***

Валентина Домчина: литературный дневник

Возвеселимся же! Поздравим всех и вся! По части совести тут беспросветно глухо. Слуга причастия и наглый банкомет — Все приосанились. Любой открыто жмет. Всех каторг и галер достойное собранье! Но, в глубине души себя считая дрянью, Стремятся к одному — лишь бы в сенат пролезть


Так что же, мертвые, расскажете вы богу? Когда ты поглядишь на груды этих тел, На мертвецов, чей взор до звезд не долетел, Тебе покажется, что в странствии безмерном Им радость предстоит, что на суде посмертном Все убиенные проснутся в должный срок, И дрогнет Бонапарт, переступив порог, Предстанет господу с душой своей двуликой, И каждая из жертв пройдет пред ним уликой. Монмартр, глухой загон! Ты сумрачен и тих. Бегут прохожие от страшных стен твоих.


О всем, что видела, история расскажет — И тотчас на ее ланиты краска ляжет. Когда очнется вновь великий наш народ, Чтоб искупительный свершить переворот, Не покидай ножон, кровавый меч возмездья! Не подобает нам одушевляться местью, Чтобы предателя прогнать в пределы тьмы. К урокам прошлого прислушаемся мы. Воспоминанья в нас тревогу порождают: Жандармы с саблями, глумясь, сопровождают Тележку черную под барабанный бой. Толпа кричит: «Казни!» На улице любой, На крышах, на мостах — людских голов плотина. На Гревской площади сверкает гильотина, Ударил нам в глаза ее косой резак. Виденье мрачное стоит у нас в глазах! Мы утверждали мир. Мы шли неколебимо. У каждого был труд почетный и любимый. Поэт о людях пел. Трибун их звал вперед. И эшафот, и трон, и цепи в свой черед — Все разрушалось в прах. Исчезли злость и горе. Мы твердо верили, что с пламенем во взоре Все человечество за Францией следит. И вот явились те. Явился он, бандит, Он, воплощенное бесчестие. И сразу Распространил пожар, мучительство, заразу Наживы рыночной, и подкуп, и обман, Швырнул в грядущее горсть мерзостных семян. И милосердие, исполнено боязни, Дрожит от этих слов ужасных: «Мщенье! Казни!» Щетинится мое разбитое крыло; Меня в грядущее раздумье увел


: «Любите ближнего». Мы братья! Наша мысль Недаром ринулась в такую даль и высь Она ведет вперед, она благословляет И кротость высшую и в гневе проявляет. Лишь в этом явственен ее открытый лик. Быть победителем — нетрудно. Будь велик! Схватив предателя с лицом белее мела, Мы правый приговор ему подпишем смело: Презренье, но не казнь! Забудь, народ, скорей, Навеки упраздни забавы королей; Не надо виселиц, кровавых плах и пыток. Грядущим племенам предвозвещен избыток Согласья, радости, немеркнущей любви, Простершей каждому объятия свои. Для каждого, кто жив, прощение возможно. Иль ради личности столь малой и ничтожной Потухнет на земле великая заря? Иль не было Христа, или Вольтер был зря? Иль после всех трудов и всех усилий века Нам не священна жизнь любого человека? Или достаточно мгновенных пустяков, Чтобы свести на нет труд двадцати веков? Суд должен быть суров, но суд не жаждет крови. Пускай не судят нас за казнь еще суровей; Пускай не говорят, что ради твари той Косоугольный нож, рожденный темнотой, Разбитый в феврале сорок восьмого года, Из грязи палачом воздвигнут в честь народа, Что опустился он меж красных двух столбов Под небом, полным звезд, дарящим нам любовь!
Смотрите, вот они: ханжи, исчадья тьмы. Ругаясь и плюясь, орут они псалмы. Как мерзок этот сброд! Он делает газеты; Он расточает в них проклятья и советы, Гоня нас плетью в рай. Собрание писак! Для них душа и бог — предмет словесных драк, Глупейших диспутов, как в древней Византии. Опасные шуты! Растленные витии! О, как их заклеймить сумел бы Ювенал! Газеты им нужны, чтоб мир о них узнал. Там некая вдова пописывает что-то, — Ведь мокрохвостых птиц всегда влечет в болото. Они вершат свой суд; судьей в нем — изувер, А подсудимые — Паскаль, Дидро, Вольтер. Мыслители вредны, святошу мысль стесняет, Полезней — Эскобар. И почта рассылает Заплесневелый вздор по адресам невежд. Наш век сомнений, век исканий и надежд Они, как прачки, трут с усердием и пылом Поповским щелоком, иез


, Мы будем управлять, надменны, страшны, чтимы. Что нам в конце концов Христос иль Магомет? Мы служим, всё гоня, одной лишь цели: властвуй! А коль наш тихий смех пройдет порой над паствой, — В глуби людских сердец дрожь пробежит в ответ. Мы спеленаем дух в тиши и тьме подвала. Поймите, нации: нет выше идеала, Чем раб египетский, вертящий колесо. Да здравствует клинок! Прочь, право! Прочь, наука! Ведь что такое мысль? Развратнейшая сука! Вольтера — в конуру! На каторгу Руссо! В расправах с разумом у нас богатый опыт. Мы в ухо женщинам вольем отравой шепот, Понтоны заведем, и Шпильберг, и Алжир. Костры угашены? Мы их опять навалим. Нельзя людей сжигать? Хотя бы книги спалим. Нет Гуса? Вытопим из Гутенберга жир! Тогда в любой душе повиснет сумрак мглистый. Ничтожество сердец — основа власти истой. Все, что нам хочется, мы совершим тишком — Чтоб ни взмахнуть крылом, чтоб ни вздохнуть не смели В неколебимой тьме. И нашей цитаде



О властелин-народ! Свою спасая ренту, Политиканы труд твой честный предают! Гляди: в противовес бандиту-президенту, Стал президентом — шут


И пусть история, коль спросят, что такое Лежит на гноище, брезгливый даст ответ: «Как знать? Какое-то позорище былое, Кому и клички нет!»


И пусть история, коль спросят, что такое Лежит на гноище, брезгливый даст ответ: «Как знать? Какое-то позорище былое, Кому и клички нет!» 4


Ну как, История?.. Отцы, расправя плечи, На батареи шли в упор сквозь град картечи; А эти, сжав тесак, По детям раненым, по старцам непреклонно К злодейству шествуют… Два разные фасона Бестрепетных атак! 3 Тот человек, — в ночи, покуда над ус


Насильники разбой кровавый Победой мнят. В чаду хмельном Они позор считают славой, Француза каждого — врагом.


Солдаты! Вас, в мечте бессонной, Я шлю по славному пути, Где вам передовой колонной Все человечество вести! Для вас, воителей достойных, Для братьев, я мечту храню Лишь об отечественных войнах И тронах, преданных огню! Я берегу ваш пыл военный, И строй, и гордый ваш мундир, Бойцы, для той войны священной, Что породит для мира — мир! Вы предо мной в моих виденьях, О воины, опять и вновь Идете радостно в сраженьях И лавры видите сквозь кровь, В пыли и в черных смерчах дыма Вы исчезаете — и вдруг, Вновь появясь, необоримо Блеск проливаете вокруг И легионом всемогущим — Народов вера и мечта — Идете к светлым дням грядущим Через лазурные врата! 5


О стяги старые! Простясь с могильной ночью — На волю! Крыльями святые вскиньте клочья, Всем ослепляя взор, И стаей грозною слетайте с небосклона Кружить, витать, парить — и скройте, о знамена, Наш нынешний позор! Избавьте воинов от их значков клейменых! Вы гнали королей, вились на бастионах, Отважных душ маяк; Вас по горам несли и средь снегов суровых; Вы осеняли смерть!.. Орлов гоните ж новых, Кем осенен кабак! Пусть разницу поймут несчастные солдаты! Знамена Франции! Явите им крылатый Ваш


Солдаты! Жаль мне вас, жаль той зари, чьи розы Уже блистали вам! Жаль: слава навсегда для вас теперь затмилась, Хоть не одна душа меж вами оскорбилась, Весь этот видя срам. Солдаты! Чтили мы ваш прежний блеск победный. Сыны республики, сыны лачуги бедной, Вы знали славы сон! Но, изменив одной и оплевав другую, Вы — слуги хищника, что пьет их кровь святую!.. Чем подкупил вас он? За кем идете вы обманутой ватагой? За деньги овладев, как девкой, вашей шпагой, Он, явный всем злодей, Авантюрист, ловкач, столь милый вашим душам, Войдет в историю, Великим став Картушем, — Наполеон-Пигмей! И сабля армии, напавшей ночью с тыла, Присягу, долг, закон и право изрубила; И попраны пятой Прогресс, грядущее, республика Вторая И революция, что в мир неслась, блистая Свободою святой, Чтоб он, топча страну с разбитыми сердцами, Мог над великими усесться мертвецами — Всевластный гнусный гном — И в мерзостных пирах, нажравшись до отвала И человечью кровь глотая из бокала, Икал кровавым ртом!


И совесть — в трауре и прячется, страдая; Поскольку храм и суд, в плаще из горностая, Обслуживая власть, Твердят, что истина и право — лишь в успехе И лучше сплошь в крови достичь заветной вехи, Чем непорочно пасть; Поскольку души все, как девки, полны гнили; Поскольку умерли крушители бастилий Иль канули во мрак; Поскольку мерзости в подкупленных палатах, Из сердца исходя, летят из губ разъятых, Как будто из клоак; Поскольку меркнет честь, покуда цезарь блещет; Поскольку весь Париж — о, стыд! — во тьме трепещет, Внимая женский стон; Поскольку нет сердец — лететь к великой цели; Поскольку старые предместья оробели И, видно, впали в сон, — То я молю, творец: твои вручи мне громы, И я, хоть я ничто, смогу, судьбой влекомый, Преступника настичь; Взметнув суровый стих — твое, господь, орудье, — Войду к нему, войду слугою правосудья, В руке сжимая бич, И, засучив рукав, как некий укротитель Я саван с мертвецов сорву, их гневный мститель, И в ярости святой, В закон возмездия неколебимо веря, Я растопчу нору — Империю — и зверя В короне золотой!



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 23.11.2017. ***
  • 14.11.2017. ***