В умышленном городе Петербурге на закате советской власти на пересечении улиц, названных в честь любвеобильной Коллонтай и некоего особого состояния сознания, поименованного Солидарностью, была выстроена больница в восемь этажей. Когда советская власть уже совсем кончилась, сей приют скорби стал вдруг именоваться Александровской больницей.
Оказалось, что лечебное заведение продолжает традиции больницы, открытой лет сто пятьдесят назад на Фонтанке соизволением боголюбивого и справедливого государя нашего Александра 11 для разного чернорабочего люда. При советской власти больница переехала, и память о царе-реформаторе утратила. Долго и одиноко стояла она, имея только номер, среди гаражей и пустырей. Но пришло другое время, и вот засияло возрожденное имя больничных покоев прежней монархической полнотой и силой.
Довелось и мне попасть в Александровскую больницу. Страждущей и ищущей помощи была привезена я в приемный покой аккурат на Пасху. Оказалось, что мой организм способен сам по себе производить камни разных размеров и расцветок. Но, поскольку время от времени, согласно экономическим законам, наступает кризис перепроизводства, то мое маленькое предприятие, повинуясь этим законам, захирело. Все полки были забиты камнями, не имеющими сбыта. На них, честно сказать, и до кризиса спрос невелик был, а в кризисный 2010 и вовсе стало непонятно, куда их девать. Придется, видимо, как я начала догадываться уже на Страстной неделе, в Великий четверг, камни извлекать и расточать их бесцельно и бессмысленно.
И вот, жертва экономических законов перепроизводства, сижу я в приемном покое, а вокруг меня и мимо меня течет жизнь сложного больничного организма. Народ вокруг был расхристанный, все больше битый, и кровавыми бинтами кое-где замотанный. Видимо, в пасхальную ночь, преисполненный радости от того, что и на этот раз Христос не обманул и воскрес из мертвых, смертью смерть поправ, нам живот даровав, крепко обнимались эти порезанные и побитые люди. С христианским смирением они наносили друг другу целования, а потом разговлялись в великой радости от светлого чуда. Но переусердствовали маленько. Как не больно мне было от шевелящихся в боку камней, я с любовью вглядывалась в просветленные лица тех, кто проводил пасхальную ночь вместе со мной в приемной покое. Вот хрипит нечленораздельное что-то христианин с ободранной скулой и заплывшим глазом. Вот товарищ его с пробитой головой внемлет ему, кивая. Кровь на челе. Прямо, как у Спасителя нашего Иисуса Христа. Пострадал детина не зря, воздастся ему. Не зря в народе говорят, кто на пасхальной неделе помрет, тот прямиком в рай отправится, потому что врата райские всю неделю на Пасху открыты, и Христос всех ждет и руки простирает в надежде, что народ подсуетится и воспользуется оказией. Я, за бок держась, и сама об этом задумывалась, но с врачом, пришедшим меня осматривать, мыслью этой не поделилась, поскольку выглядел он настоящим татарином, а я знаю, что по вере нашей христианской в рай татар не пускают, если они, конечно, не кряшены. Спросить у врача, не из Касимова ли он, где как раз большой частью крещенные татары и обретаются, мне было не с руки. Я как-то сразу решила, что он из тех татар, кои в заблуждении по поводу истинной веры пребывают. Посему вместе с другими народами, китайцами, к примеру, и прочими многочисленными народами, истинной веры не знавшими или не угадавшими ее приход, как вот и с евреями получилось, будут они в печах огненных жариться, в адовом пламени гореть. Не стала я этой вестью своего врача огорчать, пожалела его, тем более, что руки у него, правой веры не знающего, были теплые, и слова он говорил по-доброму: "Лягте на бочок и юбку повыше поднимите".
Кто ж откажется поднять, когда его так ласково попросят. Помял он, помял мой живот и отделил меня, овцу, от козлищ, кровью истекающих во славу Господа нашего Иисуса Христа, и отправил на шестой этаж в палату, сказав напоследок, чтобы я не боялась. А чего мне бояться, все в руце божьей.
И вот лежу я на одре из трех матрасов состоящем. Больничный одр бугорчат и тверд. Домашний одр от больничного тем отличен, что домашний приспосабливается к выпуклостям одного тела, а больничный, как девка площадная, меняет потребителя своих услуг. Не успевая приспосабливаться, одр отчаивается и работу свою делает, как придется. Посему, оказавшись в палате, я увидела, что все ее обитатели ворочаются, кряхтят, стонут, явно не чувствуя себя удобно на своих ложах. В палате я обнаружила туалет и раковину, что чрезвычайно меня порадовало, так как в последнее мое посещение больничного места двадцать два года назад такой роскоши в палатах института Уотта, где я рожала дочь, еще не водилось. Удобства были там в коридоре.
И вот залегла я на свой одр, и под мерное бормотание соседки "Иисусе воскресе" заснула. Утро было солнечным, а по народным приметам, если солнце на Пасху играет, то и лето будет теплым. Солнце посияло минут десять, потом его сразу тучами затянуло. Так что насчет лета вопрос остался открытым. В шесть утра больница закопошилась, забегали белые ангелы медсестры со шприцами, клизмами, капельницами. Больничные часы для страждущих быстро бегут.
А в полдень было у нас явление. Пришел к нам в палату для окормления верующих и совершения треб поп. Настоящий поп, молодой, толстый, румяный, с епитрахилью и саквояжем. Пришел он окрестить в веру православную мою соседку, старушку, коей собирались отнять ногу выше колена по причине тромбофлебита. Старушка была до крайности измождена и сама не ходила. Готовя к великому таинству, ей поменяли памперс. Поп спросил, нет ли у нас какой тарели. У нас была тарелка, из коей только что была съедена каша. Поп сказал, что тарель сия сгодится для совершения великого таинства, с коего начинается жизнь со Христом. Раз по чину окрестить не удается, то в походных условиях и такая емкость сгодится. У него спросили, не налить ли в тарель воды, на что поп замахал рукавами, сказав, что воду, хорошую, освященную еще в Крещение, он принес с собой и тотчас извлек ее, заключенную в полиэтиленовую бутыль, из саквояжа. Дальше он достал и крестик. Пытаясь толстыми пальцами завязать узелок, поп вдруг уронил сию необходимейшую для совершения таинства вещь на пол. Зарумянившись еще больше, поп присел и начал шарить глазами под кроватью. Обитатели палаты тоже свесили головы, пытаясь среди тапок и ночных ваз разглядеть символ страданий Господа нашего Иисуса Христа, но тщетно. Старушка, которой предстояло принять крещение, забеспокоилась. Поп встал на колени и совсем исчез под ее ложем, но вскоре, отдуваясь, с прилипшей к колену ватой, он вылез оттуда, зажав крестик в ладони. Священнодействие началось. Поп затараторил, глотая окончания слов и вдруг остановился. Он вспомнил, что забыл захватить пузырек с миро, маслом необходимым для совершения миропамазания, без коего благодать на крещаемом не почила бы. Пока поп разыскивал миро, старушку снова переодели.
Дальше происшествий не было. Поп быстро наставил на скудном теле рабы божьей Галины крестов принесенным маслом и сообщил ей, что она теперь в новом теле и в новом духе, со Христом, и воскреснет, как и он воскрес. На прощание поп посоветовал старушке через некоторое время причаститься, а пока послушать аудиокассеты с записью евангельских тестов, причем, тут же готов был их предложить, объяснив, что ей нужно раздобыть, например, у внучки плеер. Технически неграмотная старушка отказалась. Поп еще некоторое время помялся около кровати, но опять налетели белые ангелы медсестры со своими шприцами, и он был вынужден удалиться.
Вечером, когда к старушке пришли родственники, выяснилось, что попу не заплатили за крещение. Родственники шепотом пререкались между собой, виня друг друга в промашке, а старушка говорила обиженно: "Чего такого румяного прислали, он, когда под кровать полез, на нем ряса чуть не лопнула".
Дня через три меня выписали, вручив полиэтиленовый пакетик с камнями на память, старушка еще оставалась в больнице. Врачи продолжали сражаться за ее ногу. Раба божья Галина, я надеюсь, что их усилия увенчаются успехом, и тебе еще удастся двумя ногами походить по мягкой и ласковой зеленой травке, которая скоро попрет из земли, матери-кормилицы нашей, а Царствие небесное пусть подождет. И хоть ты, раба Божья Галина, подготовилась к тому, чтобы войти в него, сдается мне, что это все напрасные усилия. Нет никакого Царствия небесного. А Александровская больница есть, и врачуют там, честно сказать, неплохо.
