Личности переплетались, плелись, плели,
ловко лавируя в слаломе двух политик.
Красили стены, цвели, воздигали плиты
и приходили ко мне. Все в поту, в пыли,
громкие, яркие. Я привыкал не видеть.
Утренний траффик торжественно дополнял
бит поколения скрипом своих покрышек.
Из кабаков, академий - и даже в книжных -
музыка, музыка, музыка
для меня -
звуки, которые я предпочёл не слышать.
Мимо меня пролетали слова, системы,
слёзы, сомнения, тщета, счета, печаль.
Дети Ганеши, Конфуция, Ильича
были со мной откровенны. Увы, и с теми,
и с теми, и с теми, и с прочими я молчал.
Вся пустота всех предшествующих столетий
зарево лент, белизну простыней и фат
медленно, ласково, тихо уносит над...
Первыми были убиты творцы и дети.
Я молчаливо поглаживал автомат.
