Сердце остыло
Елена Малинина 3
Как бы не так! – я ничего не забыла.
И не надейся!
Сердце сжато в кулак.
Сердце остыло.
Отбрось лицедейство,
Выслушай и пойми:
Мы – разные, мы – несхожи.
Душу пойди и займи –
И уничтожь,
Выпростай, выбрось, унизь…
Только уйди – далеко.
Это случайная близь –
Мне нелегко.
Мне так погано, пойми…
На сердце – дрожь.
Душу пойди и займи –
И уничтожь.
Сердце остыло. Сломи
Низость и ложь.
Только – уйди. И уймись.
И не тревожь.
Как бы не так! – я ничего не забыла.
Я ведь себя – тобою –
Убила.
Сердце остыло.
29.06.15
Ps:
Елена, Вы замечательная мамочка!
Спасибо Вам за это! ;
*****
Медленное всматривание
Марина Князева Апушкина
Медленное всматривание в лиц поток…
Я хочу смотреть медленно…
Спешка – всегда искажение чужого естества…
Правда требует остановки.
Я хочу знать, как прекрасны прекрасные.
Я хочу запомнить навсегда
Чудо неповторимого человека.
даже если фигуры смахнуть с доски
Лия Киргетова
даже если фигуры смахнуть с доски
и половину из них потерять в песке,
ты понимаешь, Вера, что всё равно
конь не может ходить буквой другой?
даже если ему очень хочется Зет,
а не какой-то, - вперед и направо, - Гэ.
можешь еще налево и две назад.
можешь фигуры резать или крошить.
и заточить и что-то дорисовать.
даже поставить с кем-нибудь в паре мат.
но понимаешь, Вера, что всё равно
эти фигуры базово не равны?
и бесконечна шахматная доска.
и не кончается даже за тем углом.
Вера, тебе идет эта буква Гэ.
да, я умею вежливо иногда.
даже если фигуры смахнуть с доски
и половину из них потерять в песке.
солнце шпарит так, что в Антарктике травы вытают
Лия Киргетова
солнце шпарит так, что в Антарктике травы вытают,
океаном станет то, что казалось льдом.
говоришь, что только мертвые не завидуют
тем, кто так, как мы, оставляют мир на потом.
обязательно будут и переломы, и вывихи.
посмотри, расплавился лучший планеты кусок.
закажи себе ром, закажи мне лимонный сок.
за одно твое короткое “ха” на выдохе
я, пожалуй, позволю это еще разок.
растекутся оранжевой лавой дома и улицы,
заселяют Землю звезды и облака,
я тебе позвоню послезавтра, ну все, пока!
говоришь, что только мертвые не целуются?
мы - живые, давай проверим наверняка.
концептуальные дети
Саша Арвади
мне так нравятся концептуальные дети
с их попыткой не совладать с собой,
с их открытым сердцем в безумное «верите»,
с небом над головой.
нам дано - они так утверждают и правильно
ведь в конечном итоге это удел для них -
быть предтечей для новых каино_авелей,
для молодых.
мы никто - они так говорят и доверчиво
смотрят прямо в глаза и я таю и я ... не могу
и берут меня за руку: здесь тебе делать нечего,
твои мысли давно оживают на том берегу.
несброшенное
Елена Родичева
они сказали мне - осторожнее – несброшенная страница книги
впечатывается в дно экрана и навсегда остаётся.
неперелистанная бумага въедается тихо в лица неба –
потом при повороте направо – ты встретишь судьбу персонажей.
а я только шла по сказанным _здравствуй_ не высказав послесловий_
я всё равно шла, и воздух _прощай_ наполнялся моим междометием
я просто шла – не помня пророненное, разворованное и построенное_
я всё равно шла. я всё равно шла. я всё равно дочитаю....
да мне-то какое дело до тех, кого и за что помнит небо.
да что мне до запечатанных пачек не сыгранных в театре писем_
что мне до не_вровень посаженных тополей – если дерево не утонет _
мне бы недобрать на билет, чтобы быстро списали в незначимые_
но разве они разрешат?! без предупредительных выстрелов
я встречаю плывущие маски из книг незакрытых умом, и их след
остаётся начертанным на ободке моей чашки – из которой день
я не допила ...пока я просто шла. пока шёл за мной чужой свет.
хочется нож
Елена Родичева
Хочется матом сказать – да грешно –
Хочется жизнь посвятить – только некому.....
