55 Наталье Устиновской
ко дню рождения Натальи Устиновской, 1958-2002
Юрий Зозуля
http://www.stihi.ru/2013/02/06/8395
Устиновская (Кизлевич) Наталья Адольфовна родилась 7 февраля 1958 г. в Смоленске, но большую часть жизни прожила в Средней Азии (Киргизия, г. Майлисай, затем Таджикистан, г. Чкаловск). Окончила Киргизский госуниверситет (филфак). Участница трех Чимганских фестивалей 80-х годов. Работала в СМИ. В 1993 году переехала в Сибирь (Иркутская область). С 1994 года жила и работала в Новосибирске. Скоропостижно скончалась 25 августа 2002 года, находясь в творческой командировке на фестивале авторской песни "Бабье лето" в Юргинском районе Кемеровской области.
Журналист, поэт. Работала в газетах "Ленинабадская правда" (Таджикистан), "Момент истины", "Слово Сибири", "Метро Новосибирск" (она была главным редактором последних двух изданий), журналов "Горница" и "Гитара по кругу".
Наташа писала замечательные стихи, некоторые из них стали песнями. К сожалению, при жизни ей не удалось выпустить ни одного поэтического сборника. Посмертный сборник разошелся мгновенно.
Песни на стихи Н. Устиновской есть у новосибирских авторов Олега Немировского и Татьяны Храмовой, а также у дуэта Черемисовых. Московский бард Николай Шипилов посвятил памяти Наташи песню "Зажги свечу" ("Вот ты уходишь, дорогая...") Страничку ведет Олег Немировский
nemirol@yandex.ru http://www.bards.ru/person.php?id=3057">
Кони
Ах, как не хочется взрослеть,
Идти на поводу у жизни,
Когда так хочется кружиться,
Но больше не дано взлететь.
Сковали крылья крепкой цепью
Глубоко пущенные корни...
Бегут затравленные кони,
Арену путая со степью.
Ах, как не хочется остыть
От плена радужных мечтаний
И боль несбывшихся желаний
Рассудочностью заглушить;
Иметь влиятельных знакомых,
Забыв, что так хотелось друга...
Спешат затравленные кони,
Но им не выбраться из круга.
Ах, как не хочется предать
То небо, где душе просторно,
И облака, меняя формы,
Плывут неведомо куда.
Ведь нам, не верящим в препоны,
Их видеть не мешали крыши...
Хрипят затравленные кони,
Но бортик с каждым мигом выше.
Ах, как не хочется играть
В судьбой подсунутые фанты,
А после грим комедианта
С лица усталого стирать
И из квадратиков оконных
Смотреть в желтеющие рощи...
Пора остановиться, кони.
Но кнут сжимает дрессировщик.
Я хочу вернуться в детство
Жизнь, прости меня за дерзость:
Я хочу вернуться в детство,
В сад, где солнечный кузнечик
Ловко скачет по кустам.
Я хочу вернуться в лето,
Где привязан птичий лепет
Разноцветною уздечкой
К телеграфным проводам.
Так со мной бывает часто:
Я хочу вернуться в счастье,
Окунуться без оглядки
В золотую ширь полей,
Где играет с солнцем в прятки
Зелень тополиной прядки,
И забытые тетрадки
Распластались на столе.
От мечты куда мне деться?
Я хочу вернуться в детство,
В звон мяча и свист ракетки,
В сладость утреннего сна,
Чтобы к пристани причалить,
Где доверчиво-печально
Смотрит девочка-соседка
Из открытого окна.
Жизнь, прости меня за дерзость:
Я хочу вернуться в детство...
Дорожная
Каждый раз невесомо пикантное,
Словно привкус вчерашнего снега,
Это хрупкое счастье плацкартное,
Где к тревогам подмешана нега.
Островок среди спешки кромешной,
Где все прошлое кануло в Лету,
Где не тамошним, да и не здешним
Ты прописан согласно билету.
Тянет лямку дорожную скорый,
Станций зыбкое непостоянство,
Терпкий чай, до утра разговоры,
Постиженье судеб и пространства,
Предвкушенье придуманной встречи...
Принцип скомканной прессом пружины! –
И уже расправляются плечи,
И уже все мечты достижимы.
Встречу последний взгляд
Как ослепленье первое:
Клятвооступница, верую
В непогрешимость клятв.
Полог приподниму,
Выйду на солнце, сонная.
Музыкой наделенная,
Звуки в горсти сожму.
Шаток мой быстрый шаг
Вдоль по тропинке пористой.
Не берегиня, хворостом
Вновь накормлю очаг.
Не было? Есть? Прошло?
К черту палитру с красками!
Сын улыбнется ласково -
Станет на миг тепло.
Фрегат
Как сумрак полночный божествен!
Ты только сумей - улови.
Поет по приёмнику Джексон
О чьей-то заморской любви;
О чьей-то нездешней печали,
В которою вдруг, невпопад,
Оттаяв душой, облачаю
Я свой одинокий фрегат.
И вот уже парус на мачте
Послушен попутным ветрам,
И завтра все будет иначе,
Чем было в далеком вчера.
Тревоги свои отпуская,
Меняю уют на простор,
Где снег, будто пена морская,
Заполнил сияющий двор;
Где ждут меня дальние страны,
В которых ни сплетен, ни бед...
Сквозь полог густого тумана
Неистовый рвется рассвет.
Зажмурясь, шагаю навстречу
Тому, что случится со мной,
И гордо расправлены плечи,
И счастье - волна за волной.
Сказочка
"Хорошо горят гениальные рукописи. Плохие рукописи не горят..." Петр Вегин о Велимире Хлебникове
Осторожно, сказка! Жили-были
Два ужасно странных человечка.
По ночам они пером водили
По бумаге, зажигая свечку,
И, смешно вздыхая о нирване,
Облаках и розовом закате,
Забывались в сладостном обмане,
Вытирали перышки о скатерть.
Небогато жили, неказисто,
Оттого, наверно, не открыто:
Все веселье - старенький транзистор,
Все удобства - ржавое корыто,
Все богатство - шторы на оконце
Да по стенам пыльные портреты...
Но чернила, превращаясь в солнце,
Им дарили половодье света,
И искрилась радостью лачуга,
И звенела соловьиным ладом,
И кружилась лепестковой вьюгой
Над притихшим яблоневым садом,
И плескалась в голубых озерах...
Смешивая небыли и были...
До утра смешные фантазеры
Верили, надеялись, любили.
...А когда зима сменила лето,
Два ужасно странных человечка,
Чтобы не замерзнуть до рассвета,
Положили рукописи в печку.
Ах, как рад им был огонь коварный,
Как на них он кинулся горбато!
И горела нежная нирвана,
Становилось облако закатом...
Холод. Горстка пепла. Царство пыли.
Белой краски без конца и края.
Начиналась сказка: "Жили-были..."
Чем она окончится? Не знаю.
Каравелла
Ревущее море - стихия отважных,
А что уготовано нам?
Моя каравелла, кораблик бумажный,
Скользит по свинцовым волнам.
То ринется в небо затравленной птицей,
То в бездну опять упадет.
И мудрости нет, чтобы с курса не сбиться,
И сил, чтобы мчаться вперед.
Шагнувшая на борт, я грезила далью,
Не подозревая о том,
Что братья по стае подкованы сталью
И им все шторма нипочем.
А ветер врывается в снасти и души,
Соленые брызги летят.
Уж если теряет опору идущий -
Плывущий слабее сто крат.
Скорей бы добраться до призрачной цели!
Лишь там долгожданный покой.
Наивному счастью, моей каравелле,
Так трудно в пучине морской...
Двое в парке
Крутила осень старую пластинку
В притихшем парке с желтою листвой,
Где были меж стволами паутинки
Натянуты ажурной тетивой.
Рождался вальс из сумрака и неги
И обретал прозрачные крыла,
А сонный парк - то грезил первым снегом,
То предвкушеньем солнца и тепла.
С каких высот хрустальный отзвук лился,
В какие грезы был он облачен?
В обнимку с ветром танцевали листья
На танцплощадке под аккордеон
И светлую печаль виолончели...
А под какой-то трепетной рукой
Качались заржавевшие качели
В такт музыке - призывно и легко.
Застыли тополя в истоме странной,
Была мечта в восторг устремлена
Последние аккорды - на пиано.
А дальше, как и прежде - тишина.
Мелодия, возникнув ниоткуда,
Вновь обратилась в сон небытия.
И верили лишь двое в это чудо.
Лишь двое в целом мире - ты и я.
Прогорклым запахом арчи
Опять наполнен воздух вязкий...
Давай немного помолчим
И поглядим, какие краски
Смешала на холсте весна,
Давай заменим суесловье
Немым укором: чья вина,
Что мы с тобой напрасно ловим
То письмена, то времена?
Все было просто: два крыла,
Еще - воздушные потоки,
Еще - придуманные строки,
Что память напрочь отмела:
Что толку, если вышли сроки.
И все давно уж отболело,
Безвременьем заметено.
И все же, кто тому виной,
Что гаснет белое на белом,
Что долог день и долог путь,
Но не отыщется мгновенья,
Чтобы в порыве откровенья
В глаза друг другу заглянуть
Хотя бы раз когда-нибудь?
А мы торопимся успеть,
Забыв, что, мимо проплывая,
Нас то и дело задевает
Оркестров траурная медь,
Которая нас всех рассудит...
Но в сообщающихся судьбах,
Назло закону о сосудах,
Так мало общего порой.
Чего банальней - звать игрой,
Дурацкой ярмаркой тщеславья
Мир, где людской молвой прославлен
Лишь респектабельный герой,
На процветанье обреченный,
Где терпким привкусом арчовым
Отравлен травяной настой,
И предречен итог простой
Тому, что и плелось, и пелось...
Лишь пыль кладбищенская въелась
В ладони траурной золой.
Сыну
В трех измереньях мечется весна,
И в клетчатом убогом очертанье
Заключено земное мирозданье,
И я сама навек заключена.
Здесь три кита несут мою печаль.
Их имена - Уют, Покой и Нега.
В три измеренья скомканное небо
Струится шалью по моим плечам.
Смолчать? Спастись уже не хватит сил.
Приемлю жизнь. Дышу, но не надеюсь,
И дни мои средь суеты редеют,
Как шашечки несущихся такси.
Прости. Еще затеплен огонек
Твоей смешной надежды – Зазеркалья...
Я тоже раньше упивалась далью,
Читать умела меж судеб и строк.
Итог? Он прост, всем басням вопреки.
Прими, дитя, печальный мой подарок:
Чтоб день твой был безоблачен и ярок,
Дарю тебе свои черновики.
Поверь, мой друг, они огню легки.
Живи в своем четвертом измеренье,
Покуда ясный взор не застят тени,
Покуда хватит сердца и строки.
© Copyright: Юрий Зозуля, 2013
Свидетельство о публикации №113020608395
Другие статьи в литературном дневнике:
