«Артиллеристы, Сталин дал приказ!» –
Хрипел отец за чаркою до пота.
Пел, как умел, фальшивя всякий раз,
Он, командир зенитного расчёта.
И некому помочь и подтянуть
Ему в застольной песенной кручине –
Его расчёт земной окончил путь
Под Сталинградом и в днепровской стыни.
Не трижды ли сержанта обошла
По кругу поведённой смертной чашей
Судьба – хозяйка бражного стола,
Где вместе за столом и наши, и не наши…
Отец, прости, что в прежние года
Я не болел твоей заветной болью.
Казалось мне, что это навсегда –
Твой слёзный хрип в негаснущем застолье.
Наверно, время делает мудрей,
Вдруг возвращая главный смысл понятьям.
«Из сотен тысяч батарей
За слёзы наших матерей,
За нашу Родину! Огонь!»
Ты слышишь, батя?
Пахнет мятой и ромашкой,
Полынком и чабрецом,
И армейскою фуражкой,
Мне подаренной отцом
На дорожку. Пахнет срубом
И колодезной бадьёй,
Кукурузным пышным чубом
И дорожной колеёй.
Пахнет разомлевшей речкой
И расшитым рушником,
Необъятной летней печкой,
Свежим хлебом и борщом.
Мазанки белёной глиной
И соломой на полу.
Самой пышною периной
И лампадкою в углу.
Пахнет бабушкой и дедом.
Нет роднее этих двух
Астраханским непоседам…
Отпуск. Детство. Русский дух.
* * *
«Трансваль, Трансваль, земля моя,
Ты вся горишь в огне!» –
Откуда дед мой это взял,
Что пел когда-то мне?
Пел с настоящею слезой
Он много лет назад.
Его украинской весной
Вишнёвый слушал сад.
Он останавливался вдруг,
Рукой чертил в пыли:
– Вон там, где хутор Балайчук,
Людей фашисты жгли!
Дрожала дедова рука,
Дрожал его фальцет:
– Злодейство это на века
Запомнил белый свет!
А я запомнил майский сад,
Как недопитый сон,
Как облака над ним летят
К Одессе на поклон…
С тех прошло полсотни лет,
И снова мир во зле.
Стоит по-прежнему село,
Но на чужой земле.
Гляжу в экран, и худо мне,
Я опускаю взгляд –
Там люди вовсе не во сне,
А наяву горят!
Опять беда одна на всех
И общая вина
За этот неизбывный грех:
СС. «Галичина».
И слышу снова деда я
В душевной глубине:
«Трансваль, Трансваль, земля моя,
Ты вся горишь в огне!»
Нет, Новороссия жива!
Земля моя в бою!
И эти дедовы слова
Я внуку пропою!
Малыш, скорее подрастай
Для радости земли!
Чтобы назвать победным май
С тобою мы смогли!
ВЕРА
А на Чуркинском острове птицы поют,
Пахнут смолью венцы недостроенных храмов.
Здесь когда-то нашёл свой последний приют
Государев посол Севастьян Авраамов.
Принял мирную грамоту хан Ямгурчей,
И по царскому слову был щедро одарен.
Но несчастной судьбою в руках палачей
Оказался нежданно маститый боярин.
Ах, не вовремя русские взяли Казань!
Огорошенный вестью, что братья побиты,
Астраханский владыка в сердцах указал
Без огласки, тайком полонить московитов.
Говорят, есть пределы на свете всему.
Только злобу унять и осилить непросто.
«Всех казнить, а посла – в земляную тюрьму! –
Указал повелитель. – На Чуркинский остров!»
Как из ямы прекрасна небесная высь!
Только в смрадном узилище – истины мера.
Ни еды, ни питья, лишь одно: «Отрекись!
От Руси, от царя, ну а прежде – от веры!»
Только ведомо нам: на весенней заре,
Зову плоти и воле чужой непослушен,
«Авраамов голодною смертью помре»,
Ни единым грехом не испакостив душу.
Над Сарбаем и Чуркой порвав облака,
Солнце ходит сазаном в апрельских полоях.
Неужели в Хвалынское море века
Унесли навсегда то геройство былое?
Неужели купились на лесть басурман,
На доступность лихвы, на измены свободу?
Раздаётся в ответ: «Что нам твой Севастьян!
Не молиться, а драться приспело народу!
Русь пропала? Спасём нашу матушку Русь!»
Не ори, богатырь голосистый, потише…
Смертный шёпот мне чудится: «Не отрекусь!»
Над землёй православною нашей. Ты слышишь?
.
.
.
.
.
.
Я так хотел отречься от себя,
закрыв свой дом от собственной печали,
но из зеркал глядели, как судьба,
глаза мои, меня изобличали.
Я убегал и гнался - что со мной? -
Не мог дышать, подкашивались ноги.
Был я беглец плохой и страж убогий -
никак не мог угнаться за собой,
и от погони не было дороги...
Я так хотел себя перечеркнуть,
сыграть, как роль, хотел остаток жизни,
но пальцы был не в силах разогнуть
и бросить все, что пропито на тризне.
Я так хотел на всём поставить крест,
но он таким тяжёлым оказался,
что я не смог поднять его и сдался,
не получился мой красивый жест,
и, как с крестом, с собой я не расстался...
КИБИТКА
Всё скрылось, отошло, и больше не начнётся.
Роман и есть роман. В нём всё как надлежит.
Кибитка вдаль бежит, пыль вьётся, сердце бьётся.
Дыхание твоё дрожит, дрожит, дрожит.
И проку нет врагам обшаривать дорогу,
им нас не отыскать средь тьмы и тишины.
Ведь мы теперь видны, должно быть, только Богу.
А может, и Ему - видны, да не нужны.
А где-то позади, за далью и за пылью
остался край чудес. Там человек решил,
что он рождён затем, чтоб сказку сделать былью.
Так человек решил. Да, видно, поспешил.
И сказку выбрал он с печальною развязкой,
и призрачное зло в реальность обратил.
Теперь бы эту быль обратно сделать сказкой,
да слишком много дел и слишком мало сил.
А мы всё мчимся вдаль, печаль превозмогая,
как будто ничего ещё не решено,
как будто век прожив и всё-таки не зная,
что истина, что нет, что свято, что грешно.
И бесконечен путь, и далека расплата.
Уходит прочь недуг, приходит забытьё.
И для меня теперь так истинно, так свято
чуть слышное в ночи дыхание твоё.
1983
***
Для тех несчастных, кто словом первым
и первым взглядом твоим сражён,
ты есть, была и пребудешь перлом,
женой, нежнейшей из нежных жён.
В округе всяк, не щадя усилий,
трубит – как дивны твои черты…
Но я то знаю, что меж рептилий
опасней нет существа, чем ты.
Под нежным шёлком, сквозь дым фасона,
свиваясь в кольца, как напоказ,
блистает туловище дракона!
но этот блеск не для третьих глаз.
Для третьих глаз – ты в нарядной блузке
сидишь изящно, глядишь светло,
читая что-нибудь по-французски,
к примеру, Шодерло де Лакло.
Не только зубы, но также дёсны
и даже губы твои, клянусь, -
столь кровожадны и смертоносны,
что я и сам иногда боюсь.
И тем смешней слепота, с какою
очередной обречённый франт,
рисуясь, топчется пред тобою,
как дрессированный элефант.
Отмечен смертью любой, кто страстью
к тебе охвачен, любовь моя!
Однако, к счастью или к несчастью,
об этом знаю один лишь я.
А я не выдам, не беспокойся.
Чем навлекать на себя грозу,
уж лучше сам, развернувши кольца,
прощусь – и в логово уползу.
***
Что отнято судьбой, а что подарено, -
в конце концов, не всё ли мне равно?
Так странно всё - что было бы, сударыня,
печально, если б не было смешно...
И я - не тот: ничуть не лучше всякого,
и вы - не та: есть краше в десять раз.
Мы только одиноки одинаково,
и это всё, что связывает нас.
Когда один из нас падёт, поверженный,
другой - и не заметит впопыхах.
Зачем же я пред вами, как помешанный,
и слёзы лью, и каюсь во грехах?
Зачем дрожу, зачем порхаю по небу,
и жду чудес, и всё во мне поёт?
Зачем, зачем... Пускай ответит кто-нибудь,
конечно, если что-нибудь поймёт...
Простите мне, что диким и простуженным
ворвался к вам средь зимней тишины.
Не то беда, что я давно не нужен вам,
беда - что вы мне тоже не нужны...
И всё ж - сама судьба с её ударами,
капризами и ранами потерь -
ничто пред блеском ваших глаз, сударыня,
он светит мне... Особенно теперь,
теперь - когда невзгоды приключаются
всё чаще, всё смертельней бьют ветра,
и кажется, что дни мои кончаются
и остаются только вечера...
Сияйте ж мне, покуда не отмечено
печатью лет ни сердце, ни чело!
И, видит Бог, сказать мне больше нечего,
да больше - и не скажешь ничего...
ВИШНЕВОЕ ВАРЕНЬЕ
Теперь на пристани толпа и гомонит, и рукоплещет:
из дальних стран пришёл корабль, его весь город ожидал.
Горит восторгом каждый лик, и каждый взор восторгом блещет.
Гремит салют, вздыхает трап, матросы сходят на причал.
Сиянье славы их слепит, их будоражит звон регалий,
у них давно уже готов ошеломляющий рассказ -
как не щадили живота, и свято честь оберегали,
и всё прошли, и превзошли, и осознали лучше нас.
Ты знаешь, я не утерплю, я побегу полюбоваться,
я ненадолго пропаду, я попаду на торжество.
Ну сколько можно день и ночь с тобою рядом оставаться
и любоваться день и ночь тобой - и больше ничего!
Ведь мы от моря в двух шагах, и шум толпы так ясно слышен.
Я различаю рокот вод, я внемлю пушечной пальбе.
А ты смеёшься надо мной, ты ешь варение из вишен
и мне не веришь ни на грош, и я не верю сам себе.
Вот так идёт за годом год, вокруг царит столпотворенье,
и век за веком растворён в водовороте суеты.
А ты ужасно занята, ты ешь вишнёвое варенье,
и на земле его никто не ест красивее, чем ты.
Изгиб божественной руки всегда один и вечно новый,
и в ложке ягодка блестит, недонесённая до рта...
Не кровь, не слёзы, не вино - всего лишь только сок вишнёвый.
Но не уйти мне от тебя и никуда, и никогда.
1984
***
У нас опять зима. Снега идут кругами,
Свершая без конца свой мрачный хоровод,
И словно сметено былое в урагане,
Укрыто под снегами, и вновь не оживет.
Уже не зазвонят разрушенные башни,
И шепотом домашним не скажутся слова.
И женщины мои живут тоской вчерашней.
Не так уж это страшно, как кажется сперва.
У нас опять зима. Лишь горькие известья
Напомнят иногда о том, что не сбылось.
И прежние друзья находятся в отъезде,
Еще как будто вместе. Уже как будто врозь.
А письма и стихи, разбуженные ночью,
Разорванные в клочья, возводят миражи.
И женщины мои являются воочью,
Подобны многоточью - ни истины, ни лжи.
У нас опять зима. И снова в изголовье
Бессонная свеча то вспыхнет, то замрет.
Но, как себя не тешь придуманной любовью,
А дряхлое зимовье рассыплется вот - вот,
Как карточный дворец. Ветрами снеговыми
Разносит мое имя пространство зимней тьмы.
И женщины мои уходят за другими,
Становятся чужими. До будущей зимы.
***
Когда бы ты была великой королевой,
служил бы я тогда поэтом при дворе.
Я б оды сочинял направо и налево,
я б гимны сочинял и ел на серебре.
Творил бы я легко, отважно и с любовью,
и песенки мои запел бы весь народ:
и самый высший свет, и среднее сословье,
и разный прочий люд, и даже всякий сброд.
Не знаю, сколько дней блаженство бы продлилось,
но знаю, что финал печален и смешон:
увы! настал бы час, когда монаршья милость
сменилась бы на гнев, и я бы был казнён.
И есть тому резон, и есть на то причина:
раз я придворный бард, обязанность моя -
воспеть тебя, тебя, прекрасная regina,
а этого как раз не стал бы делать я.
Творя и день и ночь, я мог бы, пункт за пунктом,
восславить всех и вся, и только о тебе
ни слова б я не спел, а это пахнет бунтом!
И вздёрнули б меня на первом же столбе.
И всё лишь оттого, что вряд ли во Вселенной
для оды в честь твою есть должный слог и тон.
И будь я хоть Гомер - ты лучше, чем Елена.
И будь я хоть Шекспир - ты краше Дездемон!
Пусть не царица ты, а я не твой придворный,
и пусть меня никто пока что не казнит,
а всё ж, едва лишь я твой образ непокорный
возьмусь живописать, перо мое дрожит.
Всё более любить, всё более немея,
придётся мне всю жизнь, покорствуя судьбе.
Но если я не прав, пускай меня немедля,
сегодня же казнят, на первом же столбе!
.
.
.
.
.
.
Угра - связь времён (поэма)
Прошу тебя - наберись сил, найди время и прочти.
Если ты русский человек - ты найдёшь здесь что-то своё, не сможешь не найти.
Я ходил по этой земле, и слышал ворона над рекой.
Эти тени разговаривали со мной. Они поведали мне многое...
Я попытался донести до тебя их рассказы.
Как получилось - судить тебе.
Прочти.
Кто даёт временам названия?
Не добры они, и не злы,
Но на нитях повествования
Возникают всегда узлы!
Стёрлась фреска, поблёкло фото,
Ветер память захолодил -
Словно старые раны кто-то
Прикоснувшись, разбередил!
Ощутил - и стою, встревожен,
На себе испытав излом...
Это время прошлось по коже,
Оцарапав её узлом!
УЗЕЛ. Неведомый проводник.
Лунный свет на речную нить нанизал
Россыпь бисерных звёзд и рос...
Здравствуй, предок! Ты смотришь в мои глаза,
Словно хочешь задать вопрос?
Сердце ёкнет, а может и засбоит -
Больно облик виденья строг:
Будто в сумерках ратная Русь стоит
На распутье кривых дорог!
Ночь с бессонницей - едкая, злая смесь,
И опасно тревожить тьму:
Спросит - "Кто ты, потомок, и что ты есть?" -
Лишь плечами в ответ пожму...
А сумеет ли предок - сквозь стылый шлак
В наше время прожечь канал,
И поведать потомкам, кем был и как,
Если толком и сам не знал?
Блеск истории - броский, как лоск столиц,
Не даёт без поводыря
Разглядеть сквозь забвение тени лиц
Тех, кто сгинул её творя!
Твоя совесть, предтеча, насквозь чиста -
Жизнь отдала, как от щедрот...
Из какой ты эпохи - от царских застав,
Или ближних пехотных рот?
Пуля точку поставила, иль стрела
Заповедала путь домой?
Прежде жатву по осени смерть вела,
А в последней войне - зимой...
За спиной у нас шелестит река,
Тени тянутся чередом,
И не тленом шибает от сквозняка,
А знобящим железным льдом.
И бесстрастное время опять не даст
Отыскать ни намёк, ни ключ:
На подъём оно - тяжкий морёный пласт,
Что на пробу колюч и жгуч!
Где - повергнутый ворог, где - соль земли?
Всё смешалось на ней и в ней:
Наши беды и радости в рост пошли
От запутавшихся корней!
Всё вокруг, да около - словно чернь
То темнит, то городит вздор,
И на самый главный вопрос - "Зачем?"
Даже мудрый потупит взор!
Были встречные свары, пальба и лязг -
Но с Создателем с глазу на глаз
Вы недаром стояли здесь, словно молясь:
Та молитва отчизне зачлась!
Кто бы ни был ты, вместе пойдём пешком!
Коль прибьётся исподтишка
Старый ворон - то станет проводником,
А дорогою нам - река.
По векам - как по храму, держа свечу
Чтоб из памяти мгла ушла,
Мы пройдём словно братья, плечом к плечу!
Слушай...Тень, а рука тепла!
УЗЕЛ. Синь и зелень.
Если дух твой смутился, и думы кривы -
Доберись до реки, и к воде припади:
Все напасти идут от дурной головы,
Холодна - обогрей, горяча - остуди.
Ты же в этом краю не чужак, не изгой -
Значит, ты изначально услышать готов
На каком языке шелестит под ногой
Деревенский ковёр из веков - лоскутов.
На отшибе, вдали от натруженных трасс,
Как недрёманный сторож, опёршись о щит
Возле устья стоит белокаменный Спас,
А за дюжиной вёрст - Свято-Тихонов скит.
И недаром теченье проходит промеж:
Заливные луга - не парадный фасад:
Сколько орд набегало на этот рубеж -
И, утратив решимость, катилось назад?
Под зелёными мхами лежат костяки,
И лихие мальцы, и седые мужи -
Кто их помнит, полёгших в истоках реки,
Из ударных полков и рубежных дружин?
Эта сила течёт от дремотных верхов
Неспроста, про конечную цель не спросив -
От прибрежных боров, из-под ягодных мхов
К ней стекаются капельки божьей росы!
Набирается мощь, ручеёк к ручейку -
И поток набухает, как жила на лбу:
Вот зачем наши реки не прямо текут,
А петляют кругами, сливаясь в гурьбу!
Расширяются русла, растёт глубина
Удивляя прохожих: не веришь - измерь!
И уже им, как людям, дают имена -
Ресса...Воря...Пополта...Перекша...Изверь...
Ключевая водица, медовый песок,
Киснут в заводях рухнувших сосен стволы:
Для копейщика дела - на добрый бросок,
А для лучника - четверть полёта стрелы!
Мы отвыкли от стычек, и ценим покой,
И у каждого времени мера своя -
Кто же в нынешнем веке, любуясь рекой,
Ширину измеряет бросками копья?
Этим руслом - как будто тропу отыскав,
В честных поисках веры, надежды, любви,
Словно странники, мерно шагают века
Повторяя реки за извивом извив.
Ведь её назначение - память хранить,
А твоё - в переплётах прожившись дотла
Отыскать в пустоте путеводную нить -
Ту, которую Русь тебе в руки дала.
Эта влага в ладонях твоих, как в ковше -
Взяв частицу её от текущей воды,
Ты почувствуешь силу в иззябшей душе,
И дорогу найдёшь - от звезды до звезды!
Нам и глас не указ, и порок не урок -
Там, где всем заправляют варнак и абрек,
Мы бы сгинули в петлях бетонных дорог,
Если б не было вязи живительных рек!
Дай нам боже пожить, о прощенье моля
В незабвенном краю,где меж нив и цветов
Влага времени вдруг потекла сквозь поля,
Повинуясь движенью всевышних перстов!
И не смерд с топором, не боярин с копьём -
Ты, с обрыва прибрежного, словно с бугра,
Разглядишь небосвод, а за ним - окоём,
И поклонишься речке:
-Спасибо, Угра!
УЗЕЛ. Ворон, спутник реки.
За обрывом обрыв, за песками пески
Обвивает трепещущей речки тесьма,
И везде - синева, да с оттенком таким,
Как на старой иконе святого письма.
Здесь растёт тишина от глубинных корней,
А дымок облаков легковерно - белёс:
Вот бы птицею взмыть, и промчаться над ней,
Облетая, как вотчину, солнечный плёс.
Вопреки повседневной людской суете
Здесь как ладан во храме сквозит волшебство...
А растущая точка на этом холсте -
Может, ангел-хранитель? Куда ж без него!
Воздух - как поутру - неподвижен и чист,
И над зеленью нив и болотною ржой
Нарастает негромкий мятущийся свист -
Необычный, пронзительный - но не чужой.
Ворон! Ворон скользит над игристой водой
Удивляя несвойственным цветом пера:
И откуда он взялся такой - не седой,
А как будто подёрнутый пеплом костра?
Вот что это за звук, необычный на слух:
То сквозь перья сочились времён сквозняки!
Кто он в этих краях - комендант, или дух
Берегущий текучую память реки?
Может, нам он расскажет про битв череду -
И суровые повести будут честны -
Про великую Русь, кочевую Орду,
И кровавую зиму последней войны?
Если слух - словно гвоздь, соберись и добей,
Потому, что в душе от них смута и резь -
Уголь памяти жжётся ничуть не слабей,
Чем огонь от событий, творящихся днесь!
Каждый век нас выводит на круги своя -
Оглядев их, попутчики лица кривят...
Только я отраженьям времён не судья,
Как и ворон - он хоть и блажен, но не свят.
УЗЕЛ. Вниз по течению...
Мало ли речек на русской земле?
Только одна с малолетства изучена-
Вьётся, как нитка - петля на петле,
Плёс с крутояром - и снова излучина.
Бор на бугре, да деревня вблизи,
Дали исполнены ширью весеннею -
Кажется, память людская скользит
Вниз по течению,
Вниз по течению...
Век был неласков, и даже жесток -
Потом и кровью дороги пропитаны,
Но неспроста осеняют исток
Белые ликом часовни со скитами.
Всю лепоту с колокольни видать!
Ветры поют - и прислушавшись к пению,
Кажется - будто плывёт благодать
Вниз по течению,
Вниз по течению...
Ты к ней придёшь, как паломник - пешком,
И непременно под облачной кромкою
Речка к душе прикоснётся тайком -
Летним туманом, иль зимней позёмкою.
Что тебе ближе? Возьми, да сравни -
Зря что ль, храня в себе память священную
Время течёт по былинам равнин
Вниз по течению,
Вниз по течению!
УЗЕЛ. Просьба о помощи.
Час придёт - от забот несладких
Маясь белкою в колесе
Ты уйдёшь, и заснёшь в палатке
На песчаной речной косе.
Ночью выберешься наружу,
Встретишь полную звёзд Угру -
И покой снизойдёт на душу,
Как на травы - роса к утру.
Но вернётся,как жар от пала
Сон, отрывочен и суров -
Лица, выкрики, лязг металла,
И бессчётная сыпь костров.
Станет зябко - а вдруг не спится?
Ход у времени бестолков,
Или движется вереница
Выходящих из тьмы полков?
И пеняя, что бой - не праздник,
Аскетичный, как образа,
Сквозь века незнакомый ратник
Улыбнётся тебе в глаза!
Встрепенётся смешок - и скиснет:
Дескать, шутки невеселы -
И под дых ему резко свистнет
Неусыпная тень стрелы...
Пусть рассвет снизойдёт, как милость,
Залатав временной разрыв -
Ты припомнишь всё то, что снилось
В эту ночь у реки Угры!
Пусть на всё, что творилось рядом,
Навалились века, как пресс -
Надо вспомнить их, очень надо -
Не по ходу, а позарез!
Всех, кто сгрудясь за речкой мглистой,
Словно чувствующей беду,
Помолясь, да в рубахе чистой
Выходил воевать орду!
Ведь вобравший в себя все лица
Этот воин - один за всех -
Попросил за него молиться...
А обманывать мёртвых - грех!
УЗЕЛ. Отче, поведай!
Отче, поведай - на что нам надеяться?
Вымолви слово - к чему нам готовиться?
Что б ни содеялось - всё перемелется,
Но почему голове нездоровится?
Даже божницы - святители с крёстными -
Ёжатся в бликах начищенной меди, и
Благословляют десницами постными -
Но пожимают плечами в неведенье!
Солнышко - тёплое, небо - глубокое,
Пажить уже наливается золотом -
А неизвестность под ложечкой ёкает
И по хребтине проходится холодом!
Над луговиною, ветром волнуемой,
С высохших сосен пророчат стервятники
Что лихолетье придёт неминуемо...
Дрогнут иль нет перед битвою ратники?
Страшно, когда за рекой расползается
Дымное зарево, пыльное марево -
Может, напасть на покой не позарится,
Сдержит нашествие рать государева?
Может, знаменье не саваном стелится,
А насмехается громко, но немощно -
Смилуйся, отче - на что нам надеяться,
Даже когда, по предчувствиям, не на что?
УЗЕЛ. Яд междоусобиц.
Вновь дымы от пожаров чернее змеи -
Аж до смерти идут меж князьями торги!
Снова где-то свои убивают своих,
А на этом костре греют руки враги!
А не горек победы над братьями хмель?
А за кровь и отчаянье - стыд не печёт?
От усобиц ломаются судьбы земель,
А уж жизни людские - подавно не в счёт!
В одиночку не скинешь железный хомут,
И незваным гостям не отвесишь леща:
Только волка по силам забить одному,
А медведя сподручней валить сообща!
Боже праведный, выветри смрад из избы,
Раздели испытанья с дурными детьми -
Вразуми их на жизнь, а врагов - истреби!
Впрочем...Знаешь, что...
Нет, и врагов вразуми!
УЗЕЛ. Лихо приближается.
Чёрен дым, а вода от туманов седа -
Вдоль засек непролазных порыскав,
По приокским лугам наступает орда
От Алексина до Воротынска.
Всё степное ворьё - по повадкам и честь -
Тут их больше, чем вшей н рогоже,
И дымы от костров их под вечер не счесть,
А начнёшь - и морозом по коже...
И на эти дымы, на огни за рекой,
Три перста собирая в щепоть
Хлебопашец глядит с забубённой тоской
И с молитвой - храни нас Господь...
Тучи пыли над всею округой висят,
Правый берег повытоптан в пустошь,
А на левом...На левом - калужский посад:
Близок локоть, да вот не укусишь!