И дождь остывает на теле так быстро , что
Я не успеваю зашить мысль под веками.....
Так быстро сбивается ритм – и тут же звонят
Хоронят в размерах и рамках, в коробки пакуют....
И хочется разрядить пистолет – да изъят....
И хочется полюбить, чтоб .... смакуя.....
Или просто дожить с капучино до ночи в кафе....
И сглатывать одурь-дурман стервенея....
А дождь так быстро скользит по холодной траве...
Что не успеваю присвоить любви имя «время»....
И не успеваю понять – что ненависть – страх....
И только сорвётся «я чувствую» - тут же измерить
С линейками лезут, с карандашами в зубах...
И опись ведут и грызутся проверить....
И в бешенстве рвут постранично точённый чертёж....
И циклятся датчики, тут же устаревая....
И хочется прекратиться.... И хочется нож -
Разрезать плоть неба на звёздные тёплые стаи....
Dождь ещё одной жизни
Елена Родичева
В мыслях до того пыльно-
Мне поможет лишь дождь ещё одной жизни!
Мне нужна Любовь без свойства
Задерживаться в морщинах чувств,
В извилинах минут!
Меня снова не поймут!
Любовь есть не чувство – но состояние
Жить без геройства.
В мыслях до того нетерпимо!
От прошлых чужих монологов,
от диалогов с зеркалом!
Мне поможет лишь ливень ещё одной жизни! –
А в этой мне уже не спастись!
Эмоций змеи жгут как плёткой новое утро –
Без свежести, терпко, душно, невыносимо!
Детские пальцы, ,,..
Ольга Боград
Обнаженная грудь подглядывала из кофточки,
Стыдливо пряча соски под шифоном-
Расстегнутой пуговицей Жизнь подчеркивала
безразличие к тайнам всех девственниц
и всяким моральным " приколам".
Все шло к тому, что "мамашей" порядка-
Становилась патлатая девка-Анархия,
В ботфордах и с папироской, закрученной лихо
На манер знаменитого Беломорканала.
Все шло к тому, что вчерашняя недотрога,-
Становилась искусной женщиной или
ИСКУССТВЕННОЙ,
Улыбаясь толпе, как идейным сожителям по разврату
(впрочем это не важно)
И несла себя ей- так триумфально,
как первосентябрьским утром школяр,
одевая свой новый, блестящий портфель,
спешит в неизбежную зрелость,
схватив чуть подвядшие астры.
Она улыбалась закату- вспоротому брюху неба,
Вставая на цыпочки, чтобы почувствовать кожей
кровавую влажность пред ночью.
Она омывалась водой, ее нелюбившего света,
Ложилась искристой росою в постель абсолютно нагою, Потягивая марихуану разврата........
Она, это знала точно, что утром ей быть иною-
Дарить себя грубому миру и думать,
что завтра останется в прошлом,
что день за Завтра , не станет расстегивать блузку холодной рукою,
а будет молить о пощаде и целовать
ее детские пальцы.
ла-sky
Флейта Водосточных Труб
разрываю тебя и по клеткам рисую Рим
итальянский театр хорош итальянский грим
мой хороший я вам посвящу десять тысяч строф
если только найду. я увы не пишу стихов
слишком больно кусаются мой нехороший вы
если только… молчите. мне хочется просто выть
расчерчу итальянской линейкой и клетки прочь
юный полдень целует меня а в Милане ночь
он чертовски силен этот темперно сладкий ритм
разрываю его и мне хочется снова в Рим.
Позвони мне. one. zero. help
Маленькая Мёртвая Девочка
Скрежет телефонного номера через бумагу
Раздирает ещё не зажившие раны на теле.
Ногтями по векам - здесь, сейчас и сразу.
Я ломаю пластинки из детства (Ты помнишь «Качели»?)
Я вжимаю в ладони стекло. Мне, наверное, больно.
Ты читала про Снежную Королеву? Я дарил тебе сказки!
Там был мальчик…не помню имени… он был жив, только
Не совсем человеком, и не совсем собой. Без красок
У него был любимый цвет, не угадаешь какой.
Ты всегда ошибалась или тебе просто не везло
Или ты недогадлива. Ты такая смешная. Постой!
Мы спасем твою душу! Его звали Кай!
Как назло
Ты вешаешь трубку, разделяя нашу общую бездну
И выдергиваешь руку, но я знаю, без меня ты замерзнешь.
