Предисловие
18Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда
состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь.
19Сказал же это, давая разуметь, какою смертью Петр прославит Бога. И, сказав сие, говорит ему: иди за
Мною.
20Петр же, обратившись, видит идущего за ним ученика, которого любил Иисус и который на вечери,
приклонившись к груди Его, сказал: Господи! кто предаст Тебя?
21Его увидев, Петр говорит Иисусу: Господи! а он что?
22Иисус говорит ему: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? ты иди за Мною.
23И пронеслось это слово между братиями, что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал ему, что не умрет,
но: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того?
(Иоанн - Апостол Христов прожил более 90 лет, и умер в начале II века. Похоронить себя он просил живьем, и как это не казалось странным, ученики не посмели нарушить волю учителя. Они выкопали яму, Иоанн стал в нее. Сначала он приказал засыпать себя до колен, затем — по шею. Потом, простившись с присутствующими, апостол попросил накинуть ему на голову полотно и засыпать землей полностью. С великим плачем ученики выполнили и эту просьбу. Вернувшись в город, они рассказали о произошедшем другим христианам, но те возмутились этим поступком и решили срочно откопать учителя, который, возможно, был еще живой. Прибежав к месту погребения, они нашли свежий холмик, разрыли его, но тела там уже не было. Тщательные поиски результата не дали. И тогда ученики поняли, что апостол сознательно выбрал такой способ своего погребения, не желая, чтобы кто-либо знал о его дальнейшей участи. Существует благочестивое предание, что старец был взят на небо живым, дабы в дни царствования антихриста непосредственно перед Вторым пришествием Спасителя вернуться на землю. Он будет свидетельствовать о Христе и примет за Него мученическую смерть от слуг сатаны).
Глава 1
Дети! вы от Бога, и победили их; ибо Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире.
/посл. 1-е Иоанна 4-4/.
Тайна рождения
Свинцовые тучи нависли над головой. В предчувствие надвигающейся грозы заметались испуганные голуби. Первый раскат, прогремел, как зов первой трубы.
…И, вдруг, внезапно нависла угрожающая тишина, даже голуби куда-то исчезли. И это пугающая тишина оказалась ещё страшнее, чем разъярённое небо. Казалось, всё замерло, не шевелилась даже потемневшая листва на деревьях. Время словно остановилось, споткнувшись о неизбежность. Всё – прошлое, настоящее, будущее, лишь иллюзия, созданная кем-то или чем-то чтобы затмить, и без того помутнённый разум. Только будущее тугой спиралью затягивает петлю. От начальной точки отсчёта, до конца путь – один виток спирали. Начало и конец - взаимосвязаны. Былого не изменить, настоящее не исправить, будущее было всегда. И эти три составляющие жизни невозможно переставить местами.
Молния разорвала небо надвое, как старую холстину. Её вспышка выхватила из мрака странное искажённое страданием лицо уже довольно немолодого человека. Кто он? Что он делает в этом странном месте? Что или кто заставил совершить его этот странный и непонятный поступок? Его быстрая, нервная, крадущаяся походка, наподобие той, которая присуща ворам или мошенникам, боящимся, что их уличили в краже или обмане, резко отличалась от походок тех немногочисленных людей, которые рискнули, несмотря на разбушевавшуюся непогоду выйти на улицу. Что он скрывает под своим развивающимся при каждом шаге плащом, что это за странный писк, похожий на крик новорожденного котёнка? Этот незнакомый человек быстрым шагом пересёк мощёную в средневековом стиле мостовую. Люди окружающие его подобные призракам давно ушедших лет, словно под гипнозом медленно брели все в одну сторону, а точнее прочь от небольшой часовни, расположенной на давно заброшенном кладбище. И только он – человек в плаще шёл по направлению к ней или точнее бежал, не оглядываясь по сторонам, что-то бережно прижимая руками под плащом к своей груди.
Второй раскат грома был более оглушающим, чем первый. Как будто вся природа напряглась и своей мощью глубоко выдохнула, изрыгая из внутренностей языки пламени. Молния поразила столетний дуб, расщепив его своей силой до середины. Запахло гарью и серой. Вслед за этим последовали странные и непостижимые обычным умом происшествия. Промчалась повозка, невесть откуда взявшаяся здесь, озарённая светом молний, как будто тень из далёкого прошлого, запряжённая парой гнедых лошадей неуправляемая рукой возничего она на полном ходу подмяла под себя странного человека. Казалось кони сошли с ума в одночасье превратившись в злых духов, демонов преисподней. Падая, он выронил из рук свою драгоценную ношу, которая прокатившись несколько, метров упала в небольшую канаву. Человек же, ни проронив ни звука, отошёл в мир теней… Кони исчезли так же внезапно, как и появились, как будто их и не было вовсе.
Третий раскат, переполненный электрическими разрядами, вспоров нутро небу хлынул проливным дождём, грозя затопить всё вокруг. Странный свёрток вдруг зашевелился, гроза выхватила из сумрака белоснежных пелен, улыбающееся лицо младенца. Казалось, что дождевые капли падали рядом, словно этот младенец был прикрыт невидимым зонтом, не причиняя ему неудобства, пелены остались белоснежными, сухими и чистыми…
В то же время колокольный звон, отозвавшись эхом, разбудил, казалось, в своём монотонном шагани уснувших прохожих. Кто-то подошёл и нагнулся над свёртком. Невинные глаза младенца были глубокого голубого цвета, как будто или небо, или море отдало им всю свою бесконечную голубизну. Дитя улыбнулось нависшему над ним лицу и протянуло свои крохотные ручки. Собралась небольшая толпа зевак. Люди, прикрываясь от дождя зонтами, как зачарованные смотрели на младенца, не понимая, что произошло, а он, найдя свой кулачок, повязанный на запястья какой-то странной лентой с непонятными символами, стал с жадностью его сосать. Какое-то время длилось молчание…
Вдруг подошедший человек в монашеской одежде поднял младенца и, бережно закутав в свою рясу, унёс в монастырь, расположенный неподалёку на небольшом холме.
Но вновь раскат мощной силы вывел всех из транса. Люди немного посудачив о произошедшем, побрели дальше по своим делам, словно сомнамбулы, боясь стать соучастниками какого-то ужасного преступления.
Только один человек остался дожидаться скорую и полицию. Но скорая упавшему была уже не нужна, он умер с блаженной улыбкой на губах от чувства выполненного долга известного лишь ему одному.
Дождь прекратился в ту же секунду, как только монах поднял дитя с земли. Гроза стихла… Раскаты грома были слышны всё дальше и, наконец, совсем затихли. И уже ничего не напоминало о прошедшей здесь бури, только столетний дуб ещё слабо дымился в лучах заходящего солнца…
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.