Что-нибудь о тюрьме и разлуке,
со слезою и пеной у рта.
Кострома ли, Великие Луки —
но в застолье в чести Воркута.
Это песни о том, как по справке
сын седым воротился домой.
Пил у Нинки и плакал у Клавки —
ах ты, Господи Боже ты мой!
Наша станция, как на ладони.
Шепелявит свое водосток.
О разлуке поют на перроне.
Хулиганов везут на восток.
День-деньской колесят по отчизне
люди, хлеб, стратегический груз.
Что-нибудь о загубленной жизни —
у меня невзыскательный вкус.
Выйди осенью в чистое поле,
ветром родины лоб остуди.
Жаркой розой глоток алкоголя
разворачивается в груди.
Кружит ночь из семейства вороньих.
Расстояния свищут в кулак.
Для отечества нет посторонних,
нет, и все тут — и дышится так,
будто пасмурным утром проснулся —
загремели, баланду внесли, —
от дурацких надежд отмахнулся,
и в исподнем ведут, а вдали —
пруд, покрытый гусиною кожей,
семафор через силу горит,
сеет дождь, и небритый прохожий
сам с собой на ходу говорит.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