Его звали Кай, я вспомнил. Он жив. Честно!
И он был любим. Я все-таки надеюсь, что и ты вспомнишь
И напишешь (ты обязательно напишешь!) мне письмо
Из своего далекого замерзшего города одиноких,
И потому бессмертных. Я буду ждать,
Выплевывая буквы твоего имени сгустками крови.
Не виноват
Доктор Твоего Тела
Она лежала на холодном столе
неподвижно с биркой на пальце,
с красивым лицом белым как мел,
а в голове крутился лишь мальчик
с белокурыми волосами,
глазами цвета весеннего неба,
и с губ его срывались слова:
дядя, кто это сделал?
Но дядя скользил заточенной сталью
по телу, будто коньками по льду,
дядя тоже когда-то был маленьким,
а потом научился он волшебству.
Дядя топил в коньяке свою горечь,
и вечера просиживал в пабе,
дяде в след часто кричали: сволочь!
А он лишь разводил руками...
Здоровался за рУку со смертью,
и смотрел ледянные в глаза,
повторял каждый раз: поверьте,
я ни в чём не виноват...
А мальчик рыдал, и кулаками
со всей своей силы бил в грудь,
кричал: дядя, верни мне маму,
я умоляю, верни как-нибудь...
штрафная весна
Травматология
вот и мы, наконец, проехали до конечной, до ключевой…
за зрачком чернота прорехою, где не выживет ничего…
тихо небо – бесстрастно кровельно, приколочено высоко…
нас так выстроили ровненько, чтобы точно – к виску висок,
чтобы маршем, всегда с парадного: ярко, празднично, горячо…
фотография панорамная: рыбка поймана на крючок,
в небе птица кричит изранено, горько, сдавленно, тяжело –
это небо в густой испарине наступает нам на живот…
так вот – суд и штрафная карточка, и – высаживают в запас…
здесь весна выпадает крапчато в мир, который потом продаст…
позвонками хрустеть, лопатками, прогибаться, втекая в тьму,
становясь оголтело падкими на горчащую эту муть…
легче учатся от обратного, от различий и от камней,
переписками и тетрадками тех, кто выскажется умней,
плоскогорьями, побережьями, изучая глубинно суть,
перемалывая всё, что – прежнее, зарубив себе на носу,
перекапывая, перемеривая, наткнувшись на сходство глин,
нам в таком нежилом неверии исключительно – клином клин…
вдруг найтись, задержаться, встроиться в то, что глубже, темней, родней,
и заменой великой троице разрастаться на гиблом дне
нежной жалостью, милосердием, страстью, пылом… спасай, храни…
пусть там, в недрах, потом всё сердится и прессует в пласты гранит…
беспросветная злость и залежи… бывший – друг, настоящий – враг…
и не больно, что было заживо… и не страшно, что будет в прах…
бьются – рыбка с открытым ротиком, птица крыльями по земле…
это – страшная, но эротика, где эстетика на нуле:
чувство, смелое жизнелюбие, ужас, чёртово колесо…
небо в форме своей голубенькой убивает одним лицом,
убеждая, мол, всё – нам кажется, всё – иллюзией болевой…
ведь вот взять поимённо каждого – выйдет омут, что с головой…
там такие внутри опасности, там такие внутри тиски,
что себя осеняют свастикой и не мыслят уже спасти…
неизбежно, чернильно, бомбово… там расскажут, что это рак
и запомнят фотоальбомами заключившие этот брак…
белым шрамом, живой динамикой, сочленением плечевым –
там врастают друг в друга намертво, в это странное нечто – мы…
нереальное что-то снится им… солнце хрупкое из стекла…
и – срывает предохранители, в точке скола саднит скула…
осторожность прикосновений, но что ни проба, то всё – нарыв…
воспалённо вздуваясь венами… и все правила – вне игры…
горизонту по горлу лезвием… хлам восторженной мишуры…
набухая, горя болезненно раскрываются кровью швы…
эпатажно, легко, рискованно, пышно так, что в глазах рябит,
там друг в друга проникли войнами переросшие мир враги…
там как будто военный госпиталь или хоспис, а может, морг:
будто всё это метка Господа в губы шепчется "боже мой"…
а на деле – простая ржавчина, скоропортящийся продукт…
и не стало ни капли жальче нам тех, которых в конце убьют…
вдаль – побегами, вверх – победами, выдох сделался невесом…
рассосалось чужое, бледное глупым прошлым, кошмарным сном…
из такой повреждённой кротости происходит сухой цинизм
экономной тяжёлой поступью, избегая пустой возни…
рассмотреть, расписать в анамнезе все последствия и долги,
оправдаться, схитрить, отмазаться, мол, не хуже, чем у других…
здесь – не сказка, как там, хрустальная, сожаление ни о чём…
и вскрывает весна проталиной кто на что здесь не обречён…
на мороженом тёмной вишенкой, каплей кофе на простыне…
как клеймо на подкорке выжжено, пропечатано: мы вам – не…
здесь свободные – значит, голые, значит, нечего нам терять…
только головы, эти головы – тяжеленные якоря…
всё, что может быть истолковано алфавитом и букварём,
хлещет горлом, выходит комьями, чтобы знали – своё берём,
чтобы те же дурные грабельки, чтобы сон, будто бой, горяч,
чтоб диагноз "неоперабельно" в нашей карте нам вынес врач…
et cetera
Травматология
а мы друг друга, смотри, не стоим, раз нас развили и развели
мычать, пророча своё пустое, и непогоду чужой земли…
нас научили, как быть разумным, вживаться в раннюю пустоту…
и под прицелом зимы и зума скрываться, зная, что не спасут…
эмоций, веры, других искомых – не разглядеть ничего в себе…
ждать в каждой маленькой хромосоме причастность, остов, живой хребет…
ждать в каждом тонком глубоком врезе синхронность, чувство, согласный знак…
и – отрицать, что никто не влезет в слова, которых вместить нельзя…
сидеть, как в проруби, в одиночке, не отрываясь смотреть в экран,
стирать горячечно точки, строчки, не различая, где крен, где грань…
в других – вся преданность, нежность, жалость, а здесь – решительно ничего…
резцы, клыки перетёрты в жвала, а в горле кончился волчий вой…
когтями, лезвием, хищным клювом: так – никого здесь не объяснить…
поставить памятник на углу им; в животном мире – обряд весны…
в урбанистическом цианозе – гуманистический беспредел…
кому-то кто-то, смотри – как воздух, как взрыв, который нас не задел…
как веселило и развлекало, что люди, в сущности, так глупы,
дробясь в осколочном зазеркалье своей отмучившейся любви…
и даже взглядом того не трогать, насквозь, как выстрелом, проницать,
чтоб оказаться в своём итоге лицом к кому-нибудь без лица…
так ошибиться – и продолжаться кардиограммой, картинкой, тлёй,
тяжёлым роком, нервозным джазом, верстая новый защитный слой…
и бесконечной ретроспективой искать, где что-то пошло не так,
где что-то важное упустили, где чёрной трещиной, сколом – брак,
больную точку, нелепый вывих в глубинном самом своём ядре…
и как же хочется сделать выдох, анализируя этот бред…
но всё намного ясней и проще, как свет от лампочки в двести ватт,
когда осталось горящей мощи процентов семь или даже пять…
тебя увидят – в венке, в гробу ли, а ты давай-ка, встань и иди:
в башке горячей толпятся пули и вера – всё ещё впереди…
а выход вовсе не предусмотрен – прямой дорогой, чеканя шаг…
так от себя воротили морды, как от раздавленных лягушат…
соединило, разъединило, и дальше слушать одни гудки…
есть в этом что-то, что даже мило, как будто кто-то из нас погиб…
мы будем так же – один спрессован, другой устойчив, жив, но разъят…
когда реальность крива в основе, и наши "мы" в это время спят…
вопрос по-детски наивный "как ты?" – и здесь уж точно не угадать:
такая жарит шальная карта, непредсказуемо, как всегда:
сегодня – гладят тебе затылок и топят губы свои – в твоих,
а завтра видишь – совсем остыли, и не осталось уже живых…
и оглушительным парадоксом, что смерть прощению не равна…
ты тоже знаешь – в тебе ведётся опустошающая война…
повыжечь, вырвать, обеззаконить так, чтобы нечего вспоминать…
те неживые чужие корни врастали, рвали… руби канат!
открытым морем да минным полем… закат карминный, плывёт заря…
и каждый делать, что хочет, волен, пока не выработан заряд…
но эта мысль ни черта не греет, когда приходит такой каюк,
что израсходована батарея и вырубается ноутбук…
а ты в процессе познанья мира, и больше нет ничего важней,
но всех вдруг разом поотменило: прекрасных дев, мировых вождей…
всё, что осталось – холодный сполох у поджелудочной железы…
и накрывает гудящий полог непрекращающейся грозы,
сухая горечь, тяжёлый сгусток… вдруг начинаешь осознавать,
что вот та сила – качает люстру; а в недрах та же лежит канва…
всё содержимое душных скважин, обоснование всех причин,
комплект которых не так уж важен, ведь вот – стена, а не кирпичи…
а счастье, может, в наборе ложек… да мало ль что нам не говорят…
я ухожу, ты уходишь тоже, свои нащупывая края…
и мы так призрачны и прозрачны… дань увеличивается в разы…
всё под угрозой, что что-то значит, когда нас пробуют на разрыв…
и ключик к нашим замкам подобран… нас опознают как партизан –
своих – по родинкам и по рёбрам, чужих – по гильзам и по глазам…
мы проходили в далёком детстве всех этих космодемьянских зой,
но здесь такие идут процессы, что впору вспомнить палеозой –
сквозь эволюции революций до тех, которыми стали мы:
казалось, эти легко вольются, войдут безропотно в лучший миф…
прямым отбором из добровольцев: упрямый взгляд и высокий лоб,
на грудь – жетоны, на пальцы – кольца, и – беспробудный автопилот…
честнейшей самой из всех политик, как мир которая – так стара:
вот – самолёт вам, и вот – летите… и – никого вам не потерять…
летите, плавьтесь, шипя и пенясь… здесь, в самом деле, кто без греха…
естествознание нетерпений – пока не вынуты потроха,
пока вскрывает, дрожит, дерётся… большого плаванья, корабли…
так все становятся выше ростом, кого в процессе не погребли…
в таком пророческом восхожденьи пусть каждый сам над собой звезда,
глубинный скрежет, живой младенец, неравновесие на весах…
геометрически параллели – безотносительные всего;
вначале пели, потом сипели, теперь вот держатся за живот…
не потому что эгоистичны и в этой связи – повреждены,
но самоценность как непривычка никак не встраивается в режим…
нас разгоняет как в центрифуге, цикличность – принятая модель,
связь энтропии и калиюги в научной мистике у людей…
в конце возникнуть опять началом, где снова выпадет пережить
как в нас не верят, как не встречают… и выпасть в пропасть… ту, что во ржи…
как к неизбежному возвращаться, залечь у двери, и – не входить…
на аварийных своих участках, на бесконечном своём пути…
но там, внутри, по сухому пеплу, сожжённым сёлам, ничьим краям
дают надежду цветным проспектом, ценою – гордость за миллиграмм…
буклеты свежей живой рекламы: прекрасный отдых на островах,
совпасть историей с древним ламой, адреналин, первобытный страх…
такой возвышенный светлый трепет и – окончательный бесприют…
и нас, конечно, ещё потерпят, пока в концовке не отпоют…
и нам не выжить в своих потомках, не унаследоваться в них:
экономически – экономно, и юридически – нет вины…
в нас не осталось на камне камня – аналогичный духовный рост…
а в глубине так всегда погано, морзянка нервно сигналит SOS…
красивый факт, без причин и следствий, что каждый сам для себя судья…
как вещь в себе только – бесполезно, как стены тюрем, где не сидят,
как растворимый холодный кофе, который в будущем не допьём…
всё то же самое, только в профиль: без оправдания, напролом,
вращаться, резаться, ум за разум – таков защитный наш механизм:
травмоопасность и сверхзаразность, менять местами свой верх и низ…
щепоткой соли сухой остаток – расти от нолика до нуля,
когда составу большого стада простятся все эти кренделя,
когда земля расцветёт зелёным, а в небе – жадная бирюза,
и кто-то рядом сплошь зацелован, что страшно к богу поднять глаза…
засветит солнце мажорно, жирно, зальёт вниманием и теплом…
пропорет сердце тугой пружиной, и дальше некуда – только в лом…
мы диссиденты, враги, повстанцы… мы безоглядные бунтари…
никто не скажет нам, мол, останьтесь, и продолжайте здесь говорить…
на все вопросы – автоответчик, моральный кодекс, анабиоз…
и от сетчатки и до осечки – спинного мозга дрожащий трос…
вот мы выходим, как из больницы, с глазами влажными как прибой,
и мы должны были измениться и стать не мною и не тобой…
проснуться где-то в прозрачной плёнке – и ни своих вокруг, ни чужих…
болезни роста – простая ломка, и той же самой иглою – жизнь…
снаружи слышно "Hasta la vista!"; внутри – разросшаяся киста…
мы в ней немножечко анархисты: от атеизма и до креста…
нас тут оставили на продлёнку, но снова некому присмотреть…
запахнет воздух опять палёным – и тем же самым лекарством – смерть…
у нас не будет второго шанса, нас не суметь перезапустить…
нам – просто сменой своей вмешаться в других, забыв, что такое стыд…
рвать истерично, орать концертно, реализовываясь на раз…
такой вот случай – беспрецедентен, как в звёздных зёрнах небесный страз…
универсальный закон природы, вселенский разум, и даосизм,
где от бессмыслицы до порога короткий вывод – не задымись…
здесь безнадёжный ведётся поиск, по крышам шарят прожектора…
смотри, какая возникла полость – открытый космос – et cetera…
кукольника много детей. и все послушны
Анти-Мир
наши приёмы жизни ушли в отказ.
тема закрыта.
девять месяцев
безнадёжной баллистики голых нервов.
у ног плакали тигры,
в предметах мерещились бритвы.
а я научился
заканчиваться и выскальзывать из зрачка –
первым.
кстати, мы не будем врагами.
как не стали друзьями
или
чем-то ещё..
этого, говорят, не бывает вовсе.
так созвездия,
сливаясь в космическое оригами,
не задевают друг друга ни до ни после
ослепительной вспышки.
все катастрофы беззвучны.
хрупкие вещи
не выдерживают малейшего всхлипа.
наша талантливая копия безумного мира
немного лучше
оригинала.
но только тем, что это – всего лишь липа.
а точнее – liebe…ich liebe…
liberty!..
серебряная облатка.
не хватает платформы.
стакан найдётся, конечно, в ванной.
думать о белом не получится.
я сорван и спрятан
на внутренней стороне гиперборейской нирваны
Когда-нибудь ты меня прикончишь
Веры Нет
Уходила от тебя в запой, уезжала последним скорым в Москву
Кричала на прощание : "ПОШЕЛ ВОН"
Через неделю брала билет обратно
У меня начиналась истерика когда объявляли: Московский вокзал
ненавидела тебя и чертов перон
потом уехала насовсем
, что у меня будет скручивать по тебе нутро
И что по осени вернусь
к тебе мой Петербург
Чьи крылья?
Анжела Луженкова
Остановка трамвая. Немного тепла
В дне ноябрьском, серо-осеннем.
Там оставили крылья, забыли, как плащ,
Кто забыл, неизвестно теперь нам.
Озадаченно люди смотрели на них,
Вот лежат на скамейке с обеда
Два крыла с того света, который проник
В нашу жизненно-важную среду.
Никому не нужны. Чьи, с какого плеча?
Там, наверное, в моде такое,
А у нас с вами в тренде, такая печаль,
Гардероб европейского кроя.
Приходили трамваи, менялся состав
Ожидающих на остановке,
И весёлый мальчишка, от взрослых отстав,
Эти крылья надел под толстовку.
Кто-то грустно подумал – Горбун инвалид,
Или, просто, такой неуклюжий.
Кто же крылья почувствует в скромном на вид
Пацанёнке, бегущем по лужам.
Если вдруг, повзрослевший, он встретится вам,
Все сомненья давайте отложим,
Вы узнаете ангела в нём по делам
И по крыльям узнаете тоже.
И когда вы, однажды на лавочку сев,
Обнаружите белые крылья,
|Или где-то ещё| надевайте, и всё,
Их для вас с п е ц и а л ь н о «забыли».
люди вокруг
Ирина Подлужная
Эти люди вокруг – они дороги мне, конечно,
Они любят меня, похоже, - светло и нежно.
Но проблема в том, что люди вокруг – не те, что…
Нет, не те, что – там, глубоко, внутри.
«Посмотри, - мне пишут, - я поменяла фотку!!)))))»,
На работе суют траву, предлагают водку.
Ощущая себя окончательной идиоткой,
Я так счастлива, что мне есть с кем поговорить…
Если кратко, то мне здесь холодно, рядом с ними.
Но они нужны - чтоб не выбить пробки, не вспомнить имя...
Их присутствие вас не делает заменимей
И отсутствие ваше скрашивает едва.
Вы, которые в самом сердце, в крови, в подкорке,
Я не встречусь с вами; все уговоры и отговорки –
Это лишнее. Я сдала экзамены на «пятёрки»,
Научилась – без вас и знаю, что я права.
Интернет-спасители, бегство моё от боли,
Средство – не уйти в себя, не сломать себя, не позволить
К тем, родным, приблизиться – кто уколет,
Неизбежно любую надежду сведёт к нулю,
Мне здесь стало легко, потому что никто не бросит,
Не предаст и не выставит – в пропасть, в разлуку, в осень.
Они делятся сокровенным, звонят мне в восемь –
Рассказать о важном (но я в это время сплю).
Этот ад оказался без них бы совсем несносен.
И лингвистика смайликов больше меня не косит –
Но всегда зависаю на самом простом вопросе.
Когда просят меня написать, что я их люблю.
я боялась потерь...
Natalia Peisonen
Может, плакала, может... Но ты никогда
не узнаешь
в картотеку печали все память отложит -
(пусть там!)
Здесь не ты - за тебя все решили.
(Решают!)
И все это не стоит страданий и слез
по утрам.
И напрасно давать самым сладким иллюзиям
волю!
Все ушло. О, как страшно и больно мне все
осознать.
Никогда я себе больше (нет!)
не позволю
Так любить и так сильно к кому-то душой
привыкать.
Может, плакала, может... Но ты никогда
не узнаешь,
только тени делили со мной мою горькую
грусть.
За тебя все решили - ты сам ничего
не решаешь.
Я боялась потерь, но уже ничего
не боюсь...
запомни этот цвет
Не-Ангел
твоя белая сова моя черная сова
сны не сбываются они не успевают сменяться
между снами нет ничего никто не проснулся
когда молчат люди говорят птицы
между ними
запомни этот цвет
твоя белая сова моя черная сова
да не прибудет охотник
прибыл.
****
черный ворон говорил - беги, и жги за собой двери
белый ворон говорил - беги, создавай,
распахивай за собой двери
черный ангел говорил - ты скоро умрешь
белый ангел говорил - ты скоро родишься
черная полоса моя дорога
белая полоса моя дорога
двери среди пустыни, птицы под сердцем
и молчаливые ангелы - моя дорога
***
не отражается
жми на газ
не отражается
сколько нас
если помножить на два
останется
сколько останется нас
советую уходить побыстрее. простудитесь. кто будет капли в нос капать
я уже посередение дороги в небо. а вы со своими простудами
я тоже когда-то болел теми же болезнями любви и одиночества. и даже писал о них
а потом и это кончилось. я протёртый до дыр чужими взглядами спрятался под скорлупу и
через лупу теперь разглядываю звёздочки сверху вниз над карнизом
я не советую ждать пока я стану ещё старше. когда это произойдёт
от моего брюзжания будут слетаться все вороны из когда либо отстреленных мной
а я буду восседать на огромном кресле на своих чреслах и смотреть в потолок
в поисках совершенного чуда или благословения всевышних сил
а как иначе. даже дырочка на сыре может рассказать человеку такие вселенские тайны
от которых у любого университетского профессора пойдёт носом кровь
и он очередной принцессе будет рассказывать. что некий гражданин
с лицом молодого ненормального. но с совершенным мудрым взором
рассказал ему на задворках паркового пространства о некоей дырке в сыре
что по своей силе сравнима разве лишь с пресловутой чёрной дырой
и что он не соглашался. он противился новой идее. даже заламывал руки
но вглядевшись в припасённый честер познал истину всех стихотворений Бальзака
и даже разговорилвал с Достоевским. и пил с ним кофе
и всё это было в окружности той самой дырки. и он само собой не сумасшедший
во всём виновата останется дырка.да некий просветлённй молодой старик
в заношенных джинсах и майке с надписью Fucking. к мысли о существовании которого
он никогда так и не сможет привыкнуть
свечка гаснет от ливня из ветра
свечка гаснет без ума от неба
на картине не ищи меня. на глобусе
не на глобусе. а вне глобуса я
кинопленки
Способы Выжить
Напряженно. Я жду
пока ночь вылетит отстрелянной гильзой
через пробел рассвета вытянется к своей заветной цели
посекундная траектория пули. Решения
уже давно приняты. Точки отсчета
назначены. Время и место
обрыва кинопленки не избежать. Сквозь пальцы
прорезая свой путь через кожу. Выпущена
на волю свобода. Действия
предопределены. Остатки
слов чересчур похожи на последствия…
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
