"Когда Ницше плакал..."«Может, — отозвался наконец Ницше, — я недостаточно хорошо объяснил свою позицию. Скажите, вы уже получили заказанные вами книги от моего издателя?» «Пока нет. А почему вы спрашиваете? Там есть мо¬менты, относящиеся к нашей сегодняшней дискуссии?» «Да, особенно в «Веселой науке». Там я пишу, что сексуальные отношения решительно ничем не отличаются от всех остальных разновидностей отношений и что они тоже связаны с борьбой за власть. Похоть, сексуальное желание есть по сути своей не что иное, как желание абсолютной власти над душой и телом другого человека». «Звучит не особенно искренне. По крайней мере, для меня!» «Да, да! — настаивал Ницше. — Загляните глубже, и вы увидите, что страсть — это желание до-минировать над всеми вокруг. «Любящий» — не тот, кто любит, но тот, кто стремится к единолично-му обладанию объектом своей любви. Он мечтает о том, чтобы лишить весь мир некоего драгоценно-го товара. Он такой же подлый скупец, что и дракон, стерегущий свое золото! Он не любит мир; на-оборот, все остальные живые существа ему со¬вершенно безразличны. Разве вы сами не говорили об этом? Вот почему вам было так приятно, когда... Забыл, как ее зовут... Эта калека?» «Берта, и она не кале...» «Да, да, вам было так приятно, когда Берта сказала, что вы всегда будете единственным мужчиной в ее жизни!» «Нет, — возразил Ницше. — Я просто называю вещи своими именами! Я не возражаю против того, чтобы человек занимался сексом, когда это ему нужно. Но я ненавижу человека, который униженно просит об этом, который сдается во власть женщины-раздатчицы — хитрой женщины, которая свою слабость и его силу обращает в свою силу». «О, как вы можете отрицать эротику в чистом виде? Вы отрицаете импульс, биологическое желание, заложенное в нас, которое делает возможным продолжение рода! Чувственность — часть нашей жизни, нашей природы». «Часть, но не высшая часть! Поистине, смертельный враг высшей части. Вот, послушайте, что я написал се¬годня рано утром». Ницше надел свои очки с толстыми стеклами, потя¬нулся к столу, взял оттуда потрепанную тетрадь и про¬листал покрытые неразборчивыми каракулями страницы. Он остановился на последней странице и, почти уткнувшись в нее носом, прочитал: «Чувственность — сука, кусающая нас за пятки! А как хорошо эта сука умеет выпрашивать кусочек души, не получив кусочек плоти!» Он закрыл тетрадь. «То есть проблема не в самом сексе, а в том, что он вытесняет собой что-то еще — что-то более полезное, несравненно более ценное! Страсть, возбуждение, сладострастие — вот истинные поработители. Толпа всю свою жизнь жрет, как свинья, из корыта похоти». «Корыто похоти! — повторил Брейер, пораженный горячностью Ницше. — Эта тема вызывает у вас сильные эмоции. В вашем голосе я слышу больше страсти, чем когда бы то ни было!» «А ваш опыт в этом? — выведывал Брейер. — Прихо¬дилось ли вам сталкиваться с неудачами, ко-торые и при¬вели вас к этим выводам?» «Вы ранее упомянули примитивный инстинкт про¬должения рода — позвольте задать вам один вопрос. — Ницше трижды потряс пальцем в воздухе. — Разве не должны мы, прежде чем произво-дить на свет себе подоб¬ных, стать творцами, позаботиться о собственном ста¬новлении. Наша обязан-ность перед жизнью состоит в том, чтобы создавать высших, а не воспроизводить низ¬ших. Ничто не должно препятствовать развитию героя внутри тебя. А если на пути встает похоть, с ней необхо¬димо расправиться». «Вернись с небес на землю, — приказал себе Брей¬ер. — Йозеф, ты практически не способен кон-тролиро¬вать эти дискуссии. Ницше просто игнорирует вопросы, на которые не хочет отвечать». «Знаете ли, профессор Ницше, умом я могу согла¬ситься с большей частью ваших утверждений, но наше общение идет на слишком уж абстрактном уровне. Оно недостаточно субъективно, чтобы быть мне полезным. Может, я слишком привязан к практике, но вся моя про¬фессиональная деятель-ность построена на выяснении жалобы, постановке диагноза и последующей работе с этой жалобой с применением соответствующих лекарств». Он наклонился вперед, чтобы заглянуть Ницше в глаза. «Так вот, я знаю, что мое заболевание не может быть вылечено такими прагматическими методами, но мы с вами слишком уж уходим в проти-воположную край¬ность. Я не могу найти никакого применения вашим словам. Вы говорите, что я должен перебороть свою по¬хоть, мелочные страстишки. Вы советуете мне питать высшие аспекты своего Я, — но вы не говорите мне, как перебороть, как питать героя в себе. Это великолепные по-этические конструкты, но для меня сейчас это просто пустые слова». Ницше, которого явно не впечатлила мольба Брейера, ответил ему, словно нетерпеливому школь-нику: «В свое время я научу вас, как бороться с похотью. Вы хотите ле¬тать, но вы не можете просто так взять и полететь. Я сна¬чала должен научить вас ходить, а первое, что вы должны усвоить, чтобы научиться ходить, — это понять, что тем, кто не подчиняется себе, управляют другие». — С этими словами Ницше вытащил свой гребешок и при¬нялся расчесывать усы. «Легче подчиняться, чем управлять собой? И опять, профессор Ницше, почему бы вам не обра-щаться ко мне лично? Я улавливаю смысл ваших высказываний, но об¬ращаетесь ли вы ко мне? Как я могу использовать услы¬шанное? Простите меня за мой прагматизм. Но именно сейчас все мои жела-ния носят исключительно практи¬ческий характер. Мне не нужно много: только спать без кошмаров после трех утра, получить некоторое облегче¬ние от прекордиального давления. Вот где гнездится мой Angst, прямо здесь...» — Он постучал по середине груд¬ной кости. «Что мне нужно прямо сейчас, так это не абстракт¬ные поэтические фразы, — продолжал он, — но что-то более человечное, непосредственное. Мне необходима персональная вовлеченность: можете ли вы поделиться со мной, как это было с вами? Любили ли вы или же бы¬ли одержимы, как и я? Как вы справились с этим? Как победили это? Как долго это продолжалось?» «Я планировал обсудить с вами сегодня еще один во¬прос, — сказал Ницше, откладывая гребень и снова не обращая ни малейшего внимания на вопросы Брейера. — У нас еще осталось время?» Брейер разочарованно откинулся на спинку стула. Судя по всему, Ницше собирался и дальше не удостаи¬вать его вопросы ответом. Он заставил себя сохранять спокойствие. Он посмотрел на часы и сказал, что может остаться минут на пятнадцать. «Я смогу приезжать сюда каждый день в десять ча-сов минут на тридцать-сорок, но, разумеется, иногда неотложные дела будут заставлять меня уезжать раньше». «Замечательно! Я хочу сказать вам кое-что важное. Я много раз слышал, как вы жалуетесь на то, что чувст¬вуете себя несчастным. И правда, — Ницше открыл свой блокнот и нашел список названных Брейером проблем, — «общая неудовлетворенность жизнью» идет пер¬вой в вашем списке. Еще сего-дня вы упоминали Angst и кардиальное давление...» «Прекордиальное — в верхней сердечной области, cor». «Да, благодарю вас, мы учимся друг у друга. Прекордиальное давление, ночные страхи, бессонни-ца, отчая¬ние — вы много об этом говорите и вы говорите о своем «прагматическом» желании изба-виться от этого диском¬форта. Вы жалуетесь, что наш с вами разговор не дает вам того, что дал разго-вор с Максом». «И вы хотите, чтобы я начал работать непосредствен¬но с этим давлением, хотите, чтобы я облег-чил ваши страдания». Но теперь, подумав над этим, я понимаю, что вы пра¬вы: я действительно специалист. Я действи-тельно могу научить вас многому: я посвятил свою жизнь изучению отчаяния. Я могу легко показать вам, сколько я отдал этому времени. Несколько месяцев назад моя сестра Элизабет показала мне письмо, которое я написал ей в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году. Тогда мне был двадцать один год. Элизабет никогда не возвращает мне мои письма: она собирает буквально все и утверждает, что когда-нибудь она организует музей, в котором вы¬ставит все плоды моей деятельности, и будет брать день¬ги за вход. Зная Элизабет, я не сомневаюсь, что она сде¬лает из меня чучело, поставит на тумбу и будет демон¬стрировать как главный экспонат. В том письме я писал о том, что люди делятся по основному признаку: одни желают мира в душе и счастья, они должны верить и обращаться к вере, а другие стремятся найти истину, и они должны отказаться от мира в душе и посвятить жизнь исследованию. Это я знал в двадцать один год, полжизни назад. Пора и вам понять это: пусть это утверждение станет вашей стартовой площадкой. Вы должны сделать выбор между комфортом и истинным иссле-дованием! Если вы выби¬раете науку, решаете освободиться от успокаивающих цепей сверхъестест-венного, если, как вы утверждаете, вы выбираете уклонение от веры и обращаетесь к безбо¬жию, вы не можете одновременно требовать и мелочных удобств верующего! Убив бога, вы должны выйти из-под защиты стен храма». Брейер сидел молча, наблюдая в окно, как молодень¬кая сиделка толкала по круговой дорожке ин-валидную коляску, в которой с закрытыми глазами сидел пожилой мужчина. Он не мог не согласить-ся с доводами Ницше. Их нельзя было отбросить в сторону как легковесное фи¬лософствование. Но, несмотря на это, он предпринял еще одну попытку. «Вы пытаетесь представить все так, словно у меня действительно всегда был выбор. Мое решение не было таким уж обдуманным, глубоким. Я выбрал безбожие не активно, а скорее не будучи способ-ным заставить себя поверить в религиозные сказки. Я выбрал науку только потому, что это был един-ственно возможный способ ра¬зобраться с секретами тела». «Это значит только то, что вы сами скрываете от себя свою волю. Теперь вы должны научиться осознавать свою жизнь и обрести смелость сказать: «Да, это мой выбор!» Дух человека создает при-нятые им решения!» Ницше продолжал свою проповедь: «Если вы выби¬раете стать одним из тех, кто получает удо-вольствие от развития и восхищается свободой безбожия, вам стоит приготовиться столкнуться с сильнейшей болью. Они связаны друг с другом, вы не можете переживать одно, не встречаясь с дру-гим! Если вы не желаете испытывать столь сильную боль, вам придется последовать примеру стоиков и отказаться от высшего наслаждения». «Профессор Ницше, я сомневаюсь в том, что человек должен принимать такого рода болезненный Weltanschauung . Похоже на Шопенгауэра, но есть и не столь мрачные точки зрения на этот вопрос». «Мрачные? Задайте себе вопрос, доктор Брейер, по¬чему все великие философы столь мрачны? Спросите себя: «Кто спокоен, кто находится в безопасности, бла¬гоустроен и бесконечно бодр?» Я подскажу вам ответ: только те, кто плохо видит, — народ и дети!» © Copyright: Егоров Валерий, 2005.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
