Меня расстреляли осенью, мон ами,
на исторической родине, то есть в Польше.
Я даже успел взглянуть им в глаза на миг -
их было много,
меня было вдвое больше.
Глаза их были пусты, как ночной трамвай,
что по кольцу последний свой круг допишет.
Когда я упал на траву, то была трава
нежнее, чем руки всех,
меня не любивших.
Они говорили: ты, мол, приговорен,
к смерти
за то, что за Светом в окне шпионил,
мы этот свет возьмем да и отберем,
а ты идиот,
а ты ничего не понял.
Они говорили, мол, я кругом неправ,
это решалось высшим из всех Советом.
Среди всех воров, разбойников и Варавв
я был дураком,
охотящимся за Светом.
Меня оболгали и вышвырнули за дверь,
и вот я стою
у забрызганной кровью стенки,
со связанными руками косматый зверь,
в последний раз различающий все оттенки.
Я думал, у них
хотя бы есть ППШ,
они обошлись дешевеньким пистолетом...
...И я хохотал как мог, и моя душа
летела туда, где не умирает лето!
Здесь столько Света,
и я говорю "Привет"
всем, кто со мной здоровается и любит
за то, что во мне есть точно такой же Свет,
и я - не поверишь, счастлив,
что эти люди
меня расстреляли осенью, мон ами...
- Его каждый день расстреливают. При этом, -
сказал психиатр, -
у него интересный мир,
он даже здесь умудряется быть
поэтом.
Сошел с ума, потому что он стал слепым...
Месье, вам пора, опомнитесь, час который?
И кто-то из них, невзирая на все мольбы,
выключил на ночь свет
и задернул шторы.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