Хорошо басурманам, коль дрогнет русак
Да прогнётся под них, окаянных -
Перемётные сумы оттянет ясак,
Да заплачет полон на арканах.
Как спешил лиходей - даже ел на скаку,
Но пришло окончанье походу:
Он дошёл до угорского устья, Оку
Перейдя по секретному броду.
Глядь, а там уже русич стоит на своём,
Да на пришлого смотрит недобро:
Мол, придёт тебе дань от Ивана - копьём,
Да стрелою, да пулей под рёбра!
Там для русского войска - родные места,
Перелески, да пашен узоры -
По угорскому берегу вёрст на полста
Неустанные рыщут дозоры!
Там недрёманный ворон сидит на ветле,
Над ручьём наклоняются лоси,
И найдя себе келью в дубовом дупле
Инок Тихон молитву возносит.
И встают меж бедою и Русью живой
Рать за ратью! Пусть вороны кружат,
И налётчик силён - это им не впервой:
Сдюжат!
Вцепятся в берег - и сдюжат!
УЗЕЛ. За родину и веру.
За рубежной рекою - чужие костры,
Только небо прозрачно, и дали чисты -
До Оки, по прикидкам, версты полторы,
А до кельи монаха - четыре версты.
Вон он, молится...Ряса - дыра на дыре,
Да слова его - как золотая парча,
Сам по чину чернецкому тих и смирен,
Только вера в нём - пуще костра горяча!
А для пришлых поганцев оно не своё:
Коль пройдёт сквозь заставы хоть малый отряд,
То со смехом возьмут старика на копьё,
А простую часовню его разорят!
Значит, встанем стеною, чтоб зло не прошло
Сквозь железное крошево ратных полей:
Знамо, ратную ношу нести тяжело -
Но молиться за всех не в пример тяжелей!
Там, за далью - рисунчатой, как изразцы,
Где деревни пестры, и поля зелены -
Жёны, дети, отцы...И святые отцы:
Всё, что стало душою родной стороны.
И не дрогнут полки, побережье держа,
Званье воина в сердце сильней, чем печать:
Даже сгинуть костьми на её рубежах -
Значит вечно незримо её защищать!
УЗЕЛ. Коса и камень.
Знать, невзгода пришла знакомиться -
Злой сквозняк из степи задул,
По речной луговине ломится
Нарастающий грозный гул.
Что неймётся неугомонному?
Здесь другого уклада власть:
Травы - те, что по пояс конному -
Пеших вовсе скрывают с глаз!
Но к пришлых как разум отняли -
Рвётся племя, за родом род,
Чтоб в нахрап, головными сотнями,
Волчьим скоком шагнуть за брод.
Следом силы идут несметные,
Но на всякий разбойный след
Есть у нас рубежи заветные
За которые ходу нет!
Русь исконна в своей беспечности,
Но коль вовсе невмоготу
На пути у приблудной нечисти
Встанет воинство, щит к щиту.
Не случится набег с поживою
Как бы не был налётчик лют,
Если выйдут стеной служивые -
Несгибаемый русский люд.
Боевая чересполосица
Всех осадит - гуртом и врозь :
Кто вломился - с того и спросится,
И безжалостен будет спрос!
Не уйдёт, как рыбец из невода,
Посягнувший на синь реки:
Вроде узкая, эка невидаль -
А попробуй пересеки!
Что за сила в ней, в этой чёрточке -
Сверху бог, а она внизу?
...Сел степняк у реки на корточки -
И упал, со стрелой в глазу...
УЗЕЛ. Пушки на бездорожье.
Есть литая пищаль - боевой произвол,
Вдоль по меди узорочье листьев сплелось...
Есть картечница - ржавый от дождика ствол
Из закованных в обруч железных полос...
Есть кубастый тюфяк - хоть длиною с аршин,
Но за сотню шагов посылает свинец...
Есть ручница - оружие крепких мужчин -
В самый раз для таких, как матёрый кузнец!
Скоро время придёт им - повластвовать всласть,
Разобраться, чем дышит незваный сосед!
А пока - неподъёмная ратная снасть
Проминает боками дубовый лафет.
Нету торных дорог, лес стеной на пути -
И прилечь бы с устатку, да мох - не кровать:
Тут и пешему ратнику трудно пройти,
А гружёному - вовсе хоть пуп надорвать!
Трудно пушки катить на намеченный плёс -
То овраг обходи, то болото буровь:
Да под храп битюгов, да под песни колёс,
Не смолкает упорная дробь топоров!
А навстречу им - ворон. Не кличет каргой,
А как-будто скулит...И летит тяжело,
И неровно - неужто кочевник его
Меткой бронзовой болью достал под крыло?
Басурманин в седле узкоглаз, да глазаст:
Может в око стрелой, или саблей промеж...
Да пищальный приказ ему жару задаст -
Надо только успеть на текучий рубеж!
Поспевай, воевода! Шагай веселей -
Сам дорогу прознай, и другим покажи
Сквозь чащобы, где ветер - блажной дуралей-
Красных сосен кондовых внахлёст наложил!
Ратник выгладитит путь , он в работе умел -
Раскатав по пути изумрудные мхи
В нужный час обороною русских земель
Станут пушки, с которыми шутки плохи!
УЗЕЛ. Инок.
И луг набряк, и воздух вымок -
Седмицу хлещет дождь косой...
Промеж палаток ходит инок,
Насквозь промокший и босой.
Что дед силён особым даром
Молву до многих донесло:
От слов его глубинным жаром
Распространяется тепло!
Бойцы который день не в духе -
Народ лихой, да шебутной -
Продрогший, хмурый с голодухи,
И смерть маячит за спиной.
Кто удивится на мгновенье,
А кто ругнётся, как варнак:
-На что твоё благословенье -
На жизнь, на смерть, иль просто так?
-Пол-года нет вестей из дому,
А сгинуть вовсе недолга -
Тут впору лечь во гроб живому,
А не кидаться на врага!
Слова уныния не рушат,
Они они теплы, да вот увы,
Как ни старайся - не просушат
Негодной к бою тетивы.
Похлёбки слово не согреет
Когда кострище дождь кропит,
Меча не сделает острее,
Побитый щит не укрепит!
А вон, гляди, стоит скоромник
На постный день сожравший мышь -
А он - не наш, а он - наёмник...
Ты и его благословишь?
-Ты что, и впрямь ниспослан свыше?
-Небось, просрочил свой черёд -
Худой, как перст, на ладан дышишь -
Да лихоманка не берёт?
А друг продрог - синее сливы,
Три дня горячего не ел...
У нас народ-то незлоблИвый,
Да от тягОт остервенел!
Мы тут стоим заслоном общим -
Но, захирев без ратных дел,
Который день скорбим и ропщем,
И дух во многих оскудел!
И вдруг, злословящий сумеет
Увидеть старца, как впервой:
Ведь взор его взаправду греет -
Как тот, с иконы взор живой!
И тоже ощутить захочет
Такой же жар в своей крови:
-Прости на резком слове, отче -
Не оставляй,
Благослови!
И пусть походный быт не сладок,
Пусть хмарь дождями залило -
Проходит инок меж палаток,
Неся бойцам Его тепло!
УЗЕЛ. Ночной дозор.
Ночь - как войлок. Рыбёшка не плещет в реке,
Лишь сверчок в перелеске, да звёздный узор,
Да о чём-то бухтит на своём языке
В камышах за рекою Ахмадов дозор.
Знатный луг заливной не скукожила сушь -
Как по этой траве - да не вспомнить косьбу?
Наш дозор - хлебопашцев одиннадцать душ,
И двенадцатый - латник со шрамом на лбу.
Саблей в сече сподручно пластать до нутра,
Или палицей всадника ссаживать вниз -
А стрела подлетит на манер комара,
И попробуй впотьмах от неё отмахнись!
В ратном деле внезапность страшнее всего,
Можно даже спроста и попасть невзначай,
Только это - не удаль, а так ...баловство:
Натянул тетиву - и на звук: получай!
А за речкою тоже народ боевой,
С малолетства приученный к ратным трудам:
Приспособил стрелу, покрутил головой -
-Промах, может, и дам - а вот спуску не дам!
Вот и крики в пол-силы, и кровь не ключом -
Смерти ночью трудней настоять на своём:
Хищный срезень скользнул по ребру чиркачём,
А трёхгранник - щеку взбороздил остриём!
Рана ноет, кровит - но обидней всего
Что не смог супостата порвать на куски -
Знамо, ночью - не стычка, а так...баловство...
Только день дозволяет сойтись по-людски!
-Эй! - За речкой в ответ загалдели не в лад,
Злой степной иноходец заржал от души -
-Слышь! С рассветом ударим булат о булат
Над стремниной?
И тьма отозвалась:
-Яхши!
Выйдет вера на веру - и даже щепоть
Будет силы питать до последних шагов:
Не осилить ту душу, в которой Господь,
А за нею - тепло от родных очагов!
УЗЕЛ. Сеча на броде.
Гибнет войско у излучины -
Близок рус, а не достать:
Кони плавать не обучены,
И хозяин им подстать.
Воют тоньше, чем подьячие -
Страх за глотку их берёт,
Но головушки горячие
Всё равно бегут на брод!
Одного побить - как пьяного,
Хоть и смел, да грош цена -
Взденет латник окаянного
На копьё, как кабана.
Но и полумёртвый скалится,
Саблей слабо, но сечёт -
А уж коль толпа навалится -
Кровью речка потечёт!
Давят, прут, как рыба с нереста...
-Эй, пушкарь, тряхни вихром!
Из пищали жахни в нехристя
Твердокаменным ядром!
Убегают уцелевшие,
Позабыв про похвальбы -
Глохнут конные и пешие
От неслыханной пальбы!
Пухнут клубы дыма рваные,
У стрелков в глазах рябит -
-Гля, попятились поганые!
-Сила есть, да гонор сбит!
Слышно вновь святое пение -
Вездесущий иерей
Ладит крестное знамение
На усталых пушкарей.
Как во храме - службу ратную
Отстояли до конца
Под молитву многократную
Пресвятого чернеца!
И покуда у извилины
Вновь не вспыхнет бой с утра,
Пусть от нечисти осиленной
Очищается Угра!
Жалко - летом ночь недолгая...
Подстелив кафтан худой,
Спит пушкарь, храпя и дёргая
Опалённой бородой...
УЗЕЛ. Образок во спасение.
Сел на траву боец сам не свой -
Разминулся со смертью разок:
Вот и кровь на груди, а живой -
Угодила стрела в образок!
Чудо! Инок молитву шептал,
Уходящего в спину крестил -
Вот и сдюжил заветный металл,
Сам прорублен - а смерть не пустил!
Чай, недаром просил - "Сохрани!" -
Проскользнула лихая стрела
Меж пластинок железной брони -
А молитву пробить не смогла!
Лишь кафтан, да рубаха насквозь -
Да надорван гайтан - суровьё...
А Спасителю вновь довелось
Голой грудью встречать остриё!
Меток узенький глаз степняка,
И немеряна силушка в нём:
Камышовая стрелка легка,
А ударила - как кистенём!
Но уж коль заповедано быть,
То без разницы - князь, или чернь:
Силу силою можно побить,
А незыблемость веры - ничем!
Не задаром обеты дают,
Те, порушить которые - грех:
Мол, коль выживу нынче в бою -
Значит, внуку отдам оберег!
-Что ни деется - всё неспроста,
Монастырские старцы правы!
Надвязал он побитый гайтан,
Да копьё подобрал из травы.
Если сызнова смерть присвистит,
Он не сделает выбор иной:
Встретить грудью - выходит, спасти
Всех, кого заслоняешь спиной!
УЗЕЛ. Триптих ёрника.
Хоть сурова рань,
А живи, смерди:
Продавала пьянь
Медный крест с груди.
Худо по утрам,
Люди - злей гадюк,
Без порток - лишь срам,
Без креста - каюк!
Все руками врозь,
Да отводят взгляд:
Ты, мол, это брось -
Нешто крест не свят?
Что, пропивши честь,
Сив дурак, как моль,
Да трясётся весь -
Помирает, штоль?
Сквозняки - ножи!
Мрак, и грязь на дне!
Подошёл мужик,
Борода в рядне.
Свой резон блюдя
Глянул по добру,
Протянул медяк,
И сказал - беру!
Всё вернётся в срок,
Лишь живи да верь -
Бог с тобой, браток,
Не помрёшь теперь!
И узнать невмочь,
Хоть вопрос готов:
Это кто ж охоч
До чужих крестов?
И юрод к живым
Прихромал в кабак,
Медяком кривым
О прилавок - бряк!
Да и сел мешком:
Тут расклад другой,
Перед ним рядком
Крест лежит с деньгой!
Был хозяин квёл,
А ловкач умел -
Как глаза отвёл,
И когда успел?
Что ушёл, не взяв -
Стало быть, не вор:
Больно добрый нрав,
Больно ясный взор.
Да и как он мог
По грязи - в пути
Не запачкав ног,
Босиком пройти?
Всё наладил враз,
Всё исправил вмах -
Кто он?
С пьяных глаз
Не понять впотьмах!
Или впрямь над ним
Тускловато - рыж
Колыхался нимб?
Крест - то тёплый, ишь!
***
Хоть и зябко под рогожей,
Но откуда в поле кров?
Тощий ёрник перехожий
Трётся около костров.
Побродяжка - как дворняжка,
Так же весел и кудлат,
Крест на шее - а рубашка
Вся из дырок и заплат!
Не молчальник, не затворник,
Сыплет байки, как горох -
Не боец, а просто ёрник,
Компанейский пустобрёх.
У него своя невзгода -
Ум не тем концом пришит:
Возле ратного народа
Много всяких мельтешит...
Где присел он у палатки -
Там и ржанье за версту:
С недоумка взятки гладки,
Вот и лепит срамоту!
А поди, тоску-истому
Как-нибудь растормоши?
Разве только по-простому.
Без затей, но от души?
Ёрник хоть и докучает,
Но понятней огурца -
Вот на сердце и легчает
От солёного словца!
А коль есть до сердца тропки,
Принесут по ним еды -
То сухарь, то ковш похлёбки
Из пшена и лебеды.
Нет? Отходит не переча,
Лишь качает головой:
Знамо дело, завтра сеча -
Вот народ и чумовой!
Если дух - как псина в стужу
Хмуро сжался, и скулит -
Инок укрепляет душу,
Ёрник - просто веселит.
Чтобы смех вскипал погуще,
Сам бродил - и сам хмелел,
Чтоб от одури гнетущей
Полк до срока не колел.
Хватит удали куражной -
Выйти утром рать на рать,
И глядишь - почти не страшно
Будет завтра умирать!
***
Кто, когда и как умрёт?
Кто узнает - тот и взвоет,
Но оно страшнее вдвое
Если знаешь наперёд.
Завтра этого шпыня,
Забулдыгу - нищеброда
Мертвым принесут от брода,
И отмолят, хороня...
А ещё поговорят,
Как умывши очи наспех
Вылез он за первый ряд -
Поднимать поганых на смех.
Ай, как речь была лиха!
Да зачинщик слишком смелый:
Тот, кто рядом был - слыхал,
Как в него впивались стрелы.
И текла река рябая
Прямо в райские сады -
Это первые ряды
Умирали, улыбаясь!
Ты душой не покривил,
И не дрогнул, погибая...
Ну, зачем призвал тебя я,
И на смерть благословил?
Каюсь каждою строкой,
Вкусом крови до оскомы -
Мы ведь даже не знакомы!
Со святыми упокой...
УЗЕЛ. Новобранцу - о стреле.
Твой долг - душой не покривив
За други пасть своя,
Посмертно сжав рукой в крови
Ратовище копья!
И неохота никому
Без дела лечь костьми -
Но смерть блуждает, как в дыму,
Меж ратными людьми!
С ней разминуться на чуть-чуть,
Глядишь - и уцелел...
Любой боец когда-нибудь
Поклонится стреле
Изобразишь поклон земной -
И колкая беда
Как птица свистнет над спиной
И сгинет в никуда!
Перекрестись, да позабудь,
Да в ряд с друзьями встань -
Скажи спасибо, что не в грудь,
Тьфу-тьфу...И не в гортань!
Как нужно - выжить, и в ночи
Поведать не ветрам,
А тёплой жёнке на печи -
Откуда этот шрам...
А если брякнет оголец,
Что сталь была сильней,
Что опозорился боец
Склонившись перед ней,
Ответь, что после был смелей,
Что духом ты не квёл -
И поклонился не стреле,
А Богу, что отвёл!
УЗЕЛ. Нелюдимая вода.
Нелюдимая вода...
Всем теченьем в сумрак канув,
Всё тепло своё раздав
Речка ластится к туману.
Понемногу, по чуть-чуть,
Словно песню с горькой грустью
Всю дневную кровь и муть
Не спеша уносит к устью.
День прошедший больно лют,
Не велось таких доныне -
Посечённый ратный люд
Разметался в донной тине.
Кто судьбу свою словил
Встретясь с пулею шальною -
И уткнулся ликом в ил,
Припечатанный бронёю.
Кто затоптанный конём
Отхватил разбойной стали -
Злая сабля с кистенём
Нынче славно погуляли!
Кто от стрел не ускакал,
Кто упал в поток с настила -
Безответная река
Всех побитых приютила!
Побелев, как береста
После смертного кресала,
Все омыты дочиста,
И одеты в общий саван...
Всё по чести - лишь тепла
Удержать река не в силах -
И чужое отняла,
И своим не одарила!
Непривычно - оробев
Под незваною бедою
Течь, как будто не в себе,
Дымной чёрною водою...
Горе горькое пришло,
И накрыло, словно тьмою -
Быть рекою тяжело...
Только кто ж их всех омоет?
УЗЕЛ. Дожди и хмарь.
Всё никак не распогодится -
Только в битве и сугрев!
Снова рати к броду сходятся,
До озноба отсырев.
Мелкий дождик - мокредь глупая -
Всюду лезет без затей -
Тетива на луке хлюпает
Пуще стоптанных лаптей!
Конь храпит над глиной зыбкою,
Лучник даром тратит прыть -
Роем стрелок перед сшибкою
Русской рати не накрыть!
От костров подмога слабая,
Словно сырость и в огне:
Смех - но сабля в ножнах плавает,
Как и стрелы в колчане!
Удаль киснет, как мочальная -
Чем врага расшевелить,
Если зелие пищальное
Головнёй не подпалить?
Не сойдётся сила с силою,
Снова день не по уму -
Лезть озябши в воду стылую
Неохота никому!
Вновь орда и рать расходятся
Расхоложенной гурьбой:
Может, завтра распогодится?
Будет вёдро - будет бой!
Непроглядны дали дальние,
Берег гулок, как дупло -
Что, в сторожком ожидании
Лето даром протекло?
Но по месиву израненной,
Но не сдавшейся земли
Нету хода басурманину -
Вот они и не прошли!
УЗЕЛ. Посматривай, послушивай!
Вольготно,или боязно -
Но над сырой границею
Стоят два крепких воинства
Седмица за седмицею
Опять клинки не вынуты,
А силы - не испытаны,
Луга до звона выбиты
Бессчётными копытами.
Гарцуют стайки конников,
Блестя глазами шалыми
Над снятыми с покойников
Побитыми зерцалами.
Пугают, или путают
По зыбким нервам ходючи
Своей степняцкой удалью,
По нашему - разбойничьей!
Надулось небо клушею,
На Север тучи катятся -
-Посматривай!
-Послушивай!
Посты перекликаются.
Пусты дороги, тропы ли -
Узнай, да покричи...
Ох, зябко ночью во поле -
Не то, что на печи!
Бродить - легка затея ли
Дозором за оравами?
Весь правый брег усеяли,
Да вот не стали правыми!
А небо будто застило,
И сон тяжёл, как палица -
Несладко, чай, глазастому
Когда глаза слипаются?
Не брякнет брод камением?
Веслом не хлюпнет чёлн?
Степняк - ездок с рождения,
А плавать не учён!
В глазах их - сила тёмная,
В руках - ухватка цепкая.
Их доблесть вероломная -
Да наша вера крепкая!
Ломали, но не выбили
Пищальника да мечника:
Меж жизнью и погибелью
Легла межою реченька!
Легла препоной влажною,
Ни менее, ни более -
Меж кладбищем и пашнею,
Меж волей и неволею.
И надо ус покручивать,
Пытая сумрак матовый:
Сова летит?
-Послушивай!
Туман ползёт?
- Посматривай!
За речкой, в травку мягкую
Присев по-над стремниною,
Дозорный нехристь чавкает
Варёною кониною.
Вот и пускай питается,
Поганище отвратное -
Пусть только не пытается
Затеять дело ратное!
А выйдут - станут лишними!
По долгу, и без корысти
Нам побраниться с пришлыми -
Привычно...Даже до смерти!
УЗЕЛ. Он дошёл.
Гул стоит в голове...
С заскорузлой полой
Я бреду по траве
Стороной нежилой.
Что на мне - то моё,
Полдень солнцем залит,
Но душа не поёт,
А как-будто скулит.
Одолела беда ,
Вот и плохи дела -
Возле брода орда
Весь дозор посекла.
Басурман подскакал -
И шелом пополам:
Хоть и сабля легка,
Да рука тяжела.
Сила силу сломила,
Согнув до земли
Словно солнце затмила -
И все полегли...
Свет от марева рыж,
И в глазах всё рябит -
Завалился в камыш,
Вот и не был добит!
Прошагаешь версту -
И под куст до утра:
Третий день, как во рту
Лишь грибы да кора.
Застят взор светляки,
Мутит голову дым -
Третий день напрямки
Пробираюсь к своим.
Ну, какой я боец?
Ни копья, ни ножа,
Телом слаб, как птенец,
Да и рана свежа.
Но сквитаюсь с ордой,
Как дойду - неспроста
Животворной водой
Речка влилась в уста.
Били в темя клевцом,
После брали в ножи -
Вроде был мертвецом,
Да недаром ожил!
Из урочища - в падь,
Где поёт береста,
Против гибели вспять
Я бреду неспроста.
Будет день - будет бой,
И потреплем орду:
Он сказал "Я с тобой",
Он ведёт -
Я дойду.
УЗЕЛ. Сторож.
По-над речкою, по-над сушею
На дубу, что грозой сожгло,
Дремлет ворон, нахохлясь клушею -
Держит раненное крыло.
Не положена птице перевязь -
И сидит, как изгой мирской
Чёрный витязь на чёрном дереве,
И в округе царит покой.
Лишь порою, тревожно плавая
Намекает скребущий звук,
Будто рядом с ним спит костлявая,
На глазницы спустив клобук.
Саван - словно тряпьё на колышке!
Обленилась - и поделом
Как раскормленный кот на солнышке
Спит под вороновым крылом.
Больно вещему! Рана - жуткая,
Кость надколотая саднит -
Но безмолвствует птица чуткая,
Видно знает, чей сон хранит!
Чуть подёрнулась рыжей патиной
Притупившаяся коса -
Пусть ей спится, от мира спрятанной -
Зря что ль ворон попал впросак?
Тихо...Может быть, кто-то молится,
Чтобы воин не шёл в ножи?
Вот и пусть она тут покоится,
Дав живущим ещё пожить!
Пусть он терпит - не очарованный,
А взъерошенный, сам не свой -
И за милость - за день дарованный -
Не забудет его живой!
УЗЕЛ, Дороги войны.
Вязь дорог и окопов для чтенья смутна,
А воронки - как точки...На чём, и на ком -
Это знает лишь бешенный писарь - война,
А для нас это знанье навек под замком.
От целебного воздуха путник румян,
И как будто сумел перейти окоём -
Там, где пахнет в ладонях чащобных полян
Земляникой, смолой и железным рваньём.
По зиме их покой ослепительно бел,
Только ворону помнятся наперечёт
Вдоль заросших дорог - наконечники стрел,
И зазубрины пуль, исчерпавших полёт.
То ли пристальный взгляд его слишком суров,
То ли времени ход буреломом зажат,
Но наплывами чудится запах костров,
Гревших латные рати столетья назад.
И выноси лесная речушка на плёс
Из чащобы, из вотчины мхов и опят,
Заблудившийся скрип орудийных колёс,
Дробь копыт и сапог - и смывает опять...
Что за ворога гнали отсюда взашей
Позабыто давно, и молчат письмена -
Вязь навеки заросших дорог и траншей -
Эту тайну их ведает только война...
УЗЕЛ. Покаяние.
На свечке от воска камедный
Наплыв, как звезда в цвету -
Прости меня, боже праведный,
За долгую немоту.
Я совесть не сделал крапленой,
Не выродился в лжеца,
И ты мне не сетуй, праведный,
За маску взамен лица.
Сквозь мрак и грехи невольные,
Надсаживая хребет,
Торил я пути окольные -
Но шёл-то по ним к тебе!
Я русского рода - племени,
Весь в жизни, куда ни глядь -
Прости...Не хватает времени,
Чтоб время направить вспять...
Невидимо и непрошено,
Вне меры добра и зла
Меня настигает прошлое,
Прося о глотке тепла.
И вздох его сможет вырасти
Чтоб искру раздуть тотчас,
Чтоб уголь, зардевшись, высветил
Не всё, а хотя бы часть!
А если там неурядица,
Всё двойственно и вразброд -
Не боязно ли оглядываться,
Не ведая, что там ждёт?
Шагнёшь ли в огонь ли, в воду ли -
Чей омут, и чей пожар?
Как будто мне руку подали -
А я её не пожал...
Пытливость моя - не мания -
Порой самому смешна
И всё же моим исканиям
Не ломанный грош цена!
Подобные многоточию
Шли дни без обиняков -
Но видел я в них воочию
Окошки во глубь веков
Был жар от углей звеняще-рыж,
Но чёрен ночей предел -
Простите потомка, пращуры,
За то, что не разглядел!
Но тени побед украденных
Я в мир хоть на миг вернул -
Простите потомка, прадеды,
За то, что не помянул!
Ведь вы мне послали, братие,
Пустив на круги своя
Скупое рукопожатие
Сквозь морок небытия!
Не стать мне безгласной паствою,
Но дух ощутимо стыл,
Как будто я нудно здравствую
За спинами тех, кто был!
Я жизнь передумал набело,
И всё же прошу простить
За то, что взирая на небо
Позволил душе остыть.
Отвага и лицемерие,
Полёт и распад во прах,
Смирение и неверие,
Упорство и смертный страх -
Всё было как в тигле сплавлено
В тяжёлых котлах эпох,
И в том, что всё это - правильно,
Уверен один лишь бог!
А нас тормошат сомнения -
Мол, время, а ты не врёшь?
То вводишь в недоумение,
То просто бросаешь в дрожь.
И мы, прозябая в косности.
Косимся на пьедестал...
Прости меня, отче господи,
За то, что и я роптал!
Одни восхвалить не мешкают,
Другие хулу несут -
А время глядит с усмешкою
На их суетливый суд.
Но мы же грешим без выгоды,
И каждый - в своём ключе
Пытаемся сделать выводы
Чтоб точно решить - зачем!
Какими нас било бедами,
Какая нам суть к лицу -
Во всей полноте неведомо...
Нет, ведомо - лишь творцу!
Сплетенья времён немыслимы.
Но есть и у них предел -
Прости меня, боже истинный,
За то, что не разглядел!
Но вечные цели заданы -
И ноты гудят в трубе...
Как много путей негаданных
В итоге ведёт к тебе!
УЗЕЛ. Новые враги.
Снова Родину хлещут плетью,
Бьют в лицо, подбоченясь гордо -
Снова тяжкое лихолетье
Серым зверем вцепилось в горло.
Бороздя беспощадней плуга,
Так, что дыбится плоть земная,
Разошлась ледяная вьюга,
И подруга её - стальная.
Злое пламя забушевало,
Став зачином людскому горю -
Словно чёрное покрывало
Дым растёкся по Поугорью.
Точно так же по мгле морозной
Угрожая мечом и смутой
Прежде хаживал ворог грозный...
Только нынешний - вовсе лютый!
В нарастанье противоборства
Над замёрзшей чертой речною
Он не может понять упорства,
Не стоящего за ценою.
Поводя головой стальною,
Осыпая высоты шлаком
Враг, как нежить, стоит стеною
Под колючим паучьим знаком.
Только конный, роняя пену,
Только сипло кричащий пеший
Грудью бьются об эту стену -
И в стене пробивают бреши!
Безмятежны лишь неживые,
А живым без опоры лихо -
Отче Тихон, благослови их!
Ну, пожалуйста, Отче Тихон!
В замять боя идут колонны,
Чтобы с пулями побрататься -
Но в стене уж растут проломы,
Твердь уже начала шататься!
Атакующий не таится -
И огонь прорежает рати,
Но противник не зря боится,
Что не выдержит этот натиск!
На губах уже хрип, как накипь -
Но фатально - неудержимо
Нарастает напор атаки,
Как безжалостная пружина.
Миг придёт - и сведутся счёты,
Лихо судьбы война сплетает:
Может, пятый? Десятый? Сотый
Уцелеет - и всё сквитает.
И заплачет метель в пустыне -
Кто просил её верить мраку,
Что оставили Русь святые?
Они первыми шли в атаку!
УЗЕЛ. Зима номер 42.
Все дороги черны изнанками -
Снег промешан аж до земли
Одолевшими зиму танками -
Только их всё равно сожгли...
Вьюга воет на зависть певчему,
Был солдат - да вот вышел весь:
Неуютно в сугробе пешему
С трёхлинейкой наперевес.
Солнце в мареве - тусклой бляшкою,
Обстановка ясна без карт -
Встать в атаку - событье тяжкое,
А уж выжить в ней - вовсе фарт!
Смерть вслепую косою шкрябая,
Валит всякого, кто служив -
А во фляге надежда слабая
Выпить после за то, что жив.
Но становится жизнь короткую
В миг, когда по цепям с гряды
Врежут пушки прямой наводкою,
Превращая пехоту в дым!
Безымянные многоточия...
Медальоны - беда лиха:
Говорят, смерть до них охочая?
Лучше выкинуть от греха...
На высотке не сила - силища,
Но приказано биться с ней,
Это даже не ад - чистилище
Наяву, что ещё страшней!
Все дороги поперепутавши
Потому, что война крива,
Гонит мёрзлую гарь по пустоши
Год под номером сорок два.
Рядовой только в бога верует,
Страх - сильнейшая из корост,
Но упорство под пули первое
Тяжко вздыбится в полный рост
И как мух на глазури кафельной
Рассчитает их дульный мрак -
Лейтенанты погибнут правильно,
Рядовые потом - кто как.
Крик "Ура" прохрипят с натугою -
И падут в ледяной покой,
И затянет им очи вьюгою
Рядом с лёгшей в снега рекой...
УЗЕЛ. Так было надо войне.
Багровеет неба кромка -
Зябко в поле на заре,
И скулит - ползёт позёмка
К чёрной Зайцевой горе.
Жмётся к логу, время тянет
Будто лог её спасёт -
Словно знает, что с ней станет
Там, у гибельных высот.
Так же шли с утра по полдень
Поредевшие полки
По дороге вдоль Пополты,
По дороге в Барсуки.
Мимо мёртвых дотов - к танку
Что ещё не догорел,
По полям, что наизнанку
Трижды вздыбил артобстрел.
Даже вьюге нет охоты -
Так, что хоть волчицей вой -
По снегам на пулемёты
Лезть в атаке лобовой.
Резанёт - и все полягут,
Кучно и по одному -
Но боец давал присягу,
Нету выбора ему.
На войну нет толку злиться,
И приказ - для всех приказ...
Лишь успеть бы помолиться
В первый раз - в последний раз!
Надо взять любой ценою
Эти смертные бугры -
А не взявших пеленою
Словно саван снег укрыл...
Обречённо, без рыданий
На откосах снеговых
Полегли бойцы рядами,
Как ступеньки для живых.
Чтоб привстав из бурой гущи
Жжёных снега и земли,
Хоть на миг прикрыть бегущих!
Не сумели...Не смогли...
И страницу за страницей
Пулемётного письма
Накрывает плащаницей
Бесконечная зима.
Вьюжный зверь хвостами вертит
На нейтральной полосе -
И лежат долины смерти
Вдоль Варшавского шоссе...
Заметает снегом роты
Не провёрнутые вспять -
Но не зря на те высоты
Им велели наступать?
Лишь забвенье им наградой,
Но частями и вразброс
Надо было гибнуть!
Надо!
А зачем - другой вопрос...
Снег лежащих пеленает,
Но за что корить зиму?
Лишь война виновных знает,
Да не скажет никому!
***
Как нагрянет тепло по весне -
И скукожится холод в кольце,
И растает обугленный снег,
Шевельнувшись на павшем бойце.
Будто плача не зная о ком
Капли скатятся, как под обрыв,
И к реке побегут ручейком
Побелевшие лица омыв.
Надо, чтобы река помогла -
Каждый павший посмертно красив,
Чтоб она их в себя вобрала -
Только лица, имён не спросив!
Души их приютила река,
Отобрав у болот и лесов:
Там, где звонко бурлит перекат,
Словно слышится звук голосов.
Но ведь нет никого и нигде,
Даже дна не видать на просвет?
Лишь ребёнок, играясь в воде,
Улыбнётся кому-то : привет!
И посмотрит на небо пацан,
Как святой, волшебство сотворя,
На мгновенье - глазами бойца,
И шепнёт, словно взрослый: не зря!
УЗЕЛ. Кони и люди.
Конь надёжен, конь испытан,
Назван верным скакуном -
Но не взять разбег копытам
В диком поле травяном.
А без бега мало прока -
Как ни суй копьё потом,
Не прошьёшь им, как с наскока,
Панцырь вместе со щитом.
Но с таким стальным гостинцем
Всадник ценится вдвойне
По сравненью с пехотинцем:
На коне - как на коне!
А кого насколько хватит,
Или , скажем, кто главней -
Будет видно. Доброй рати
Не бывало без коней!
И они же - в грязной юшке,
Непараднее в разы,
Зло хрипя тянули пушки,
И обозные возы.
На боках рубцы - как строфы,
Кнут порхать по шкуре лих -
У коней свои Голгофы,
И спасенья нет на них!
Нет таких, чтоб заживались
Слишком долго на войне -
Люди тоже надрывались,
И колели наравне.
И тянулись беды эти,
Повторённые сполна,
От ордынских лихолетий -
И по наши времена.
***
Разбивая наста корку.
Все дороги перекрыв,
Поредевший конный корпус
Устремляется в прорыв.
Жребий лют, конец предсказан -
Стать мишенью для свинца...
Но ослушаться приказа
Невозможно для бойца!
В поле снега по колени,
А в низинках - по седло,
Нет ни звёзд, ни направлений,
Речку снегом занесло.
Завернул морозец крепко,
И тосклива вьюги речь,
Словно тени конских предков
Их хотят предостеречь!
Будь в тебе хоть море прыти,
Будь хоть трижды сталь крепка -
Нету во поле укрытий,
Ни кустов, ни бугорка.
Страх в душе как уголь тлеет:
Хлебопашеский народ
На страде коня жалеет,
А в бою - наоборот...
Конь под пулею шальною
Осечётся на скаку,
Хоть кусок свинца войною
Предназначен седоку.
Подступилась смерть к солдату,
Да запуталась в дыму:
Всем конец придёт когда-то,
Но сегодня - не ему!
Только зря в тоске гнетущей
Тянет повод пятерня:
Остывающею тушей
Скрыт лежащий от огня!
Он войне сильнее нужен,
И выходит, он главней?
Почему же...
Почему же
Нету бога у коней?
Это тоже плоть живая,
И могильщик ветровой
Всех на равных укрывает
Грязным снегом и листвой.
Кто в бою прожить не против
Лишний миг, по мере сил?
Но осколок на излёте
Все надежды погасил...
По большим и малым рекам,
Средь безвестных костяков
Кто - покоится пол-века,
Кто - с лихвою пять веков.
Нет различья никакого,
Все не дрогнув полегли -
Рядом с каскою подкова
Проступает из земли.
Вот и нету тягот бранных,
Как и радостей земных
Для соловых и буланых,
Для гнедых и вороных.
Не про них людская слава,
Нет наград для табуна -
Лишь звенят в зелёных травах
Ручейки, как стремена...
УЗЕЛ. Первые шаги поиска.
Что-то лес захулиганил,
Не даёт идти вперёд:
Компас мечется кругами,
Врут глаза, и карта врёт.
Шелестит трава рябая
По былому рубежу -
Не ищу уже гриба я,
А кружу, кружу, кружу...
Как везде, в родной сторонке
То окопа полоса,
То замшелые воронки
Молча смотрят в небеса.
Не лешак меня блукает,
Не шишиги - сорванцы:
То меня не отпускают
Безымянные бойцы.
Сквознячок меж веток тонок -
Свищет, будто говоря:
- Расскажи-ка нам, потомок,
Мы же тут лежим не зря?
Я от горечи не взвою,
Лишь туман в глазах перцов:
Ведь не даст душа покою,
Коль обманешь мертвецов?
Как же им, не зная меру,
Всё сказать начистоту?
Мол, живём несладко, веру
Променяв на суету?
Что уже ничто не свято,
Что прошляпили страну...
Я скажу - "Не зря, ребята!",
Я опять их обману!
Содрогнусь, как голый - в стужу,
И пойму: не зря страдал!
Не принял греха на душу,
Обманул - но не предал!
Не предал их край родимый
И родимая зима,
Не предали командиры
Лютой смерти задарма.
Я остаток дня потрачу
На чужую кровь свою -
Отскулю, а не оплачу,
Как смогу - так отпою.
И стоит светло и прямо
Ход времён остановив
Перелесок вместо храма -
Вместо Спаса-На - Крови...
УЗЕЛ. Марш забытых полков.
Звёздной ночью, когда перелески чисты,
Как изгои привычных пейзажных красот
Тени павших винтовки несут, как кресты
На Голгофы своих безымянных высот.
А бывает, и днём что-то дрогнет в кустах -
Будто вывел на солнышко душу свою
Ратник, сгинувший без вести в этих местах -
Он не знает покоя, он вечно в строю.
В это таинство верят поисковики -
Даром что ли стоит их брезентовый дом
Где окоп повторяет изгибы реки
Выползая на луг пулемётным гнездом?
Хоть они не дрались в безнадёжных боях,
И не рвал их металл смертоносный ничей,
Но у этого племени правда своя,
Кодекс чести, и взгляд на порядок вещей.
Из запаханных ям проросли колоски -
Пробегают ветра по зелёным волнам,
И покуда боец не отпет по-людски,
Нет покоя ему - а выходит и нам!
Чьи-то кости во рвах и воронках лежат -
Только череп не пулей, а корнем прошит -
А от павшего здесь пять столетий назад
Ничего не осталось, помимо души!
Только как без примет отыскать старину?
А с недавними есть ощутимая связь -
Стоить только зарыться на метр в глубину,
Чтоб дойти до останков сквозь глину и грязь.
Это надо - лопатою землю кроя,
Доверяясь горячим глазам и рукам
Доставать по частицам из небытия
Безымянных, приписанных к вечным полкам!
Надо помнить эпохи - и эту, и ту,
Чтобы слышать из них голоса и шаги -
И за древних поклонится инок в скиту,
А за нынешних - правнук, у братских могил.
Тот, кто был этой темой хоть краем задет,
Ощутит временами, что память знобит -
И помолится, как исполняя обет,
За себя - и того, кто уже не забыт!
УЗЕЛ. Стрела и пуля.
Звёздной полночью Июля
Под корнями у ветлы
Разговаривала пуля
С наконечником стрелы.
Не несущие угрозы -
Зелень съела остриё -
Две ненужные занозы
Отлетавшие своё.
Неожиданная пара,
Хоть и в дальней, но в родне -
В роднике у крутояра
Их размыло по весне.
Звёзд на небе вереница,
Ночь темна - и речь темна:
Мол, стрела - совсем не птица,
Хоть была оперена.
И винтовка - не мамашка,
И обойма - не гнездо...
Помешала им промашка
Сделать дело - от и до!
У стрелков глаза не востры,
Били с дальних рубежей -
А удачливые сёстры
По себе нашли мужей!
Лишь сиротки не при деле,
Их удел - труха и слизь:
Не нашли достойной цели,
Или мимо пронеслись!
Полетали, посвистели -
И закисли под песком...
А могли остаться в теле -
Тёплом, трепетном, мужском!
- Стрелы - дуры! Мимо сечи
Улетают в ковыли!
- Да и пули недалече
От сестёр своих ушли!
Две заразы, две шалавы
Удалились на покой
Не снискавши ратной славы
Даже малой - никакой!
Утро сбудется не скоро,
Тёмен Запад и Восток -
Вот и льётся в уши морок,
Невозможный шепоток.
Ночь недаром время вертит -
Утекают в жернова
Невостребованной смерти
Леденящие слова.
И рассвет одолевает,
Заливает звёзд угли -
Так бывает? Да, бывает -
Мановением Угры!
Словно летом стон метели
Прорезает пустоту,
Словно пуля ищет цели,
Кувыркаясь на лету.
Словно всадник загорелый
Саблей марево кроит,
Словно мимо свищут стрелы -
Потому, что не твои...
Это - зорче, чем с вершины
Озирает дол и брег
Чёрный ворон, нерушимый
Как славянский оберег.
Клювом крепким, как стамеска,
Он молчанье бередит -
Но не врёт при этом - дескать.
Сказка будет впереди.
На безвременье великом
Он - холодный, как коса -
Звёздным знаком, чёрным бликом
Прошивает небеса.
А река, под ним мелькая,
Извивается ужом :
Уреки судьба такая -
Быть граничным рубежом.
Он садится, молчаливый
Как забытое "вчера"
На костяк прибрежной ивы -
И скрипит её кора.
Может, птице скучно с нами -
Для него ведь год - как вздох?
Он видал, как стали снами
Тени сгинувших эпох.
Он, не глядя в наши души,
Сшил - как будто вену вскрыл -
День прошедший с днём идущим
Мановеньем вечных крыл
И как будто пламя свечки
Озарит века с бугра -
И застонет память речки
Прозываемой Угра.
Заскрипят веков пружины,
Замерцает звёздный жар -
Выйдут гиблые дружины
На туманный крутояр.
На мгновенье лики павших
Вспыхнут жизнью изнутри,
А ведун, крыло поднявши,
Поведёт им вкруг: смотри!
А потом во мрак упругий
Улетит - но до утра
Будет греть живущим руки
Листик чёрного пера.
На котором возникает
Как картина иль чертёж...
Может, летопись такая?
Если есть душа - прочтёшь!
А потом, как мокрый лучик
Посреди пустыни дел,
Вдруг пробьётся стылый ключик
Точно там, где он сидел
А в песке рядком уснули
Будто вовсе и не злы
Медный клык уставшей пули
И зелёный шип стрелы.
Но зачем вот эти двое,
Став частицами земли
В забытьё ушли немое?
Да, зачем они легли?
Всех земля возьмёт однажды,
По полям да по лесам.
А зачем всё было - каждый
Для себя решает сам!
И порыв движенья страстный,
И забвенье, как итог -
Было вовсе не напрасно?
Не напрасно, видит бог!
И не ярок, и не жарок
Как седая береста
Этот воронов подарок -
Но бесспорно неспроста!
Без подсказок, без опеки,
Нерушимо, как канон,
Ты теперь душой навеки
С этим местом породнён.
Нити - тоньше паутины,
Но у них иная суть:
Ты теперь деталь картины,
Ворон всё запомнил.
Будь!
УЗЕЛ. Какого цвета песок?
Жёлтый пляж на излучине - долгий, как вздох -
Постелила река для услады людской,
Словно это мгновенья прошедших эпох
Разметались по руслу крупчатой мукой.
Нет, столетья - не хлам, и мгновенья - не хмыз:
Просто ты ощущаешь, идя босиком,
Как они на излёте попадали вниз -
Не бессмысленной пылью, а чистым песком.
Ничего необычного в россыпи нет,
Только можно вблизи различить времена:
В желтоватых частицах - достаток и свет,
В рыжеватых и чёрных - пожар и война.
Тяжелы эти крохи - да тоже свои,
Хоть по сути мрачней паутины в углах:
Как тревогу и боль в глубине не таи,
А вода от них - словно настой на углях...
Пламя выжгло посад, истребило посев -
И ушло в глубину... Только ворон седой
Греясь солнечным днём на пустынной косе
Точно знает, что скрыто под чёрной водой!
УЗЕЛ. Кто, если не ты?
Вот и сгинул туман, а рассвет потеплел,
Напоили его родники -
И пошёл он пешком по забытой земле,
Открывая её тайники.
Так - осилив невзгоды, и мрак одолев,
В будний день - словно в праздник святой,
Ходят добрые люди по доброй земле,
Одаряя своей добротой.
Он проснувшийся город дыханьем согрел,
На мгновенье над бором притих -
И подался паломником вверх по Угре,
Мимо мест боевых и святых.
Заискрилась роса, как частички души
Всех, кто сгинул за други своя:
Здесь сражались за тех, кто молился в тиши,
И молились за тех, кто в боях.
И недаром политые кровью поля
Словно раны на сердце саднят -
Невозможно упомнить, времён не деля,
Всех, кем был этот жребий поднят.
И потомок их вымолвит, сжав кулаки:
-Я своих никогда не предам!
И упорно пойдёт по теченью реки
За рассветом, по вечным следам.
Всхлипнет дождиком небо, как давшее течь,
Да и спросит его с высоты:
-Сколько было их, этих безвестных предтеч?
Кто помянет их, если не ты?
УЗЕЛ. Встреча.
Между синью и зеленью, вверх по реке,
Раздвигая плечом комаров толкотню,
Шел мужчина в армейском, с прибором в руке -
Он искал в этих весях не клад, а родню!
Где-то здесь, на отшибе от торных дорог,
Пять столетий назад, в беспощадном году,
Летописный пра-пращур под саблями лёг,
Самой страшной ценою осилив орду.
А поблизости - тоже неведомо где -
Может в поле, а может в лесу за бугром -
По словам похоронки, покоится дед
Горько сгинувший без вести в сорок втором...
Как оставить в потёмках бойцов костяки,
Как предать их забвенью за давностью лет?
Надо их отыскать, и отпеть по-людски:
Белый поиск ли, чёрный ли - разницы нет!
Слава богу, в России хватает парней
Что и верой крепки, и душой не кривят:
Не железа, не золота - поиск корней
Чтоб вернуть их и вспомнить - суров, но не свят.
В буреломах времён, под подлеском эпох
Уцелевшие может быть только на треть
Ждут их оттиски в глине лаптей и сапог -
Только их ещё надо суметь рассмотреть
Здесь такие края, что повсюду следы -
На траве и воде, на земле и под ней -
Здесь шагали работники ратной страды,
А куда и зачем - командирам видней!
***
Дух бойца, возвратив себе цвет и объём,
Захотел - но не смог побороть тишину,
И краснея рубахой, пробитой копьём,
Протянул ему руку, как свой - своему.
И пошли они к цели, безвестной пока,
Сквозь цветную росу и болотную слизь
Словно братья по крови, как два ходока
У которых дороги и души сплелись
И каких бы тревог ни пророчил им день,
И каких бы трудов не просили дела,
Призрак пращура - дымка, белёсая тень -
За собою потомка звала и вела.
Проходили они за верстою версту
Мимо прелых низин, где болота смердят -
До высот, где в окопах на вечном посту
Обретаются души погибших солдат
И в пол-голоса каркая, ворон кружил,
И казалось услышавшим голос живой
Что на оклик дозорного царских дружин
Сквозь века отзывается брат - часовой.
Павшим горечь забвенья страшнее оков,
Изнывать не отпетым - нет муки больней...
Сколько он безымянных поднял костяков
Из сырой паутины древесных корней?
Раз за разом, кладя за поклоном поклон,
Выносил он истлевшие кости на свет -
И вздыхал, заглянувши в пустой медальон,
Понимая душою, что это не дед!
Но надежда вела его, глухо ворча,
Как зерно огонька - пешехода в ночи
От горелых урочищ, где рдел иван-чай
До низин, где над мёртвыми плачут ключи...
И привёл его случай в такие места,
Где гуляют ветра на безлюдье седом,
Где под саваном поля молчит высота,
Подавившись чужим пулемётным гнездом.
А левей, по низинке - был шанс в аккурат
Доползти до неё - и взойти, как на крест,
Как на лобное место -со связкой гранат
Хоть сейчас...А тогда - вообще, позарез!
Расцвели в двух шагах полевые цветы,
А под ними боец распластался в песке -
Он дошёл до неё, до своей высоты,
И навеки остался в последнем броске...
Что он слышал, с костлявой сошедшийся в лоб?
Только лай пулемёта, сухой, как репей -
Да летящие пули смеялись взахлёб
Над угасшим порывом залёгших цепей?
Или ярость по-птичьи звенела в ушах
Заставляя сполна напоследок хмелеть,
Всех погибших друзей пережил он на шаг
За которым - ни шансов, ни сил уцелеть?
И пока неизбежность летела в висок,
Всех святых помянув, он как в реку с моста
Весь до капли вложившись в последний бросок
Приподнялся - и н-н-на тебе!
И пустота...
И лежит он с тех пор, не считая года,
С заржавевшей чекой в перебитой руке -
Только ворон над ним пролетит иногда,
И молитву прочтёт на своём языке...
Час пришёл - и склонился над ним человек,
Ветром памяти выверен и опалён,
И сырого песка и забвенья поверх
Непослушной рукою открыл медальон!
Словно вздох ниоткуда прошил пустоту,
Горький пепел в глазах полыхнул, как рассвет -
И не чувствуя, как пересохло во рту,
Старый внук прошептал:
-Вот и встретились, дед...
Так и свиделись трое на ратной стезе,
Как посланники времени, вставшие в круг -
И отчётливо, словно у старых друзей
Ощутилось пожатие призрачных рук.
В стороне, как живая, вздохнула Угра
Став родною сестрою для всех, кто крещён...
Скажешь - так не бывает - и будешь неправ:
Так бывает!
Так было,
И будет ещё!
УЗЕЛ. Предчувствие или морок...
Густеет сумрак понемногу,
И ветру не до баловства:
Опять на торную дорогу
Ложится пепел, как листва.
Мгновенья тишины смиренны -
Но почему, не поредев
Плывут отрепья алой пены
По взбаламученной воде?
А от дорог и тропок смежных
Из-за испуганных лесов
Приходит скрип колёс тележных
И перекличка голосов...
И сердце словно рвёт на части
Страх хлебопашца - мужика:
Неужто беды и напасти
Опять идут издалека?
Но стоит оглядеться малость -
И осознать, что вечер квёл,
И горесть только показалась -
Все наважденья бог отвёл!
На краткий миг лишь явь затмилась,
И тенью дыма сжало грудь...
Но отчего, скажи на милость,
Душе покоя не вернуть?
Трепещет в ней тревоги кроха,
И спрашивает об одном:
-Какая во дворе эпоха?
Какое время за окном?
УЗЕЛ. Не последний.
Может ли память не бредить картинами?
Всё, что однажды случилось - не брошено,
И за сусальными, хрестоматийными
Следом другие приходят непрошено.
Осень расхлюпалась нал территорией,
Где удивляла когда-то феерией
Рыжей красавицей с фантасмагорией -
Глядь, а она уж карга с фанаберией.
Хляби насупила, тучи напыжила,
Каждой былинкою плачет - печалится...
Но из ума она вроде и выжила,
А вот из памяти - не получается!
Всё, что прославилось - стало былиною,
Мнётся и мается неупокоенно -
Вот и струится над блёклой равниною
Пасмурный дух хлебопашцев и воинов.
Время простило им все прегрешения,
Стала судьба их темна и таинственна -
Как расценить их земные лишения?
В чём она, их безотчётная истина?
Прошлое можно попрать неприятием,
Но если слово неправое вымолвить -
Благословение станет проклятием,
Если его остудить и не выполнить!
Весело, братие, аж до икания,
Видеть, как кукиш запрятавши за спину
Шлендра - история, вечная крайняя,
Преданно служит любому горластому!
И почему-то легко и не тошно ей
Как на весах оперируя разницей
С грязью мешать недалёкое прошлое,
Стойкость и дух обозвав несуразицей!
Больше нахрапом не лезут агрессоры -
Издали мутят, и крутят эпохами...
Есть на Руси и Бояны, и Несторы -
Только не слышно их за скоморохами...
Пусть покуражатся, белое в чёрное
Перевирая от случая к случаю:
То, что сегодня идёт, как бесспорное -
Смоется завтра водою текучею!
Как наши предки молились и верили,
Били сплеча - и побитые падали,
Как своё время отрезками мерили -
Мы достоверно не знаем... А надо ли?
В бытность известную и неизвестную,
Всё - подчинясь мановенью владыкину -
Здесь прокатилось суровою песнею,
И из неё теперь слова не выкинуть!
Пахотным полем, и рвами замшелыми
Вслед за рекой прошагают красулями
Осень в кольчуге пронизанной стрелами,
Перед зимой, продырявленной пулями.
Это немыслимо только в теории,
А за реальность никто не поручится...
Здесь бы, на стыке реки и истории,
Точку поставить?
Да вряд ли получится!
.
.
.
.
. KSNG 255 Везде и нигде 03.08.2025
.
Разозлюсь и возьму жеребца под уздцы,
Чтоб на крупе его потеряться в тумане,
Быть везде и нигде, словно Гончие Псы,
Сонной пеной морской лепетать в океане.
Пусть меня упрекнут, что я лгун и фантаст,
Лозунг в массы несу: Дай поэму народу.
Только волю мне дай, забурлю, как фонтан,
Буду брызгать слюной в звонких рифмах без счета.
Неудачным словцом навлеку я позор,
Кастеляншу смущу молодой королевы.
Что со мною не так, раз туманится взор,
Если вижу я фей полуголых на древе.
Я везде и нигде, я под стуком копыт,
У границы миров, где стираются грани,
Где на камне замшелом табличка висит,
Что покатится с плеч голова в шумной брани.
Кто налево пойдет, тот слетит из седла,
Кто направо свернет, тот утонет в болоте.
"Ждать" на камне стоит, чтоб пропела стрела
У Ивана царя, дурака, на охоте.
Я везде и нигде, я в толпе пузырьков.
Словно с горки крутой соскочу с подбородка.
Кто так проклял меня, что я стал дух ручьев,
Нагоняющий страх на русалок щекоткой.
Я невидимый дух, я старик и брюзга,
Порождение тьмы и болотного ила,
Дух полей и лугов, птичий крик, гул и гам,
Молчаливый горбун, как вампир из могилы.
Между двух берегов сделать выбор нельзя.
Я плыву все быстрей, чтоб себя искалечить,
Чтоб проклятие снять, боль со злобой в глазах
И невольно всплакнуть, словно ибис при встрече.
.
. KSNG 255 Везде и нигде 03.08.2025
.
.
На Конкурс СЮРРпрайз -130 от 11. 08. 25 ------ Людмила Преображенская
.
Из записок трубочиста
Вдохновенье мое, ты как факел в ночи,
Освещаешь миры, где так жить нестерпимо,
В черной саже из слов я для всех трубочист,
Задыхаюсь от рифм, угораю от дыма.
За фасадом лица, под покровами мышц
Демон жадный живет, хитроумный и шалый,
Это он, а не я, на наречии птиц
Голосами листвы шепчет тихо "пожалуй",
Что, пожалуй, пора сосчитать мне года,
Как песчинки собрать в пестрый ряд на ладони,
Наклонившись, услышать, что время — вода,
А тоска по ночам все черней и бездонней.
В желтом свете луны выступает на лбу,
В точках красных из вен пара строк для начала,
Что всю жизнь я ищу и кого-то зову,
Как Харон одинокий с веслом у причала.
Клятвы только слова, а слова — это мгла,
Тени старых обид, словно кошки в потемках,
Но обидней всего, если жизнь так прошла,
В ожидании тусклом, бесцельном о том как,
Чтобы кто-то пришел, к звездам путь показал
Через тернии ввысь, на Голгофу из истин,
А в конце только лик в отраженье зеркал —
Чужака, что себе и другим ненавистен.
.
.
. На Конкурс СЮРРпрайз -130 от 11. 08. 25 ------ Людмила Преображенская
.
.
.
Хорус
На стене гробницы были высечены глаза Хора, чтобы их можно было бы молотком и зубилом уничтожить. Все таблички, на которых стояло его имя, также были уничтожены. Так прокляли жрецы Эхнатона, которому даже после смерти не было даровано покоя......
Я выпорхну на свет из темноты,
На лестнице замру, как на картине,
В гробнице пыль, здесь больше нет вражды,
Среди богов и демонов поныне.
Как будто кто-то сердце охладил,
Внушил, что я не рослый, не упрямый,
Что мертвецу не нужен прежний пыл,
Что я такой же, как последний мамонт.
На фресках боль, как пепел на губах,
Глаза к ногам скатились, как колечки,
Вокруг меня царит полнейший мрак,
Лишь где-то впереди дрожанье свечки.
Безглазый бог не нужен никому,
Хотя он был могучий и пресильный,
В туннелях длинных я вдыхаю тьму,
В дурмане сладком, в запахе могильном.
Я на свободу вырвусь и на свет,
Вселенной подарю немного тяги,
Забуду обещания и месть
Осириса, Анубиса бродяги.
Пошевельнусь и снова никого,
Лишь тусклый звук ослепшего пространства,
В котором шепот Нехбет: Для него,
Нет больше зла, чем женское коварство.
.
.
.
Бог Хор, также известный как Гор или Хорус, это древнеегипетский бог неба и солнца, часто изображаемый в виде сокола или человека с головой сокола. Он является сыном богини Исиды и бога Осириса, и его главной задачей была месть за смерть отца, убитого его братом Сетом.
.
.
.
На Конкурс СЮРРпрайз -131 от 18. 08. 25 ------ Людмила Преображенская
.
.
Хорус
В подземелии пыль и гниющая плоть,
Шепот тихий теней, привидений бегущих,
Я для всех, как упавший на землю ломоть,
Соскользнувший однажды с божественной кручи.
В лабиринты давно тенью гордой вошел,
Как посланник богов и хранитель святыней,
В оперенье железном я бог и орел,
В изголовье стою погребенных доныне.
Кто-то мне подарил страх с отчаяньем, пыл,
Долго думал над тем, чтобы стал я двухкрылым,
Облик мой на стене старый мастер врубил
И глаза удалил, раскромсал их зубилом.
Я иду на движенье, на эхо и звук,
Поколеньям грядущим, как бог неугодный,
Как хотел бы я взмыть и чертить в небе круг,
Чтоб добычу искать, словно хищник голодный.
Богу-птице нигде нет на свете преград,
Вавилонских жрецов не боюсь я и свечек,
Если кто-то услышит, как крылья свистят,
Тот поймет, что сравнить их величие не с чем.
Я под клекот сверну пирамиду плечом,
Потому что я Хорус, могучий и сильный,
Даже солнце не жжет спину птицы огнем,
А рисует узор в ослепительной сини.
Фараон Эхнатон смог меня обмануть
И остался лежать в подземелии с гнилью,
Ну а я распрямлю без усилия грудь
И расправлю под ветром железные крылья.
В лабиринтах глухих мне никто не помог,
Сотни лет я иду по туннелям вслепую,
А по перьям скользит так легко ветерок,
Серебром паутин синь узоров шлифуя.
.
.
. На Конкурс СЮРРпрайз -131 от 18. 08. 25 ------ Людмила Преображенская
.
. KSNG 258 23.08.2025
.
"Слова любви могу не донести, Они любого могут искалечить, А ненависть легко нести в горсти И раздавать желающим при встрече..." — Из наблюдений автора Л.П.
Прости
Забреду в никуда, чтоб сказать "черт возьми",
Отделяя зерно-добродетель от плевел,
На подмостках я шут из семи пантомим,
Превращаю слова в дым угарный и пепел.
Обличаю грехи и пороки земли,
Задыхаюсь от чувств, от нахлынувшей жажды,
Только вслух не скажу, что пока не нашли
Камень жизни без лжи для счастливых сограждан.
Где-то есть дивный сад, в нем бассейн и скамья,
Дрессировщик-пророк с истеричною музой,
Мой ли это удел, что вся правда моя,
Рифмой звонкой греметь, как на кухне посудой?
От разрыва стихов в шрамах тонких лицо,
Кто поэт, тот всегда, хоть немного с изъяном,
Не вините меня, что я перец и соль
Высыпаю в строке на стигматы и раны.
Амальгаме зеркал прошепчу я "Прости"
За наивность мою, со словами играя,
На бумаге из них возводил я мосты,
Из зеленого света с дыханием мая.
Я пытался найти звон капели в метель,
Попадая впросак и в себе изуверясь,
У поэтов вся жизнь — соловьиная трель,
С каждой нотой взлетая и падая в ересь.
В зеркалах я не я - отраженье мое,
Где рыбак без весла чинит невод у моря,
Без старухи один, вот такое житье,
На которой проклятье порочной Гоморры.
.
.
. KSNG 258 23.08.2025
.
.
.
На Конкурс СЮРРпрайз -132 от 25.08. 25 --- Людмила Преображенская
.
Парсек
Помечтаю о том, кем бы стать я могла,
Что могло бы случиться со мной в ту минуту,
Когда с неба спустилась свинцовая мгла,
И в деревню пришли с ноготок лилипуты.
В эту ночь на куски разлетелось стекло,
Смерч стеклянных осколков ожег нестерпимо,
Небеса истолкли в порошок НЛО,
Их тарелку из стали, летящую мимо.
В треугольной ноздре капитана серьга,
А в глазах беспокойство судьбы-повитухи,
Здесь раздолье ему, на спине паука
Сообщенье он шлет под жужжание мухи.
Изогнут лилипуты загадочно бровь,
Зададут сто вопросов про град и скворешник,
А на крошечных ранах засохшая кровь
И лохмотья скафандров на ветках черешни.
У меня и у них льется речь в пустоту,
Кроме нас во вселенной существ нет разумных,
Аргументы я гномов ловлю на лету,
В трескотне умных слов, в выражениях трудных.
Сколько длится наш день и как долог парсек,
Почему атеизм не поможет бессильным,
Как пришельцу сказать то, что я человек,
У которого нет к сожалению крыльев?
Может быть я хотела бы быть стрекозой
Или жить, как моллюск, в перламутре ракушек,
Я хотела бы где-то найти тот покой,
Чтобы слышать весь день только пенье пичужек.
Наш парсек на земле — это мыльный пузырь,
Обьяснить и сравнить его не с чем мне в общем,
Мы вороны в лесу, у которых есть сыр,
Только разница в том, что теряя, не ропщем.
.
.
.
.
. KSNG 259
.
Посадка
На планету "Нуль шесть сорок девять пять икс"
Звездолет наш упал, полюбив невесомость,
Позывные услышь! Только в рациях визг,
Хрип предсмертный железа, текущего хрома.
Мысли — мухи мои закружились впотьмах,
Словно кто-то вспугнул и ударил их палкой,
В черепушке звенит шум мотора и страх,
И каркас корабля дребезжит дребезжалкой.
Треск горящей обшивки, как крики ворон,
На планете мутантов опять непогода,
Как же я не люблю смерч и вихри с песком,
Словно кто-то играет с богами во что-то.
Где же здравая мысль, что не нужен азарт,
Раз подбили меня с криптонитом зелёным,
Этот рейс, как колода засаленных карт,
Тех, что дьявол дает игрокам искушенным.
Страшно думать о том, что наступит конец,
В голове мыслям-мухам в извилинах тесно,
Что мутанты не любят подарки небес,
Контрабанду воды, называемой пресной.
Мой мотор, завывай, маслом плюй, дребезжи,
Помоги, я прошу, приземлиться на скалы,
На кону не барыш, на кону моя жизнь,
За штурвалом махины сверхпрочной из стали.
Во вселенной играют в борьбу и во власть,
Совесть, честь и мораль продают, как картошку,
Здесь играют в игру "всяк во что-то горазд",
Подставляя себе и друг другу подножку.
Прядь прилипла ко лбу, я с штурвалом борюсь
И смотрю на дисплей, на миганье сетчатки,
Звездолет посадив, первым делом напьюсь,
А пока дребезжу и скольжу на посадку.
.
. KSNG 259
.
.
.
.
Конкурс СЮРРпрайз -133 от 01. 09. 25
.
Свирель
За спиною моей хрустнул звонко сучок,
Словно кто-то порвал струны звонкой гитары,
Под полуденным солнцем пришел пастушок,
Чтоб со мной скоротать день тяжелый на пару.
В разговоре мужском про закат и рассвет,
Что таланты, как мы, просто в землю зарыты,
Пролетают часы под круженье планет,
Незаметно в стихах двух несчастных поэтов.
На Коньке-Горбунке полетел бы стрелой
В царство то, где живут все в домах из азалий,
Чтоб найти наконец долгожданный покой,
Позабыть этот мир, словно склеп обветшалый.
Пастушок от досады пустился плясать,
На дрожащих ногах, словно лошадь вся в мыле,
Изумрудной траве разрывая наряд,
Оставляя следы великанов из были.
Он расплавит глагол, выльет страсть на людей
И расплавит сердца деревенскою лирой,
В этом райском саду, словно сказочный змей,
На поляне в лесу, в заколдованном мире.
Строчка брошенных слов, как испанский стилет,
Даже птицы замрут на ветвях удивленно,
Так о чем я пишу, в чем же суть, как предмет,
В рифмовании слов быть рабом обреченным.
У поэта всегда только солнце вверху,
А под ним он парит, словно дух в нетерпенье,
Я слова-светлячки подарю пастуху —
Путеводные звезды для мрака Вселенной.
.
.
.
.
. KSNG 260
.
Честно
Я не верю ни в бога, ни в черта, ни в ад,
Никому не скажу, что мне душу тревожит,
Если грустно прищурясь, смотрю на закат,
Отбиваясь от мыслей — назойливых мошек.
Подсознательно верю, что мир — это шар,
На который летит из галактики мусор,
От него в швах креплений вчера дребезжал
К сателлитной тарелке прибитый диффузор.
Безнадежность не в том, что почти каждый день
Попрошаек я вижу, уродливых нищих,
Дело в том, что у всех — у зверей и людей
Страх и ужас в душе от жары и пылищи.
Постоянно несу я бессовестный бред,
Как признанье того, что ночами мне снится
Вновь и вновь камнепад, мой гниющий скелет,
Города и поля под водой и станицы.
Дождевая вода, как искусственный жир,
По фасадам течет, словно зверь, замирая.
Черепица на крыше от ветра дрожит,
В ней от камня дыра, будто рана сквозная.
Горько пахнут осколки секунд и минут,
Время горстью песка ускользает куда-то,
Все привыкли к тому, что сирены ревут,
Предвещая исход Атлантиды богатой.
Мне остался лишь час, может быть, полчаса,
Всё равно я сижу и не двигаюсь с места,
Честно плачу и жду приближенья конца,
Только вряд ли кому-то он будет известен.
.
. KSNG 260
.
.
. Конкурс СЮРРпрайз -134 от 08. 09. 25
.
В бездорожье души, в гнойных язвах из ран
Мой двойник пилигрим надрывается в плаче,
Я в поэзии ноль, я поэт-шарлатан
В гребнях волн, в пене букв, как калека незрячий.
Задыхаюсь в поту, выдыхаю огнем,
Постоянно ищу в скрипе строчек разломы,
Чтобы с кручи слететь на катрене крутом,
Не успев подстелить для паденья соломы.
Нелегко верить мне в холод бездны и мглу,
В пенье звезд, в черных птиц и масонские знаки,
Как летящий бурун я лечу на скалу,
Оставляя следы в буйстве слов на бумаге.
От стихов полетят только перья и пух,
Оглушит до беспамятства критика выстрел,
Я иду и бренчу лирой звонкой в толпу,
В ней не видит никто, что поэт обессилел.
Бросьте семя на землю, оно прорастет,
Почему же стихи, как птенцы не крылаты,
Их растопчет ногами любой идиот,
Чтоб сказать свысока, что они глуповаты.
Обреченно в ночи открываю я дверь
Героиням моим и героям случайным,
Что скажу я лжецам, правдолюбцам теперь,
Сам не слыша себя в звоне строчек хрустальных.
Тот, кто верит в меня, в бред и дым над столом,
В свист летящей стрелы над индейским вигвамом,
Знает то, что легко срезать тучи серпом,
Чтобы ложь разглядеть, лицемерную даму.
.
.
.
.
. KSNG 261
.
Спешка
За словами лжецов — дым кадила попов,
В мириадах молитв, в череде упований,
Чтоб в поклонах земных, в треске ребер и лбов
Стать циничным и злым, и печальным от знаний.
Я куда-то спешу, словно витязь лихой,
Уклоняюсь от пуль, ухожу от погони,
На дороге тревог падать мне не впервой,
Кровь стирая с лица каждый раз удивленно.
Неохотно спугну солнца луч у чела,
Сгусток жара вверху хуже всякой мегеры,
Эту жизнь мне судьба в колыбели дала,
Быть актером и врать не краснея без меры.
Свою боль я топлю вечерами в вине,
В мишуре громких фраз, в трескотне позолоты,
А на левом плече гром сидит в тишине,
Горло криком сорвав, как кулик на болоте.
Я минуты дроблю, как муку, в жерновах,
На окраинах царств, перекрестков безлюдных,
Чтоб сверхновой звездою блестеть в небесах,
Черных дыр, темных фей не пугаясь беспутных.
Быть хотел я быстрей ярких молний во тьме,
Как мальчишка с мостков прыгать в мглистую бездну,
Только спешка была, как сверканье комет,
Опьяненных зарей, в шлейфе искр бесполезных.
.
.
.
.
.
СЮРРпрайз -135 от 15. 09. 25
.
Прокляла всё и вся, в том числе и себя,
Отраженью в воде я шептала "Дурёха"
Чтоб найти вечерком три престранных гриба,
Когда дятел прервал оскорбительный хохот.
С этих пор слышу я ругань белок в лесу,
Как улитки ползут по иголочкам колким
И за тысячу метров я вижу гюрзу,
С мерзким запахом яда за сваленной ёлкой.
У нее в подземелье таинственный мрак,
В нем мерцанье диодов какой-то машины,
Где пространство и время, не знаю я как,
Под командой какого-то с крыльями джинна.
Из бездымного жара бегущих зарниц,
Из белёсых камней на проезжей дороге
Я нашла для себя парадокс и сюрприз,
Дивной странницей быть у прошедшей эпохи.
Триста лет для меня, как минутный полёт,
Чтоб увидеть Плевако с неслыханной речью,
Он опять говорит, что волнует народ
И клянёт каждый раз рок с судьбой человечьей.
Момомах с его ношей безмерных забот,
Императорский трон и тяжёлая шапка,
Островерхие крыши, костры, эшафот,
В каждом новом столетьи сжигают прабабку...
Я плечом навалюсь на чугунный рычаг
И на кнопку нажму, что всегда западает,
Чтоб опять штурмовать в сорок пятом Рейхстаг,
И писать на стене — За дочурку Аглаю.
.
.
.
.
. KSNG 262
.
Безнадежность
В темных складках Вселенной мерцание дыр —
Черных, желтых и синих горбатых уродцев,
Как же я ненавижу сегодняшний мир,
Безнадежность в туманах пропавшего солнца.
Я — беглянка в ковчеге на Млечном Пути
В полудреме плыву через тернии к звёздам
И пытаюсь как все место в жизни найти,
Неудачи глотая, как ржавые гвозди.
Свет луны превратится в сияющий серп,
Изогнется горбом, как небесная кошка,
Я под ним на ступеньках увижу ущерб
И баланс подведу от решений оплошных.
Бок Венеры блеснет синевою, как жук,
За обоями звезд приоткроется дверка,
И Стрелец не удержит натянутый лук,
Когда в кольцах Сатурна бежит водомерка.
У меня третий день нарывает плечо,
Боль в лопатках внутри рвет пронзительно спину,
Наготу невозможно прикрыть епанчой,
Каждый раз, когда старец приходит с повинной.
На суденышке ветхом под ветром сквозным,
На ковчеге, где паруса нет и подавно,
Я в плену не одна, мы все хором визжим
От того, что боимся счастливого завтра.
Я смахну лунный свет, словно клочья орбит,
С треском крылья сложу стороной оборотной,
Чтоб наврать о себе, всем в глаза пыль пустить
О химере жестокой и вечно голодной.
.
.
.
.
.
.
На Конкурс СЮРРпрайз -136 от 22. 09. 25 ------ Людмила Преображенская
.
Пиратское сердце
Вырву клочья волос из седой бороды,
Постараюсь найти хоть немного махорки,
Из живых никого, только шепот воды,
Что на помощь никто не придет на моторке.
Я один на земле, как когда-то Адам,
Одиноко стоящий и ждущий чего-то,
Может быть он желал, чтобы рухнул ашрам,
В дивном райском саду ждал любого исхода.
Про себя я кляну контрабанду и тьму,
И подводные рифы, как будто из ада,
Этой ночью пошла моя шхуна ко дну,
На прощание всхлипнув в волнах виновато.
Воздух пахнет тоской, сладковато, как мед,
На песке сапоги, вещмешок с бескозыркой,
Здесь пристанище тех, для кого небосвод,
Как доска гробовая, глухая без дырки.
Сколько дней мне осталось, чтоб выпить закат,
Как последний глоток смертоносного рома,
В крике чаек услышать "Прощай друг и брат,
Ты прости нас, дурех, Нептуна костолома".
В окаянных местах превращусь в известняк,
В груду белых костей на пригорке, как вымах,
Для меня солнца диск, как блестящий пятак,
С ненавистной жарой, с томным маревом дымным.
Громких слов не люблю и они ни к чему,
Я играю в песке, строю башни, как в детстве,
Вопреки всем чертям, небесам и уму
Верю только в себя, в стук горячего сердца.
.
.
.
.
. KSNG 263
.
Путь богов
У поэзии есть в муках творчества страх,
Чтобы крылья расправив, кидаться словами,
Но сегодня мне лень, я как сонный червяк,
Высоко в небесах на Олимпе с богами.
Я с тоскою смотрю на бегущих людей,
Их зонты под дождем, как движенье дельфинов,
В хаотичных прыжках, обезумев от дел,
От забот постоянных, от серой рутины.
С громовержцем седым на Олимпе вдвоём
Мы страницы листаем в растрепанной книге,
В ней советы небес, как летать воробьем
Или стать духом вод и лесов многоликим.
Просто жизнь созерцать из-за туч грозовых
И ловить стаи молний, как мышек стеклянных,
Руки в шрамах багровых, в порезах от них,
Но зато в каждой вспышке ни капли изъяна.
Лава солнца из кубка дымится, как медь,
Горький ржавый настой из полуды мечтаний,
Если выпью его, то могу умереть,
С пустотою внутри превращусь в истукана.
Каждый пятый четверг рак свистит на горе,
Панцирь рвет на груди, весь проеденный молью,
Видно страшно ему в одиночку гореть
От видений моих, тесно связанных с болью.
Выпью с Зевсом нектар и возьму бутерброд,
Сил набравшись, смогу стаю туч разлохматить!
Я с Олимпа пошел бы с глаголом в народ,
Но огонь беспощаден к бумажной печати.
.
.
.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
