Осип Эмильевич Мандельштам

27 декабря исполняется 70 лет со дня смерти поэта Осипа Эмильевича Мандельштама.
Для меня он является «личным» поэтом по разным причинам. Ни одну из них называть не стану - речь здесь не обо мне.
Ниже я публикую свою работу, написанную несколько лет назад для получения зачета по литературе. Там - о Мандельштаме. Как мог и как полюбил его тогда.
Захотите помянуть - читайте Мандельштамов...

Творчество О.Э. Мандельштама
«Блуждающая мишень» поэзии

Творчество Осипа Эмильевича Мандельштама – трагедия русской поэзии. Имеется в виду трагедия как философское осуществление бытия автора, осуществление существования. Одна из особенностей художника в человеческом мире – непосредственное внимание к этому миру без обусловленности, без объяснения морали, без соотнесения с моралью, законами, политической сиюминутной ситуацией. С другой стороны, творчество, как культурный феномен, представляется мне космической проверкой, ревизией социума, инвентаризация в гипермаркете жизни. Вот эта двоякость – с одной стороны, неангажированность космополита, с другой: экзистенциальная напряженность, вовлеченность во временную, национальную, культурную данность – одна из «невозможных», парадоксальных страстей художника, такого как Осип Эмильевич.
Говоря об этом великом грехе поэтов, необходимо отметить, что неумение современников понять, принять и продлить «песнь песней» во все времена было поводом другой трагедии – трагедии человека, который был поэтом. Это не эстетическая огрубелость нравов, а, скорее, потребность в некоем сертификате соответствия, который, к сожалению, дает только время. Слава-завтра – это эпигонское лицемерие, это, если можно так выразиться, восторг бандерлогов, закон джунглей, не уместный в эпоху эгоцентризма, но необходимый в музейном деле культуры. Вопрос о поэте-подлиннике будет возникать вновь и вновь, от этого никуда не деться, для массовой культуры (а именно такой все более уподобляется в век глобализации нынешняя культура) характерна не всегда объяснимая избирательность, но всегда верная в принципе: ибо пожарный сертификат литературы, выданный от имени культуры, гарантирует и подтверждает – «рукописи не горят».
Мандельштам не был знаковой фигурой для современников, он находился на периферии литературы; те, кто его любил, знали ему цену, те, кто относился к нему с неприязнью, знали цену себе, но и это антипатичное отношение, гонение, исключение говорит о незаурядности Мандельштама. «Всегда, может быть, будут люди, которых Мандельштам просто раздражает; ...в его мысли, в его поэзии, во всем его облике есть нечто царапающее, задевающее за живое, принуждающее к выбору между преданностью, которая простит все, и нелюбовью, которая не примет ничего»(1).
Вот только два примера отношения к его творчеству современников. Хронологически первое принадлежит Виктору Максимовичу Жирмунскому, выдающемуся отечественному филологу, который говорит о Мандельштаме следующее: «круг его поэтических интересов слишком своеобразен, он требует от слушателя слишком больших книжных знаний и слишком повышенных культурных интересов для того, чтобы можно было предсказать его стихам широкую популярность. Для нас, однако, уже сейчас, по второму сборнику, он окончательно определился как своеобразный, серьезный и подлинный поэт»(2). Как видим, оценка Жирмунского – более чем положительная и уже отчасти объясняющая непопулярность Мандельштама у современников. Второй отклик на творчество Осипа Эмильевича принадлежит перу не менее, а, может быть, и более известного в то время человека – поэта-символиста Валерия Яковлевича Брюсова. Вот что он пишет по поводу все той же второй книги стихов Мандельштама «Tristia»: «Но вот вся деятельность О. Мандельштама за несколько лет... – ряд парадоксов ..., иногда красиво выраженных; ряд мыслей, большею частью основательных, но ничем не поразительных, нисколько не новых для мыслящего читателя; много изящно сделанных стихов, так как О. Мандельштам искусный мастер, – и это все»(3). Совершенно противоположное мнение, как видим. Необходимо, однако, заметить, что символист Брюсов не обязан понимать конкурента-акмеиста Мандельштама, «на стихи весьма скупого, но в некоторых кругах весьма прославленного»(4). Да, и к Советской России у них было несколько разное отношение. Впрочем, более показательна оппозиция этих двух поэтов по отношению к литературе. Брюсов в Советской России стал «вполне официальным литературным деятелем»(5), в то время как «бытие поэта понято Мандельштамом как смертельная борьба не с «литературщиной», а с литературой, то есть с тем отвлеченным началом, которое берется благодушно узаконить поэзию и через это благополучно нейтрализовать ее»(6).
Впрочем, кроме рассуждений литературоведов, в жизни Осипа Эмильевича были травля, донос, государство, также как и защитники, ходатаи, коварная милость правителя. Его называли «умником-историософом» и «идиотическим невеждой».
Мандельштам прожил мучительно напряженную жизнь. После смерти потомкам его представили сама Поэзия и те немногие, которым Поэзию представил Мандельштам.
Творчество Мандельштама относится, по выражению Жирмунского, к творчеству поэтов, переживших символизм. В своем литературном манифесте акмеистов, в поэтическую школу которых наряду с Анной Ахматовой и Николаем Гумилевым входил и Мандельштам, поэт говорит о необходимости более трепетного отношения к бытию – «любите существование вещи более самой вещи» – эта высшая заповедь акмеизма. Любое существо, вещь, процесс, явление в мире – лишь частица более сложного организма, суть соединения этих частиц представляет собой подлинное таинство бытия, темного, дремучего, неизведанного космоса.
Использование мира как символа привело символистов к опровержению самоценности мира. Бытие символов, каждый из которых можно трансформировать мыслью в поисках Идеи до неузнаваемости, покоится на зыбких китах неведения и очарованности. Только благоговейный трепет перед невысказываемым, непостижимым удерживает символизм от последнего удара по миропорядку смыслов, от того, чтобы превратить космос в хаос.
Акмеизм в понимании Мандельштама позволяет поверить в таинство иного рода: не глубинная суть смыслового призрака сокрыта в каждой твари земной, но само существование смысла, его реализация во плоти, в камне, прахе... Человек осмыслен вселенной, он неприменный элемент бытия здесь и сейчас, такой же незаменимый, как бабочка, капля дождя или звук «осторожный и глухой». «А = А» – закон тождества, ставший лозунгом поэтического корабля акмеизма.
Дано мне тело – что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
Жизнь человеческая – это дар, благословленный, но это дар бытию, а не самому человеку, не ему принадлежит этот кусочек вечности, капля, слитая с другими миллиардами капель к космическом океане.
На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.

