Так холодно к утру, что хочется залечь
В берлогу - по-медвежьи - до капели,
И жить, и ждать когда затухнет печь
От натиска ветров,снегов, метелей.
Оранжевый зрачок окрашивает тень,
Она пока тепла и искорками брызжет...
И длится, длится ночь, скрывающая день,
А свет грядущих дней уже до капли выжат.
Падают листья в небо. Фонарь горит –
тусклый, безмолвно-белый сигнал о помощи.
Прямо во мне неясыть живет – внутри.
…тащит добытых в сумерках насекомышей,
тёплых мышей и птичек к себе в дупло
(или ко мне?). Тревожная и сторожкая,
знает неясыть тысячи разных слов,
рифмы клюёт, мигает глазами-плошками.
Каждая ночь с неясытью и длинна,
и холодна, и ветрена, и бессмысленна!
Птицу неясыть не вариант прогнать –
Птица неясыть вечная, словно истина.
Правда, когда голова всё сильней, сильней
вдруг распухает хэллоуинской тыквою,
хищная тварь заботится обо мне –
клювом стальным пытается мысли выклевать.
И не уснуть! Её похоронный крик
слышен – надсадный, в липком тумане тонущий.
Падают листья в небо. Фонарь горит –
тусклый, безмолвно-белый сигнал о помощи.
Взмыл целлофан, истязаемый ветром.
Дождь барабанит настырно и мелко.
Пеплом покрывшись, остыло, померкло
лысое солнце (плохая примета –
долго глядеться в разбитое зеркало).
В сеточке трещин небесная смальта.
Закопперфильдился день в чёрный ящик –
в мире всё призрачно, ненастояще.
Корчится вишни листок на асфальте,
бурый, с коленками кровоточащими.
Грязная улочка, вечно измятая –
в бледных прохожих и лиственных кляксах.
Это ноябрь на палитре распластан:
что-то творится в душе, непонятно –
хочется снега, конфет и … расплакаться.
В заоконье сутулятся крыши-горбы.
Прорастает вовнутрь всё, что лучше б забыть:
песнь февральских ветров, ведьмовская, хрустальная,
и подбрюшья мостов в седоватых подпалинах,
и холодный вагон, и безлюдный район
(где слепой небосвод испещрён вороньём,
где, как сумрачный ельник, высотки щетинятся),
и пропащая ночь в безымянной гостинице,
и…
А город однажды устанет от нас,
треснет, как ноздреватый подтаявший наст –
разбегутся извилисто сколы и трещины.
Вже пристає до вузеньких вулиць вечір важкий, огрядний; вже у блискуче вдягнулись-взулись зорі-далекогляди; бавляться вогниками вітрини, наче дівча намистом; холод, пожадливий та нестримний, щічки щипа займисті... Нумо про тернії забувати, в небо сміятись лунко, бігти додому по сніжній ваті, гублячись у цілунках! Зловить нас тиха кімната врешті, музику відкоркує, зорі сполошаться: "Де ж ви? Де ж ти?" - зблизька сліпі, мов кури. Звісно, не скажемо, де ми, де я - ніби зайнятись нічим. Вперто гірчить і гарчить щодення, все, що в нас є - щоніччя. Сукню, в своїй простоті відкриту, пристрастями оздоблю - нумо кружляти в паланні ритму танго та пасодоблю, доки весь світ застигає тортом з чорного шоколаду, нумо грайливо і неповторно вечір важкий долати!..
...Мабуть, приблизно в такому дусі я б розмовляла з хлопцем. Дражниться доля: "А дзуськи, дзуськи! Хлопця тобі? За що б це?!" Тож отака чарівна картина, доки повзу з роботи: трохи помріється - знов нахлине мислепотік скорботний. Збочений холод, нахабний вечір, лізуть вітрини в очі, зорі примружилися старечо, вулиці ноги мочать, ставши в почовгану вату снігу, звуки - яке там танго... Проситься місяць у зорь на вигул, вітер кричить гортанно, кашляє ворон до жаху часто...
Грію дурну надію: тернії квітнуть, тож квітку щастя скоро собі намрію. Доля мавпує своїх підзвітних грубо, але натурно - мав же з'явитись на радість світу точно такий же дурник! Точно такий же кумедний гвинтик, крутячи світоустрій, десь просто зараз несамовито мріє мені назустріч!..
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
