Нонна Слепакова
Нонна Слепакова
Одуванчик
Бесшумный одуванчиковый взрыв -
И вьюга, всполошенная, сухая,
Перед моим лицом помельтешив,
Снижается, редеет, затихая,
И тает. Начинают проступать
Изба, крыльцо. И вот выходит мать:
Фигурка в глянцевитом крепдешине
И сапоги мужские на ногах.
Тогда шикарить женщины спешили,
Однако оставались в сапогах.
Ширококостность, дюжая ухватка
Мешали им для полного порядка
Закончить каблучками туалет -
Вдруг землю рыть да прятаться в кювет?
И полуэлегантны, полугрубы
Движенья мамы. Полыхают губы
Багряной птицей впереди лица.
Вот-вот они в беспомощном восторге
Опустятся на моего отца,
Стоящего поодаль от крыльца
В зеленой, беспогонной гимнастерке.
Вернулся он весной, но по утрам
Всё лето возвращается он к нам,
И мы за умываньем и за чаем
В нем новое с опаской замечаем
И прежнее со счастьем узнаём
В неловком отчуждении своем, -
Что было так, а сделалось иначе...
Почти как до войны, живем на даче,
И одуванчик во дворе у нас
Растет, и можно дунуть, как сейчас.
1960
Нонна Слепакова
ОСЕННИЙ ПАРК
С тобой на пустынном просторе аллей
Болтать не боюсь и молчанья не трушу.
Мы оба, таща на горбу свою душу,
Гордимся тайком: а моя тяжелей!
По осени каждый себе на уме.
Но коли мы вместе, нам вдвое заметней
Природы достоинство сорокалетней,
Уже отвердевшей навстречу зиме.
Взгляни, обнаженного дуба каркас
Чернеет чугунною силой строенья,
А пышная ржавчина – память горенья –
Тихонько шуршит под ногами у нас.
Нам тоже известно, что нам предстоит.
Мы зябнем, но все-таки не прозябаем,
И ржавчину золотом мы называем,
И холод нам юностью щеки палит.
1976 г.
Нонна Слепакова "Вдвоём с душой"
Я говорю по вечерам
С душой моей ранимой,
Всегда, всегда для новых ран
Господом хранимой.
— Душа моя, не убывай!
Плыви своим теченьем!
Сама себя не убивай
Осмысленным леченьем!
Я не хочу, чтобы заглох
В забавах и обидах
Ни твой неощутимый вдох,
Ни твой неявный выдох!
Всплывай наверх, скрывайся вглубь,
Не застывай навечно,
Как зеркальце у мёртвых губ,
Сияя безупречно
1961
Околица
НОННА СЛЕПАКОВА
(1936 - 1998)
Женщинам
Расцветала на подоконнике
Зря осмеянная герань,
На войну уходили конники, —
— Ну куда ты в такую рань?
Становились легкими яблони,
Нарождался сын или дочь,
Но опять, провожая, зябли мы:
— Ну куда ты в такую ночь?
Мир настал, и его свидетелем
Каждый плод ложится у ног,
Но мы снова бельишко метили:
— Ну куда ты в такой денек?
Чтобы глаз мы робких не прятали,
Чтоб не знали счета кускам,
Чтобы пахло травами мятыми,
А не порохом по лескам,
Чтоб на рыженьком подоконнике
Спали голуби по ночам,
И младенцы-солнцепоклонники
Улыбались первым лучам, —
На войну уходили конники,
Эшелоны шли, грохоча.
Вот поэтому летом, зимами,
В самый поздний и ранний час
Уходили от нас любимые,
Уходили они для нас.
Моление о птице
Просыпаюсь на рассвете —
не последнее ли утро?
Хлеб на досочке кромсаю —
не последний ли кусок?
Не последняя ли птица небывало
и немудро
Хочет вылететь наружу
и колотится в висок?
Господи, не жаль мне хлеба —
Твоего ли, моего ли —
Всколосишь еще Ты ниву,
заведешь еще квашню,
Дашь к еде благословенье
и поделишь хлеб на доли...
Кто-нибудь его оценит,
коли я не оценю.
Господи, не жаль мне утра, —
миллионы раз — и больше —
Ты пошлешь кому-то утро
в Питер,
в Токио, в Париж...
Жалко только эту птицу, —
ибо в точности такой же
Никогда ни в ком не будет,
даже Ты не повторишь!
Часы
Вот часы. Сколько лет,
А скрипят, а идут, -
То ли да, то ли нет,
То ли там, то ли тут.
Вот семья. Вот еда.
Стол и стул. Шум и гам.
За окном - вся беда,
За окном, где-то там!..
Вот и тридцать седьмой,
Вот и сорок шестой.
Милый маятник мой,
Ты постой, ты постой.
Если в доме умрут,
Он стоит. А потом -
То ли там, то ли тут,
То ли гроб, то ли дом.
Все ушли. Вся семья.
Нам вдвоем вековать:
То ли мать, то ли я,
То ли я, то ли мать.
Пятьдесят третий год.
Шестьдесят третий год.
Если кто и придет,
То обратно уйдет.
Вот мы верим во все.
Вот уже ни во что.
И ни то нам, ни се,
Все не так, все не то.
Сколько дней, сколько лет,
По ночам и чуть свет -
То ли да, то ли нет,
То ли нет, то ли нет...
Никогда
Вот юность и любовная невзгода,
Не помню точно - дождик или снег,
Но каменная мокрая погода
Способствует прощанию навек.
И уж конечно, пачку старых писем
Решительно мне друг передает.
И свист его пустынно-независим,
Как дождь ночной, как лестничный пролет.
Он отчужденно втягивает шею.
Его спина сутула и горда.
И обреченной ясностью своею
Еще пугает слово «никогда»...
Другие статьи в литературном дневнике:
