3-й стих Иосифа Бродского из Строф века

Календарь Знай-Наших: литературный дневник

– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
ИОСИФ БРОДСКИЙ . . . . . . . . . . . . . .//из антологии русской поэзии "СТРОФЫ ВЕКА" с. 850 – 861:
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =
Выбор Бродского:
= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =
(3)
. . . . . . ЭКЛОГА 4-я (ЗИМНЯЯ)
.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Дереку Уолкотту
.
. . . . . . . . . . . . . . . . 'Ultima Cumaei venti iam
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . carminis aetas;
. . . . . . . . . . . . . . . . Magnus ab integro saeclorum
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . nascitur ordo...»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Virgil, Eclogue IV (*1)
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . (*1) . . . «Круг последний настал по вещанью пророчицы Кумской.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Сызнова ныне времен начинается строй величавый...»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Вергилий, Эклога IV
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Перевод С. Шервинского
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
. . . . . . I
.
Зимой смеркается сразу после обеда.
В эту пору голодных нетрудно принять за сытых.
Зевок загоняет в берлогу простую фразу.
Сухая, сгущенная форма света –
снег – обрекает ольшаник, его засыпав,
на бессонницу, на доступность глазу
.
в темноте. Роза и незабудка
в разговорах всплывает все реже. Собаки с вялым
энтузиазмом кидаются по следу, ибо сами
оставляют следы. Ночь входит в город, будто
в детскую: застает ребенка под одеялом;
и перо скрипит, как чужие сани.
.
. . . . . . II
.
Жизнь моя затянулась. В речитативе вьюги
обострившийся слух различает невольную тему
оледенения. Всякое «во-саду-ли»
есть всего лишь застывшее «буги-вуги».
Сильный мороз суть откровенье телу
о его грядущей температуре
.
либо – вздох Земли о ее богатом
галактическом прошлом, о злом морозе.
Даже здесь щека пунцовеет, как редиска.
Космос всегда отливает слепым агатом,
и вернувшееся восвояси «морзе»
попискивает, не застав радиста.
.
. . . . . . III
.
В феврале лиловеют заросли краснотала.
Неизбежная в профиле снежной бабы
дорожает морковь. Ограниченный бровью,
взгляд на холодный предмет, на кусок металла
лютей самого металла – дабы
не пришлось его с кровью
.
отдирать от предмета. Как знать, не так ли
озирал свой труд в день восьмой и после
Бог? Зимой, вместо сбора ягод,
затыкают щели кусками пакли,
охотней мечтают об общей пользе,
и вещи становятся старше на год.
.
. . . . . . IV
.
В стужу панель подобна сахарной карамели.
Пар из гортани чаще к вздоху, чем к поцелую.
Реже снятся дома, где уже не примут.
Жизнь моя затянулась. По крайней мере,
точных примет с лихвой хватило бы на вторую
жизнь. Из одних примет можно составить климат
.
либо пейзаж. Лучше всего безлюдный,
с девственной белизной за пеленою кружев,–
мир, не слыхавший о лондонах и парижах,
мир, где рассеянный свет – генератор будней,
где в итоге вздрагиваешь, обнаружив,
что и тут кто-то прошел на лыжах.
.
. . . . . . V
.
Время есть холод. Всякое тело, рано
или поздно, становится пищею телескопа:
остывает с годами, удаляется от светила.
Стекло зацветает сложным узором: рама
суть хрустальные джунгли хвоща, укропа
и всего, что взрастило
.
одиночество. Но, как у бюста в нише,
глаз зимою скорее закатывается, чем плачет.
Там, где роятся сны, за пределом зренья,
время, упавшее сильно ниже__
нуля, обжигает ваш мозг, как пальчик
шалуна из русского стихотворенья.
.
. . . . . . VI
.
Жизнь моя затянулась. Холод похож на холод,
время – на время. Единственная преграда –
теплое тело. Упрямое, как ослица,
стоит оно между ними, поднявши ворот,
как пограничник, держась приклада,
грядущему не позволяя слиться
.
с прошлым. Зимою на самом деле
вторник он же суббота. Днем легко ошибиться:
свет уже выключили или еще не включили?
Газеты могут печататься раз в неделю.
Время глядится в зеркало, как певица,
позабывшая, что это – «Тоска» или «Лючия».
.
. . . . . . VII
.
Сны в холодную пору длинней, подробней.
Ход конем лоскутное одеяло
заменяет на досках паркета прыжком лягушки.
Чем больше лютует пурга над кровлей,
тем жарче требует идеала
голое тело в тряпичной гуще.
.
И вам снятся настурции, бурный Терек
в тесном ущелье, мушиный куколь
между стеной и торцом буфета:
праздник кончиков пальцев в плену бретелек.
А потом все стихает. Только горячий уголь
тлеет в серой золе рассвета.
.
. . . . . . VIII
.
Холод ценит пространство. Не обнажая сабли,
он берет урочища, веси, грады.
Населенье сдается, не сняв треуха.
Города – особенно, чьи ансамбли,
чьи пилястры и колоннады
стоят как пророки его триумфа,
.
смутно белея. Холод слетает с неба
на парашюте. Всяческая колонна
выглядит пятой, жаждет переворота.
Только ворона не принимает снега,
и вы слышите, как кричит ворона
картавым голосом патриота.
.
. . . . . . IX
.
В феврале чем позднее, тем меньше ртути.
Т. е. чем больше времени, тем холоднее. Звезды
как разбитый термометр: каждый квадратный метр
ночи ими усеян, как при салюте.
Днем, когда небо под стать известке,
сам Казимир бы их не заметил,
.
белых на белом. Вот почему незримы
ангелы. Холод приносит пользу
ихнему воинству: их, крылатых,
мы обнаружили бы, воззри мы
вправду горе, где они, как по льду,
скользят белофиннами в маскхалатах.
.
. . . . . . X
Я не способен к жизни в других широтах.
Я нанизан на холод, как гусь на вертел.
Слава голой березе, колючей ели,
лампочке желтой в пустых воротах,–
слава всему, что приводит в движенье ветер!
В зрелом возрасте это – вариант колыбели,
.
Север – честная вещь. Ибо одно и то же
он твердит вам всю жизнь – шепотом, в полный голос
в затянувшейся жизни – разными голосами.
Пальцы мерзнут в унтах из оленьей кожи,
напоминая забравшемуся на полюс
о любви, о стоянии под часами.
.
. . . . . . XI
В сильный мороз даль не поет сиреной.
В космосе самый глубокий выдох
не гарантирует вдоха, уход – возврата.
Время есть мясо немой Вселенной.
Там ничего не тикает. Даже выпав
из космического аппарата,
.
ничего не поймаете: ни фокстрота,
ни Ярославны, хоть на Путивль настроясь.
Вас убивает на внеземной орбите
отнюдь не отсутствие кислорода,
но избыток Времени в чистом, то есть
без примеси вашей жизни, виде.
.
. . . . . . XII
Зима! Я люблю твою горечь клюквы
к чаю, блюдца с дольками мандарина,
твой миндаль с арахисом, граммов двести.
Ты раскрываешь цыплячьи клювы
именами «Ольга» или «Марина»,
произносимыми с нежностью только в детстве
.
и в тепле. Я пою синеву сугроба
в сумерках, шорох фольги, частоту бемоля –
точно «чижика» где подбирает рука Господня.
И дрова, грохотавшие в гулких дворах сырого
города, мерзнущего у моря,
меня согревают еще сегодня.
.
. . . . . . XIII
.
В определенном возрасте время года
совпадает с судьбой. Их роман недолог,
но в такие дни вы чувствуете: вы правы.
В эту пору неважно, что вам чего-то
не досталось; и рядовой фенолог
может описывать быт и нравы.
.
В эту пору ваш взгляд отстает от жеста.
Треугольник больше не пылкая теорема:
все углы затянула плотная паутина,
пыль. В разговорах о смерти место
играет все большую роль, чем время,
и слюна, как полтина,
.
. . . . . . XIV
.
обжигает язык. Реки, однако, вчуже
скованы льдом; можно надеть рейтузы,
прикрутить к ботинку железный полоз.
Зубы, устав от чечетки стужи,
не стучат от страха. И голос Музы
звучит как сдержанный, частный голос.
.


Так родится эклога. Взамен светила
загорается лампа: кириллица, грешным делом,
разбредаясь по прописи вкривь ли, вкось ли,
знает больше, чем та сивилла,
о грядущем. О том, как чернеть на белом,
покуда белое есть, и после.
. . . .
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . читать следующее – http://www.stihi.ru/diary/mc00001/2018-01-24
. . . . . . . . . вернуться на страницу в «Строфах века» – http://www.stihi.ru/2018/05/12/5642



Другие статьи в литературном дневнике: