Вот он, весь мраморно-точеный,
холоднокровный донжуан.
Вот он, проклятьем заклейменный
не самых умных христиан.
Стоит, считая человеков,
не отступая ни на шаг,
красивый бог умерших греков,
нудист и вечный холостяк.
Он помнит скифов и халдеев
и ясно помнит до сих пор
глазища брошенной Медеи
и Дафны прячущийся взор.
Он думает: " Народец бодрый...
Пищалки странные в руках...
Зачем им эта рвань на бедрах
и эти кольца на пупках?"
Не в силах развести руками,
дивясь диковинной толпе,
он засыпает, словно камень,
и замыкается в себе.
Как будто замершая буря
свернулась в образе кольца.
И разрешает тете Нюре
стереть тряпицей
пыль с лица.
Тот быстренько учебник пролистал
и, потрясённый знанием своим,
чуть было от восторга не упал,
но устоял, однако. Все стоим
на чём-нибудь, уж если пролистали
чего-нибудь. Тем более, читали.
Исполнившись передовых идей
(учебник, правда, был не очень свежий)
Тот храм решил построить из людей
(не для людей, как то водилось прежде!)
Картинка там уж больно хороша!
Там женщины красивые рядами
стояли, не ругаясь, не дыша
и на себе держали кровлю храма!
Но каменные все, хоть и красивы!
А кто из каменной чего-нибудь не сможет?
Вот из живых попробуйте, спесивых!
Теперь уж Тот на это жизнь положит,
или чего там принято покласть,
чтобы стояло, не пугая власть.
Тот приступил. Уж как он их ловил!
В каких местах! Никто и не поверит!
Тот ловле их полжизни посвятил!
Никто страданий Тота не измерит...
Как трепетно драпировал туники
на контрапосте выпуклом бедра!
Божественными становились лики
домохозяек бывших, от ведра.
Какие крутовыие стояли!
И как на вдохе поднималась грудь!
Великий умирает от печали,
от невозможности ту красоту вернуть...
Однако бабы... Ждали с интересом
когда начнётся главное – любовь.
А Тот не знал, каких скрывала бесов
не каменная плоть таких основ!
Он, правда, видел – молнии сверкали
во взорах неких, если Тота руки
оглаживали, нежили, ласкали
тунику на соседке... Нет! Без муки
об этом невозможно вспоминать!
Как это плохо главного не знать...
До архитрава дело не дошло...
До арматуры, гипса и цемента...
Мир не увидит, как оно взошло –
величие и блеск антаблемента!
Мир не порадуют метопы и триглифы,
над красотой кудряшек и ланит...
разбился как триера Тот о рифы
страстей этих взбесившихся Армид.
Да, женщины... Они служить не могут
высокому искусству просто так.
Живые, потому что. Знали многих,
которые бросаются на танк
с последнею гранатой для фашиста.
Пусть их немного и спартанцев триста
всего-то было! Но пролита кровь
их не напрасно - только за любовь!
Каков итог? Для Тота всё пропало!
Валяется без храма, без идей.
А где-то, во дворцах или бунгало,
Кариатиды пестуют детей.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
