– Человек человеку бред, темнота и ад, –
он сказал, – оглянись вокруг, если мне не веришь.
– Нет, – кричу, – человек человеку – сад!
Человек человеку кит, океан и берег!
Человек человеку лето и тёплый дождь,
посмотри, как сверкает солнце в глазах и в сердце!
– То блестят ножи – человек человеку нож
и удар под ребро от рождения и до смерти.
Человек человеку рана, дыра и вой,
это волк в настоящем и будущем воплощенье.
Волк не может без стаи – покинувший стаю волк –
это бомж, это тень, он никто никому – кочевник.
Мы всего лишь осколки времени, пыль, стекло.
Мы разбитые зеркала и маршрут короткий.
– Нет, – кричу, – мы друг другу движенье, полёт, крыло!
И плечо, и надёжный плот, и весло, и лодка!
Даже если вот так – на грани и через боль,
даже если ушёл на дно, где темно и немо –
всё равно навсегда человек человеку – Бог.
Через смерть, через ад – человек человеку – небо.
Вопросы в небо отпустив, всё смотришь, смотришь вверх.
«Бог забирает лучших» – миф. Бог забирает всех.
Каким там выпадет финал – кто может знать о том?
Один – споткнулся и упал, и не вернулся в дом.
Другой уходит налегке, не захватив ключи,
блокнот и ручка в рюкзаке, и на носу очки,
никто его не задержал вопросом иль звонком,
и кто бы знал про тот финал на перекрёстке том…
И кто сказал бы, где и как проляжет наш маршрут,
вот жизнь – бескрайняя река, вот несколько секунд,
и дальше – месяц и число, его не поменять,
и «ваше время истекло» …
и нет другого дня.
Срывает ветер жёлтый лист, уносит за собой,
он где-то на краю земли смешается с землёй,
о, долгий путь и краткий век познаний наших от
рождения на этот свет до выхода на тот…
…Замедлить день, замедлить час… замедли, не гони,
там где-то молятся за нас и знают наши дни,
и если вдруг согнёт в дугу, через беду и боль,
держи меня в любом аду, держи, моя любовь,
всё, что кидало вверх и вниз – прими и отпусти,
и знай, что вся земная жизнь – всего лишь часть пути
Приходит рассвет – начало любых историй.
А новый сюжет реальнее и больнее.
Седая Ассоль, как прежде, выходит к морю.
Она уже никогда не увидит Грея.
Она собирает письма его, бумаги.
Разглаживает, читает, куда-то прячет.
Её капитан болел – хорошо, не лагерь.
Всё думал над новой книгой – не мог иначе.
Стучал монотонно дождь по неровной крыше.
Лежали с кроватью рядом листы на стуле.
Он так и уйдёт – забытый, больной и нищий.
В том, тридцать втором, восьмого числа, в июле.
И он уже не увидит, что будет с нею.
Там лагерь немецкий, потом десять лет советских.
(«Беги по волнам, беги, ты одна умеешь…»)
Она и бежит, колотится её сердце.
(«Ассоль, ты одна такая, одна такая…»)
Этапом под Воркуту, вечный снег без солнца.
Грей смотрит с далёкой пристани, не мигая.
(«Ты выживи и вернись...») И она вернётся.
И небо качнётся, сад зашумит листвою.
И Грей улыбнётся, в сумерках растворяясь…
Седая Ассоль идёт на рассвете к морю.
Там, где-то на горизонте, алеет парус
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
