Любимые стихи - Рыжий
Борис Рыжий
Вечер
Я вышел в улицу. Квартал,
ко рту прижав платочком осень,
ребенком нежным крепко спал,
и с неба смоляные косы –
свисали облака и сны,
как над бумагой виснут штампы,
и мошкарою вокруг лампы
кружилась ночь вокруг луны.
Я вышел в улицу. И поздно
мне было жить для новых дней.
Кружилась ночь, дрожали слезы
в железных веках фонарей,
сочились с неба боль и тишь
сквозь рыжих звезд косые ранки.
И город нес, как сердце – Данко,
седой закат в ладонях крыш.
1993, январь
Суждения
* * *
Век на исходе. Скоро календарь
сойдет на ноль, как счетчик у таксиста.
Забегаешь по комнате так быстро,
как будто ты еще не очень стар.
Остановить, отпразднуем сей день.
Пусть будет лень
и грязь, и воздух спертый.
Накроем стол. И пригласим всех мертвых.
Век много душ унес. Пусть будут просто
пустые стулья. Сядь и не грусти.
Налей вина, и думай, что они
под стол упали, не дождавшись тоста.
1.
Летний вечер в окне,
словно в перепроявленном фото.
Нависает звезда. Старый город во сне.
Дождь исходит на нем вместе с собственным потом
И спешат фонари за закатом вослед.
Я полсвета объехал верхом на осле.
Созерцал, как несчастны счастливые люди.
Завершилось стремленье. Окончилось чудо.
Как плохое сукно,
Мое сердце распалось на части.
Но я счастлив вполне от того, что несчастлив.
Я гляжу за окно.
2.
Скоро осень придет.
На Урале дожди ядовиты.
Выйду в улицу, стану слоняться, сырой пешеход.
И дожди расцелуют дома, как могильные плиты
отцов – сыновья.
Здесь родная земля.
Я с дождями уйду в эту землю.
Или просто пойду и совсем облысею.
И, нелепый старик, не успевший познать
ничего, кроме водки и хлеба,
буду всем говорить: «То, что сыплется с неба,
не всегда, благодать».
3.
Я везде побывал.
Я держал горизонт, как перила, в руке.
Я имел миллионы. Пришел налегке –
Все бродягам раздал.
Ничего не имея,
ни о чем не жалею.
Только смена пейзажей натерла зрачки
до зеленого цвета. И если в ночи
я устало стою у окошка,
при никчемной луне проклиная судьбу,
наполняя округу, подходят к окну
одичавшие кошки.
4.
Как порой тяжело.
Открываешь глаза и вдруг видишь – чужое
всё: и небо, и звезды, и червь в перегное,
не несущий тепло.
Понимаешь, что сам не уйдешь, уведут под
конвоем.
Слава богу, стихи – это нечто иное.
Мое тело висит, словно плащ – на гвозде,
на взгляде, который прикован к звезде.
Я ищу в себе силы
не сдаваться и ждать.
Но в округе до черта камней. Каждый третий –
кидать.
Или строить могилы.
5.
Я забыл шелест книг.
Я листаю оконные стекла.
И свеча освещает нетронутый ужасом лик.
И, как будто меж строк, я читаю меж улиц
промокших
то, что не передать, ибо это иная
книга, нежели те, что обычно читают.
Это книга ветров,
судеб, звезд негорящих, несказанных слов.
Пусть мне хочется спать,
но рука не дрожит. Пусть до боли тревожно,
надо еле дышать, и листать осторожно.
Можно вены порвать.
6.
Суета городов.
Тихий ропот и шепот печальный.
Бесполезное время. Над струнами линий
трамвайных
нотный стан проводов...
Ноты спящих ворон
не метнулися вон,
но расселись для вальса.
и ты тянешь к луне онемевшие пальцы,
И, как пары, на небе кружатся звезды.
Будто раз и навеки забыто ненастье,
будто вдруг разглядишь невеликое счастье
через линзу слезы.
7.
Дорогая, когда
обрастут крыши зданий зарею,
словно львиною гривой, расстанусь с тобою.
И умру, как солдат,
не понюхавший боя.
Будет небо седое.
И, как мины морские, сгоревшие звезды на нем
Кто-то скажет; «Нальем!
Хоть он не был солдатом, но ведал о том,
что и смерть – лишь обыденный дембель.
Пусть согреет свою двухметровую землю
уходящим теплом».
8.
Стеклодувы на небе
выдувают стоваттную лампу луны.
Засыпая, я вижу прекрасные сны,
разноцветную небыль.
Все плохое, что было вчера, позабылось сегодня
Так всевышним угодно,
чтобы мы не привыкли к ударам судьбы,
чтобы новый удар был внезапен, но мы
не сдавались и жили.
И дрожат за окном миллионы огней.
Я пишу ни о чем. Да имей ты хоть сотню друзей,
одиночество – в жилах.
9.
Никого не виню,
что порой легче тело содрать, чем пальто.
Все гниет на корню.
Я не ведаю, что я и кто.