Именно такая удивленно-восторженная констатация чуда со-участия в акте во-временения отличает ранние стихи Мандельштама. Он еще только учится чувствовать мгновения, он пробует вновь и вновь это хронологическое осязание бытия.
Образ времени в произведениях Осипа Эмильевича – второстепенный персонаж, домашний, перед ним не замрешь благоговейно, пока не отождествишь с вечностью. Тем не менее, временные конструкции в стихах Мандельштама, хронотектура в его творчестве, заслуживает, на мой взгляд, отдельного изучения.
Вот только несколько примеров игры с временными образами:
Березы ветви поднимали
И незаметно вечерели.

Чувствуется любовный энтузиазм в отношении к миру, который меняется. В этих двух строчках время – нечто материальное настолько, что даже березы погружены в него, как кусочек хлеба в сгущеное молоко. А вот другая конструкция:
Она еще не родилась,
Она и музыка, и слово.

Временная граница сдвинута, читатель и лирический герой – современники будущему, они ждут на следующей остановке. Это чудо – ощущать себя ненаступившим, несовершённым, существом, вынесенным в предсуществование.
Останься пеной, Афродита!

Не совершись, не наступи, не приноси с собой «сейчас»!
Совсем иначе звучит замедление мира (ибо именно время – дыхание бытия) в следующих строчках:
Как кони медленно ступают,
Как мало в фонарях огня

Время-нуга, время-актер, меняет свое положение земля, на землю опускается ночь, горло неба отдыхает от грязных ногтей крыш, но раны уже нанесены:
Когда городская выходит на стогны луна,
И медленно ей озаряется город дремучий,
И ночь нарастает, унынья и меди полна,
И грубому времени воск уступает певучий

И, наконец, вечность, как необозримая дорога городских часов, которые переживут своих мастеров, седины солнца, которое увидят иные люди, рождение и смерть иных миров – дыхание зверя, которое дано услышать и почувствовать только смертным:
В игольчатых чумных бокалах
Мы пьем наважденье причин,
Касаемся крючьями малых,
Как легкая смерть величин.
И там, где сцепились бирюльки,
Ребенок молчанье хранит –
Большая вселенная в люльке
У маленькой вечности спит...

У Стругацких есть интересный персонаж – контраморт, существо, живущее от смерти к рождению. Такая судьба выпала и на долю Осипа Эмильевича. Он ожил после смерти куда громче, влияние его стихов рождало новую поэзию. Благодарить уже поздно, остается только посвящать:
Вы думали, он – тоже пешеход?
Да, он прошел и до сих пор идет.

Замечен, но когда? Остановив,
к губам часов свой пальчик приложив,
застенчивая вечность обернется,
и смотрит в прошлое, как в зеркало колодца.

Разбудит грохоты нечаянно ведро,
задетое и падавшее долго;
там в прошлом – плеск, край лезет под ребро
беззубым алюминиевым волком.

Там – призрачно, но взгляд уже прилип:
так кто же он, идущий нам навстречу?
С ним поравнявшись – даже не замечу,
а разминулись – шепчет скрипу скрип.

Ссылки на литературу:
1. Аверинцев С.С. Судьба и весть О. Мандельштама / Поэты. М.: 1996, с. 189
2. Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм / Поэтика русской поэзии. СПб.: 2001, с.385
3. Брюсов В.Я. Среди стихов: 1894-1924: Манифесты, статьи, рецензии. М.: 1990, с. 642
4. Брюсов В.Я. Среди стихов: 1894-1924: Манифесты, статьи, рецензии. М.: 1990, с. 640
5. Богомолов Н.А. Жизнь среди стихов/ Брюсов В.Я. Среди стихов: 1894-1924: Манифесты, статьи, рецензии. М.: 1990, с. 3
6. Аверинцев С.С. Судьба и весть О. Мандельштама / Поэты. М.: 1996, с. 190

Фрагменты стихов Осипа Эмильевича взяты по изданию: Мандельштам О.Э. Выпрямительный вздох: Стихи. Проза / Сост. Черашняя Д.И. Ижевск: 1990

Другие статьи в литературном дневнике:

• 26.12.2008. Осип Эмильевич Мандельштам