От агонии к космогонииКонстантин Кедров От агонии к космогонии («Новые Известия» 10 марта 1999 г.) «Хвалебный примитив юродивый в честь Бога, мирозданья. Родины». Так называется религиозно-философская поэма — исповедь священника и правозащитника Глеба Якунина. Правозащитником Глеб Якунин стал в те времена, когда еще и не знал этого слова. В те годы темные, глухие, конец 60-х, нынешний патриарх благополучно епископствовал и благодушно смотрел, как Хрущев, объявив атеистическую десятилетку, закрыл 10000 церквей. Никто, кроме Глеба Якунина и его друга священника Николая Эшлимана, не поднял голос в защиту церкви. Якунин и Эшлиман совершили неслыханное по смелости деяние - направили открытое письмо тогдашнему патриарху Алексию I (не путать с нынешним Алексием II). Они прямо призывали святейшество отбросить страх и смело выступить против стукачества в храмах, когда на всякого венчающегося, отпевающего родственников или крестившего своих детей церковь срочно сообщала по месту работы. Патриарх ответил, что своим посланием Якунин и Эшлиман нарушили «тихое течение нашей церковной жизни». Однако отдадим должное Алексию I,- под давлением КГБ он отстранил священников от служения, Но сохранил их сан. Дальше судьба мучеников была предопределена. Тюрьмы, лагеря, ссылки. Николай Эшлиман умер. Якунин продолжал подвиг. 28 августа 1980 года отец Глеб стал узником Лефортовской тюрьмы, а затем политического лагеря Пермь-37. После пятилетней отсидки - ссылка в Ыныкчанск (500 км от Якутска), где священник пробыл два с половиной года. В 1987 году амнистирован и после 21 года запрещения восстановлен патриархией в сане священника. Но не надолго. В 1990 году Якунин стал депутатом Верховного Совета РСФСР и участвовал в разработке нового закона о свободе совести, способствовавшего открытию многих монастырей и храмов. После августа 91-го отец Глеб совершил новое «преступление». Опубликовал архивные материалы КГБ о сотрудничестве церковной номенклатуры с госбезопасностью. Номенклатура не простила. Алексий II в условиях свободы сделал то, на что не решился Алексий I в условиях атеистической диктатуры. 1 ноября 1993 года Якунин решением патриархии лишен сана. Дальше началась привычная кампания по дискредитации. Бывшие и нынешние агенты КГБ спровоцировали драку в Думе, когда с отца Глеба распоясавшиеся депутаты срывали крест. Страна не очень поняла, что происходит. Засело одно - священник в драке. Наши идеологические спецслужбы умеют работать. Ныне отец Глеб служит в Богоявленском соборе города Ногинска под юрисдикцией Украинской православной церкви,- не признаваемой нашей патриархией. Только что вышла его поэма, напечатанная на средства автора и написанная в ыныкчанской ссылке. В предисловии о.Глеб пишет, что замысел этого произведения сложился под влиянием идей крупнейшего философа и богослова космиста Тейяра де Шардена. Необходимой литературы под рукой не было. И Якунин избрал жанр, дающий возможность работать. Это поэтический лубок. Известный со времен подвижничества знаменитых московских юродивых Христа ради. Юродивые бормотали в рифму свои пророчества, не заботясь о размере и ритме, обильно смешивая слова литургических и богословских текстов с простонародной лексикой. Якунин использовал народный стих и даже лексику блатной фени, знакомую ему не понаслышке, а по личному мученическому семилетнему опыту тюрем и лагерей. «Крылатый Пегас», запряженный в неподъемную телегу, все таки сдвинулся с места. Но лишь тогда, когда с вершин классики я перебрался в низину раешного примитива». Получилась одна из самых оригинальных поэм конца ХХ века, продолжающая виршевую традицию религиозных поэтов ХVII века, прерванную позднее силлабо-тоникой Ломоносова. Среди предшественников отца Глеба следует назвать поэтов-монахов ХVII столетия Симеона Полоцкого, Сильвестра Медведева и