Я, как жгут, растянул окончания рук, я тянулся
к звезде.
Мне везде было плохо и больно. Везде.
От себя не уйти.
Что-то колет в груди.
И качаются тени.
На стене. И закат непохож на рассвет.
Я, войдя в этот мир, оказался в чужом сновиденье.
Пробуждения нет.
10.
Летний вечер в окне.
Словно лошади, яблони в мыле.
Прискакавшие с мест неизвестно каких по
туману и пыли.
Мое сердце в огне.
Черной шалью на плечи
накинувши вечер,
я гляжу за окно. И
течет по ладони
закатом разбрызганный розовый яд.
Ветер в улицах бродит, как в венах – излишество
крови.
И от серых разводов луна вытирает себя
о стиральные кровли.
* * *
На зрачок соскользнувший фонарик луны
с опустевшего черного синего неба
вялым веком укутав, как милую – пледом,
посвящаю ему все грядущие сны,
что плывут надо мною
по белому морю
преждевременной ночи,
и расчетливо очень
умоляю того, кто стоит надо мной,
не сложив на груди предварительно руки:
«Дай не смыть очертанья последнего друга
проступившей внезапно соленой слезой»
1993
Кальян
Так и курят кальян —
дым проходит сквозь чистую воду.
Я, сквозь слезы вдохнув свои годы,
вижу каждый изъян.
Сколько было всего.
Как легко забывается детство
и друзья. Я могу оглядеться,
а вокруг — никого.
Остается любовь;
что останется той же любовью,
только станет немного бессловней,
только высохнет кровь.
А стихи, наконец,
это слабость, а не озаренье,
чем печальнее, тем откровенней.
Ты прости мне, отец,
но, когда я умру,
расскажи мне последнюю сказку
и закрой мне глаза — эту ласку
я не морщась приму.
Отнеси меня в лес
и скажи, в оправдание, птицам:
«Он хотел, но не мог научиться
ни работать, ни есть»
Фонари
Фонари, фонари над моей головой,
будьте вы хоть подобьем зари.
Жизнь так скоро проходит – сказав «боже мой»,
не успеешь сказать «помоги».
Как уносит река отраженье лица,
век уносит меня, а душа
остается. И что? – я не вижу конца.
Я предвижу конец. И, дыша
этой ночью замешанной на крови
говорю: «Фонари, фонари,
не могу я промолвить, что болен и слаб.
Что могу я поделать с собой? –
разве что умереть, как последний солдат,
испугавшийся крови чужой»
1993
* * *
Разве только ангел на четыре слова
спустится с небес.
Я, со стуком в двери спутав стук больного,
выхожу в подъезд.
И дитя осенней, старой и печальной,
кинутой звезды
допивает что-то из груди стеклянной,
но глаза чисты.
«Здесь бывал такой-то, Лена любит Любу,
некто Цой всегда»
Только ночью вижу тех, кто здесь не будет
больше никогда.
Отворить почтовый и, сухие листья
высыпав, закрыть.
Знаю, что правдивей и безмолвней писем
мне не получить.
Потому что можно не читать и вовсе
не писать ответ.
Только я подумал – появились гости
первый раз за... лет.
Вот и слышу, где-то музыка играет,
тыщу лет играй.
«Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,
здравствуй и прощай».
1994
Стихи для пустого альбома
Я приду к тебе с пустым альбомом,
Друг мой ласковый и нежный,
На исходе жизни и с наклоном
Подпишу небрежно:
«Я дарю тебе свою единственную книгу
На оставшееся счастье.
В знак победы горечи над криком.
Хоть сжигай ее, хоть рви на части –
Не убудет. Кроме прозы,
Все, что я писать пытался, тут же
Размывали слезы.
Либо потому, что вряд ли нужен
Этот почерк, алые чернила.
Впрочем, цвет у них – лиловый.
Либо жизнь моя взаправду уместилась
В два печальных слова:
«Фабрика», «цена». На этих чистых
Нарисуй меня, как только выйду
От тебя, дружок, красивым и плечистым.
Но исчезнувшим из виду».
1994, май
***
Мой друг, так умирают мотыльки —
на землю осыпаются, легки,
как будто снегопад в конце июля.
За горсточкою белой наклонись,
ладонь сожми, чтоб ветерком не сдуло
обратно наземь, а, отнюдь, не ввысь.
Что держишь ты, живет не больше дня,
вернее — ночи, и тепло огня
всегда воспринимает так буквально.
Ты разжимаешь теплую ладонь
и говоришь с улыбкою прощальной:
«Кто был из вас в кого из вас влюблен».
И их уносит ветер, ветер прочь
уносит их, и остается ночь
в руке твоей, протянутой навстречу
небытию. И я сжимаюсь весь —
что я скажу тебе и что отвечу
и чем закончу этот стих — бог весть.
Что кажется, что так и мы умрем,
единственная разница лишь в том,
что человек над нами не склонится
и, не полив слезами, как дождем,
не удостоит праздным любопытством —
кто был из нас в кого из нас влюблен.
Другие статьи в литературном дневнике:
