Словами Ильи Латыпова
Душевная боль бывает такой, что просто ложись - и плачь, вой, скручивайся от ломоты в теле. Или же просто цепенеешь, и внутри останавливается всякая жизнь. Так чаще всего происходит в момент разрыва - когда что-то живое сломалось и смысл, как кровь, утекает из того, что было. Отвержение, смерть близкого, утрата чего-то очень значимого, запредельный стыд, ужас, или любое другое прямое попадание в самое сердце травмы.
Бывает другая боль - не столь острая, а ноющая где-то в теле, долгая, хроническая, связанная с тем, что что-то очень долго не получается заживить (или на это требуется очень много времени), или с тем, что травмирующее событие все продолжается и продолжается... С такой болью хочется бороться, торопить проживание, игнорировать, вытеснять - даже когда понимаешь, что быстро тут не справиться... Но вот именно это способствует тому, чтобы она разрасталась, занимала всё или почти всё сознание. Боль, которую торопят, гонят, пытаются задавить, становится сильнее, и закручивает все мысли вокруг себя.
Но и игнорирование не работает. Боль нуждается в том, чтобы быть признанной и принятой. «Да, мне сейчас больно» - вдыхаешь, выдыхаешь и сдаешься ей, и ощущение своего страдания - без внутренней войны, без нападения на себя или на других - может дать росток сочувствию к тому, кто страдает. «Да, я сейчас чувствую боль, и она еще продолжится». Хорошо, когда она еще и названа. «Мне больно, потому что я горюю о расставании. О смерти... Об утрате... Мне больно от стыда и отвержения... Сейчас это так». И как эти кажется странным, иногда боль может уменьшиться, перестать занимать всё пространство внутреннего зрения - потому что она увидена, не отвергнута, названа, уважена. А вместе с нею - та наша фрустрированная потребность, по которой так обжигающе хлестнула жизнь... В внутренней чаще или пещере мы можем поставить боль как одну из фигур: я знаю что ты со мной, что ты - здесь, и что ты во мне, я чувствую тебя, будь со мной пока. И тогда становится возможным увидеть и другие фигуры, кроме боли. Они могут быть меньше, и не настолько четкими, как боль. Но - они могут быть. А каждый раз, когда фигура боли начинает шевелиться, обращая на себя внимание, можно так и говорить: "да, я вижу тебя, я знаю, что ты есть". Не осуждая себя за то, что она, боль, у тебя есть, вообще или "до сих пор".
И тогда можно пригласить боль поразглядывать другие фигуры. Например, могу сказать: «Пойдем, я покажу тебе одно любимое место в этом городе... Или вот этот лес, который так шумит свежей листвой». - «А, - ответит боль, - как в твоем любимом «мой гроб шумит в лесу!», а я отвечу «мне больше нравится - «он нянчит гнезда»... А еще лучше - пойдем просто посмотрим на то, как солнце искрится на прозрачной воде в пруду на песчаном пляжике. Первый день лета, как-никак». Боль, когда она не игнорируется, может иногда уступать место и другой жизни.
***Полный текст стихотворения Франтишека Грубина: "Мой гроб еще шумит в лесу".
Еще не осень! Если я
Терплю, как осень терпит лужи,
Печаль былого бытия,
Я знаю: завтра будет лучше.
Я тыщу планов отнесу
На завтра: ничего не поздно.
Мой гроб еще шумит в лесу.
Он – дерево. Он нянчит гнезда.
Я, как безумный, не ловлю
Любые волны. Все же, все же,
Когда я снова полюблю,
Вновь обезумею до дрожи.
Я знаю, что придет тоска
И дружбу, и любовь наруша,
Отчаявшись, я чужака –
В самом себе я обнаружу.
Но в поединке между ним
И тем во мне, кто жизнь прославил,
Я буду сам судьей своим.
И будет этот бой неравен.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
