***
«В ремесле словесном я ценю только дикое мясо, только сумасшедший нарост".
О Мандельштам.
Клава была пьянчужкой...
Tabler
Клава была пьянчужкой. Хаживала к соседям.
- Мне б хоть одеколону. Зуб у меня, нет сил...
Кто прогонял, кто блеял - мол, ты кончала б с этим,
кто-то без слов горючие жидкости выносил.
На передок опять же очень была не стойкой.
Муж-дальнобойщик в рейсе – к ней за дружком дружок.
Эх, как они скрипели старой железной койкой,
с ритмов парадных маршевых срываясь в молдавский жок!
Многих она согрела встречных и поперечных.
Даже один на „Волге“ прикатывал гамадрил -
он ее сыну Вовке огромный, что тот скворечник,
фотик широкопленочный цейсовский подарил.
Вовка по кличке Хрюня – дырявы штаны и майка.
Щеки в соплях и грязи, но не гляди, что мал...
Тут один гад смеялся:
- Что, брат, ****ует мамка?..
Вовка ему булыгою в темечко угадал.
Вылетит птичка вряд ли. Фигушки. Нет ей фарта.
Клава, в похмелье каясь, мечет с балкона вниз
брошки, сережки...Блещут в серой пыли асфальта
крупные слезы синие цейсовских фотолинз...
Муж как-то раз вернулся раньше на день из рейса...
Клава пьяна. И хахаль – кажется, сам завгар.
То есть – какая встреча, типа – зашел погреться...
Но из одежд на джентльмене – часы и густой загар.
Вот со своим загаром - эхом гремя подъездным,
с мордою свеже битой – вон со двора, ага!-
томных пугая школьниц незагорелым местом,
метко снабженным оттиском крупного сапога.
Через минуту Клава – эльф красоты и срама-
(ну- ка, оркестр,- крещендо, тутти, апофеоз!)
вылетела из дома вместе с оконной рамой
в брызгах стекла разбитого, крови и пьяных слез.
Сидя средь мятой клумбы выла, что муж убийца.
-Ой!-голосила.-Руки!..
-Ой!-повторяла.- Кровь!..
Он из подъезда вышел. Ликом черней нубийца.
Плюнул в цветник изгаженный, крякнул и был таков.
Клава, когда муж сгинул, точно в борще жиринка.
Вовсе умом стряхнулось, напрочь забыв про стыд.
- Дай на похмел мужчина! Или ты фря с ширинкой?..
- Ну, угости, соседушка! Насмерть не дай простыть...
Лет еще пять ли, шесть ли стружкой из-под рубанка
выкрутились, упали в мусор прошедших лет...
Помню – потом на лавке шамкала бабке бабка,
-Клавка-то, слышь, Петровна, наклюкалась – и привет.
Двух санитаров помню... - Ну, как ты несешь, задрыга!..
Вовка орал и рвался, был он не трезв чуток.
Помню нога торчала, помню в капроне – дырка.
Господи, и зачем же мне помнится тот чулок?..
© Copyright: Tabler, 2009
Свидетельство о публикации №109032404096
Другие статьи в литературном дневнике:
