Жизнь около гор

"В жизни всякого молодого человека есть огромные равнины скуки. Ничего не происходит, ты цепенеешь, как дерево в июльский полдень, и кажется, что «сейчас» никогда не сдвнется с места. В эти минуты мы и принимаем свою главную позу — главную не из-за какого-то присущего ей смысла, а потому, что именно такими вечность фотографирует нас на память. Она чаще всего запоминает нас молодыми».
В. Пелевин.

«Я блуждал в пустыне.
И воскликнул:
«Господи, возьми меня отсюда!»
Голос промолвил: «Это не пустыня».
Я воскликнул:
«Да, но -
Этот песок, этот зной, этот пустой горизонт».
Голос промолвил: «Это не пустыня».
Стивен Крейн.

Восьмое ноября. Бесконечная пустыня осени. Имеет ли она вообще начало и конец? По левую руку у меня действующая пиш. машинка, а за ней окно, а за окном детская площадка, с нее ушли дети, ушли в безлюдную осень, ещё не мертвую, но уже и не живую. С засученными рукавами смотрю на буквы...

Чем поделиться, что рассказать, что утаить, что оставить между слов, о чём недоговорить. Ведь так много недосказанного... Это и к лучшему, как подумать, пускай лучше не договорить и промолчать, чем бесконечно трещать обо всём, так и толком ничего не сообщив по сути. В жизни слишком много лишнего. И так порой тяжело от него избавиться. А ещё хуже, когда невозможно этого сделать. Начинает казаться, что ты постепенно превращаешься в мифологического Сизифа. Без ненависти и гнева. Всё становится привычным. Даже своя ноша. Есть такая дзен-буддийская притча. Она о тяжести того, что всегда с нами, где бы мы ни были. О наших иллюзиях. Какой-то старый монах с очень тяжелой сумкой поднимается по каменной лестинце вверх по горе, всё выше и выше. Его сумка невероятна тяжела. И тянет монаха вниз. На пороге отчаяние и усталости около него проходит человек. Монаху кажется, что это и есть сам будда. Он поворачивается к нему и спрашивает: «Скажи, как достичь освобождения?». Незнакомец отвечает: «Просто прекрати нести эту ношу». Монах опускает сумку на землю и чувствует по всему телу и в сознании легкость и свободу от ноши. Чуть поразмыслив монах спросил: «Но как после освобождения жить дальше с иллюзиями?». Незнакомец ответил: «Тебе придется нести свою ношу дальше». Монах взваливает опять на себя эту сумку и продолжает свое восхождение. Главное здесь слово, как мне думается — продолжает. Это тяжело, это больно, но надо идти. Другого выхода нет.

Только вот сдается мне, что большинство людей эти сумки утаскивают с собой в могилу.

А что дальше — неизвестно.

Когда я пишу эти строки, одна очень мудрая и прекрасная душа направляется в Санкт-Петербург. Двое суток пути в поезде. Вспомнился замечательный отрывок из «Желтой стрелы» Виктора Олеговича (мистическая повесть о поезде, который направляется к разрушенному мосту):

«Горячий солнечный свет падал на скатерть, покрытую липкими пятнами и крошками, и Андрей вдруг подумал, что для миллионов лучей это настоящая трагедия — начать свой путь на поверхности солнца, пронестись сквозь бесконечную пустоту космоса, пробить многокилометровое небо — и всё только для того, чтобы угаснуть на отвратительных останках вчерашнего супа. А ведь вполне могло быть, что эти косо падающие из окна желтые стрелы обладали сознанием, надеждой на лучшее и пониманием беспочвенности этой надежды — то есть, как и человек, имели в своем распоряжении все необходимые для страдания ингредиенты.
«Может быть, я и сам кажусь кому-то такой же точно желтой стрелой, упавшей на скатерть. А жизнь — это просто грязное стекло, сквозь которое я лечу. И вот я падаю, падаю, уже черт знает сколько лет падаю на стол перед тарелкой, а кто-то глядит в меню и ждет завтрака...»

Моя жизнь казалось бы состоит из разрозненных кусочков. И скорее даже просто размышлений. Или пластов молчания.
Эта осень была окрашена цветами наших с Катей следов по пространству города, за его пределами и в пределах комнаты. Я ей показываю город, его различные ответвления. Как-то даже Кате удалось съездить с нами (это по работе) в очень тихий и спокойный городок Тихвин. Ее мучит жажда движения и нового пространства. Не просто увидеть, а сделать снимки и фотографировать, фотографировать и фотографировать...

Это странно, но почему-то именно с одним человеком находясь долго в отношениях ты узнаешь о себе больше, чем если бы встречался с бесконечным множеством девушек. Но это так, увы. А хаотичность и беспорядочность приносит с собой пустоту, тоску, раздражение, пресыщенность. Многообразие половых связей никогда не победит внутреннее одиночество. Потому что нет никакой работы души. А только мгновенная, хоть и сладкая, похоть утоления инстинкта. На Востоке есть такая пословица: «Похоть порождает желание обладать, а желание обладать порождает желание убивать». Убивать не обязательно физически, но и моральная смерть от обладания и ревности достаточно опустошающая и тяжелая.
Надо отчетливо понимать, что нам никто и ничто не принадлежит. Тем более другой человек. Нет ничего нашего на земле. Это понимать неудобно, но необходимо. Поэтому чувство врожденного одиночества неизлечимо и естественно, оно никогда не кончится. Мы чувствуем себя одинокими - и это правда (глупо искать причины в социальном хаосе или плохих материальных условиях), мы чувствуем, что никогда не умрем — и это правда. То, что чувствуешь, то и правда. Для тебя одного. А это самое важное. Всегда ведь хочется что то почувстовать, чем понять. В вопросах любви это первостепенно и насущно. Более того (я как то задавался этим вопросом в одном письме) нет для нас здесь никакого Дома. Дом только один. Это наше тело. Всё остальное — временные приюты. Как ты понимаешь, материальный мир не имеет никакой ценности, поэтому будет глупо потратить свою жизнь на решение бытовых проблем. И на повторение проторенного пути. Это всё равно что жить около гор и вместо того, чтобы взобраться на их вершины — играть на земле в камешки и придавать этому значение и важность космических масштабов.

И ничего уже не возвращается.
Когда я смотрю на деревья за окном, голые и худые, я понимаю, что они переживут меня, вас всех, моих друзей, ваших друзей, детей на детской площадке, для них мы призраки и фантомы, нас не должны быть. Но мы есть. Убедительно, громко или тихо и сдержанно заявляем о своем праве быть.
И отражаться в зеркале.
И в какой-то момент отражение в зеркале может начать нам не нравиться.

И можно ли вообще быть всё время влюбленным в себя? Любовь к себе сомнительна. Я в нее не верю.

Есть такой момент, когда чувствуешь, что старая жизнь изжила и исчерапала себя, а новой нет пока места. И надо расчистить его. Дать ей прорваться в тебя. Прорасти и взметнуться к верху. И это самое прекрасное, что может произойти. Когда наступила необходимость в перемене. Значит, надо идти.

Открою окно. Воздух очень холодный. Коричневый и желтый цвет всё заполняет собой. Люди пробираются сквозь него как нарисованные неловкие фигурки. Другие цвета как будто неуместны.

Сегодня целый день туман держит в своих объятиях Петербург. Утром я ездил в другой город (Сосновый Бор) вдоль линии финского залива. Всё в тумане. Лес, сосновые холмы, вода, дорога, ничего нет, всё исчезло.

На события моя жизнь крайне скромна и сдержанна. У моей жизни тихий и терпеливый голос. Меня окружает не так много людей и у всех совсем разные жизни и устремления. Один друг любит музыку и творчество, не любит женщин и отношения с ними, пропагандирует сугубо мужской путь; другой развелся с женой, нашел себе девушку, живет с ней на юге города и никак не может решить проблему с ипотекой на квартиру, на которую подписался с бывшей женой ещё (банки чинят всякие отвратительные препятствия, когда даешь ход назад); другой друг пишет сценарии и мечтает снять кино и научиться играть на гитаре; одна подруга бросила своего парня (ох, все друг друга когда-нибудь бросают), влюбилась в другого, уехала с ним в Калининград, живет в доме, где видна граница с Польшей, считает меня своим лучшим другом; другая подруга (я так называю девушек друзей, а не бывших любовниц) уехала в Сочи искать счастье, бросив своего парня в Москве, из-за которого набрала долгов (он разорился по работе своей), тем не менее они сейчас всё равно вместе и никак не может она решить вопрос сексуальной несовместимости с ним... Не так много у меня друзей здесь, все остальные скорее знакомые с которыми обсуждаешь схожие интересы и вкусы. И очень редко встречаешься. В большом городе время идет быстро и встречи будут крайне редкими. Может быть с кем-то ты увидишься раз в год или два.
И это нормально для Петербурга.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 08.11.2017. Жизнь около гор