поэтов из круга патриарха Никона. Повторяя во многом судьбу другого страдальца за веру, тоже сосланного в Сибирь, протопопа Аввакума, Якунин, несомненно, подражает его юродствующему стилю и его обличительному огнесловству: От холода не околею, Это начало поэмы. Так мог написать только настоящий поэт. Далеким пращурам Галлея Этот космический фон поэмы отнюдь не случаен, и дело тут не только в трудах Тейяра де Шардена, которые были недоступны поэту,- сосланному за 500 км от Якутска. Зато доступно было небо и комета Галлея, прилетевшая как раз к началу поэмы. Этот труд настолько оригинален и смел, что нельзя говорить о нем, не цитируя. Однако суровость жанра газетной рецензии не позволяет воспроизводить авторское написание строк, как у Андрея Белого и раннего Маяковского, поэтому в дальнейшем я позволю себе некоторые фрагменты воспроизвести в прозаическом варианте. Поэзия при этом не исчезает. Это поэма:«О поразительном развитии из водорода гелия. Домостроительная ода во славу Бога-Гения». Не слишком ли это — применять простенький раешный стих при изложении таких открытий космологии, как расширение Вселенной от момента первовзрыва и красное смещение спектра, благодаря которому удалось документально подтвердить эту гипо-тезу? Конечно слишком! Поэзия всегда «слишком». Неожиданно, просто и, конечно же, иронично: Узнав о красном, о смещении, «От агонии к космогонии» — таков путь поэта. Во время сочинения поэмы Якунин плел стальные стропы, употребляемые для переноса тяжестей. Этот изнурительный, каторжный труд для человека, всю жизнь служащего Богу и книге, оставил свой след в композиции произведения и в ее стилистике. «О, Боже, ты меня прости, // за то, что начал я плести // словес лубочные картинки, а не стальные стропы // тропы, // не словеса — троса стальные, // чтоб ими души поднимать упавшие и остальные». Главная заветная мысль Якунина о грехе ферапонтовщины. Помните фанатичного монаха Ферапонта в «Братьях Карамазовых», который ворвался в келью усопшего старца Зосимы с воплями: «Пусто место сие». Грех ферапонтовщины свойственен и католикам, и православным. Это древняя ересь. Ферапонтовщина — это "вера в то, что царство материи // навсегда для Бога потеряно, // что во власть сатаны // навсегда отданы // всякая плоть, // до человеческой вплоть». Вот почему терпели мы крепостное право, а монастыри владели, по меткому выражению Герцена, «крещеной собственностью». Отсюда наша готовность терпеть любое зло и одновременно готовность к совершению зла. Глеб Якунин верит, что Россия преодолеет ферапон-товщину и придет к подлинному христианству, к свободе по Бердяеву. Блажен, кто верует, тепло ему на свете, даже в ыныкчанской ссылке. Да и сейчас отец Глеб, оклеве-танный, оболганный, дискредитированный опытными провокаторами и помощниками КГБ, разве не пребывает в духовной ссылке? Разве знает Россия о его подвиге во славу веры, длящемся уже сорок лет? Ныне мы узнали, что Глеб Якунин не только право-защитник и мученик за Веру, но и …а может быть, прежде всего поэт. Молитва, завершающая поэму, заставляет вспомнить «Облако в штанах» Вл. Маяковского. Поэт-богоборец и отчасти богостроитель, проповедовавший «социализма великую ересь», начинал поэзию ХХ века. Завершает ее православный священник и мученик за веру, больше многих других пострадавший от социалистической ереси. О, мой Бог, о, мой Патрон! Я не Гёте — Йота только из-под гнета, Но фауст-патрон и мой не пуст — Его запустил Из пустующих Уст Всесильный. Восхвальный О, Боже, Ты Сам! (Хвалу возношу ко святым Небесам.) Врагу полетела в рога О, как Господи, Родина мне дорога! Прочитав эти строки, я вдруг понял, что Святая Русь не умерла в незабываемом 1917-м и не исчезнет в грядущем тысячелетии. Слишком ярок и яр талант. © Copyright: Кедров-Челищев, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
