлений.

6. ФИЛОСОФСКОЕ И НАУЧНОЕ РАЗНОМЫСЛИЕ В КОНТЕКСТЕ ГНОСЕОЛОГИЧЕСКОЙ ВЕРЫ.

Можно отвлечься от науки и сосредоточиться на философии. Что обнаруживаем мы по данной теме в философии происходит и в науке, лучше сказать - во всех сферах познания.
Гносеологическая вера не только соединяет, но и разъединяет людей. Она неизбежно приводит к плюрализму мнений и учений, подходов и вер. Т И. Севериан иронизирует: "Все выдающиеся философы совпадали в том, что они не согласны друг с другом. (49.)

С одной стороны любое оригинальное творчество вносит свою лепту и в общее знание - образуются школы и направления. Чем более предмет проанализирован с разных точек зрения, тем более его познание основательнее и особенно в том, с чём все постепенно соглашаются. С другой стороны, чем более личностна индивидкальность мыслителя, тем труднее прийти к общему знаменателю (в науке легче).

Индивидуальность не являет собою абсолютное отрицание других индивидуальности, хотя и согласование позиций имеет свои границы. Стало быть, важен не просто контакт этих личностей, а контакт творческий и высокодуховный. Тогда и разногласия могут быть полезными. Творческий же подход предполагает не огульное отрицание аргументов оппонентов, а учёт их мнений и разумную критику. И в философии, например, в сравнении её с политикой, дело с этим обстоит хорошо. Тогда как у очень умных и эрудированных современных политиков культура спора находится почти на дикарском уровне, если судить по политическим телешоу, философы в принципе могут найти друг с другом общий язык, даже если не придут к совершенному взаимосогласию. Здесь аргументы должны иметь серьёзные основания и исходить из общего знания. Спор может быть построен на отрицаниях.Но и обычное отрицание помогает нам лучше уяснять и формулировать нашу позицию, усиливает коммуникативность спорящих.

Историческая преемственность знаний прямо предполагает и их коррекцию. Это приводит к частичному отрицанию части познанного. Лучшее в старом знании остаётся в новом. Таково обычное понимание преемственности.
От скорректированного знания следует отличать "память былого", которая может хранить и сведенья об учениях, уже признанных большинством исследователей ложными. Эти ложные познавания важны для нас, поскольку показывают историю знания, его генезис и развитие. К тому же всегда существует возможность, что "старое" заживёт новой жизни, а "ложное" окажется не таким уж и "ложным". Очень многие старые учения не сходят со сцены и имеют своих новых представителей.

Существует и такое явление, как переосмысление старого. Только на почве старого создаётся новое. В этой связи любопытно высказыванье А. И. Герцена (1812 г.): лишь "глубже опускаясь в смысл былого, раскрываем смысл будущего: глядя назад, шагаем вперёд." (50.) Согласно Герцену, важно не всякое отрицание, а "созидающее и направляющее" (51.) Старое истощается и гибнет, - но именно так и рождается новое. Старое - уже мёртвое, но ещё цепкое и поначалу сильное бытие, атакуется новым не из одной точки пространства-времени, а из множества точек, дел и душ, умов и стечений обстоятельств. Новое единство реализуется в форме многообразия, воплощает себя в разных условиях и модифицируется. Без личностных творений и идей не было бы и Целого. Но целое не есть сумма своих частей, а нечто большее. Происходит не просто изменение знания, но приращивание старого к новому, взаимосвязь и диалектика прошлого и настоящего. Одна ступень не в силах заменить собой весь дворец Знания, но есть ступени, которые являются фундаментом здания и без которых целое обойтись не может.

Старое изменяется только в контексте смыслов, требований, ценностей новой эпохи. И здесь уже характер эпохи влияет на качество знания. Во-первых, возможен прорыв ложного и порочного знания из прошлого в настоящее. Во-вторых, само настоящее может негативно повлиять на знание и исказить очень многое.

Плюрализм и преемственность дополняют друг друга и не могут разделиться окончательно. Гносеологическая вера - их энергия, стимул, начало творческого взаимодействия разных составных целого.

Суфий Руми Джалил (1207-1273) так определил сущность реальности: "Противоположность и противоречие - вот крылья, на которых вселенная летит по воздуху бытия". (52.)
И вот в этой преисподней иррациональных и противоположных начал трепещет и сияет жизнью человеческого сердца гносеологическая вера в разумное познание действительности. Трагика не пугает её. Она знает, что чем трагичнее и бесконечнее познание, тем может быть благороднее и талантливее познающий, способный даже сомнение превратить в новую Веру и так или иначе претворить своё знание в жизнь.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 05.12.2015. Вера и знание.
• 04.12.2015. Знание. Цитатник.