Юрий Бородин
Литвед Зануды
"ДУХОВНАЯ ПОЭЗИЯ". ЧТО ЭТО?
Часть 1.
Когда именно возникло понятие "духовная поэзия", выяснить трудно.
Но тот исследователь, кто впервые использовал это определение, допуская его правомерность, вряд ли предполагал, что раскидывает сети, в которых со временем запутаются и критики, и литературоведы, и читатели, и даже авторы этой самой "духовной поэзии".
При ближайшем рассмотрении в данном словосочетании обнаруживается явный плеоназм. Ведь всякая настоящая поэзия - духовна, поскольку сама духовность является неотъемлемым свойством человеческой природы, нашего сознания, побуждающим к активному творческому действию, под которым понимается стремление к познанию, идеалу, к совершенствованию.
Всем этим "духовность" противостоит "бездуховности".
И, вроде бы, иное дело, когда под "духовной поэзией" подразумевается некая жанровая и тематическая условность какой-то особенной поэзии, отличающейся от другой - как правило, мирской, светской.
Но даже и при таком подходе нет общего понимания этого "феномена".
Первоначально духовную поэзию, или "духовные стихи", относили к песенно-стихотворному жанру русского фольклора - народной песенной поэзии, содержание которой составляли христианские темы, а также библейские сюжеты и повествования жития святых.
Этот "пласт" фольклора складывался в русской культуре на протяжении многих веков.
А его носителями и хранителями были странствующие «люди Божьи» — "калики перехожие".
В советское время первым изданием наиболее полного собрания народных духовных стихов XI - XIX веков стала так называемая "Голубиная книга", вышедшая в свет в самом начале 90-х годов.
В последнее же время понятие "духовная поэзия" стали толковать безмерно широко - применительно ко всем стихам не только на строго религиозную тематику, но и к тем поэтическим текстам, которые выстраиваются
на библейских сюжетах и мотивах, или переиначивают их, или выражены в молитвенно-исповедальной форме.
Но ведь к такой поэзии обращаются как авторы, облачённые духовным саном, так и миряне; как православные, так и католики, как воцерквлённые, так и невоцерквлённые авторы.
Нередко такую поэзию называют "православной", внося тем самым ещё больше путаницы.
Для одних это синонимическое понятие "духовной поэзии", для других - это акцент на конфессиональной природе поэтического творчества, а для третьих - определённый мотив, например, пророческий. Хотя, как мы знаем, пророчество может являться неотъемлемым свойством поэтического дара вообще.
Священник Сергей Круглов,
ведущий передачи «Поэзия. Движение слов» на радиоканале «Культура», в интервью журналистке Ксении Смирновой, которая отмечала, что "год за годом православные читатели-поэты заваливают редакции епархиальных газет и радио своими «духовными» стихами, в тысячный раз воспевая «дорогу к Богу» и «страдания Христа у Креста», - приводит по этому поводу мысль архиепископа Сан-Францисского Иоанна (Шаховского).
Мысль, в общем-то, очевидная:
"...Не бывает литературы православной и неправославной, а бывает хорошая и плохая, т.е. интересная или скучная, несущая в себе какую-то жизнь, посыл, увлекающая человека ввысь, в небо или, наоборот, мало что дающая уму и сердцу".
И очень тонкое замечание в связи с этим делает известный литературный критик Сергей Чупринин:
"... Публичное обнаружение своей религиозности стало своего рода литературной модой, а с другой, сам эпитет «духовный» стал оценочным, заведомо повышающим акции того или иного автора и столь же заведомо снимающим с обсуждения (как и в случае авангарда) вопрос о его таланте и мастерстве".
То есть, речь идёт о тех многочисленных стихотворцах, "примазанниках Божьих", которые вкрапляют в свои бесталанные тексты пигменты религиозного татуажа, как печать на индульгенции на право быть неприкасаемым со стороны критики.
И казалось бы, все всё понимают, тем более, те, кто серьёзно занимается поэзией. Однако продолжают говорить о "духовной поэзии" как о какой-то особенной.
Так, литературовед и публицист Виктор Бараков, признавая, что
"поэзия измеряется не количеством упоминаний Всевышнего и частотой цитирования Священного Писания, а глубиной таланта", - тем не менее, выделяет авторов "духовной поэзии" в особую "когорту". Более того, он пытается и их классифицировать по какому-то сомнительному и странному критерию.
На этом есть смысл остановиться подробнее - в качестве временного путеводителя по теме.
Авторов современной "духовной поэзии" Бараков делит на три группы.
Первая из них, по его мнению,
"самая многочисленная и словоохотливая группа, которая отличается необыкновенной оперативностью, быстротой мышления и инициативностью…"
То есть, речь идёт об авторах, которые ловко умеют ориентироваться на поле общественного запроса.
Бараков иллюстрирует это строчками Сергея Воробьёва, впрочем, такими же любительскими:
"Раньше они воспевали КАМАЗ,
Лихо строчили про БАМ.
Ныне советский поэт-богомаз
Бодро вторгается в храм".
Но вот спрашивается: а какая, собственно, нужда заставляет литературоведа эту "многочисленную группу" рассматривать в рамках "духовной поэзии", да и поэзии вообще?!!
Абсолютно не понятно...
Вторая группа ещё любопытнее.
Здесь представлены авторы, чья "лирика относится к творчеству "православно-созерцательного типа", которое создается приверженцами православной традиции, но не ревнителями, а участливыми наблюдателями и созерцателями ее..."
Бараков даёт длинный список авторов, в котором мы обнаруживаем также крупных и известных поэтов:
Юрий Кузнецов, Нина Карташёва, Николай Рачков, Инна Лиснянская, Новелла Матвеева, Глеб Горбовский, Денис Коротаев, Владимир Скиф, Татьяна Смертина, Юрий Лощиц, Мария Аввакумова, Олеся Николаева, Светлана Кекова, Надежда Веселовская и др.
Вообще, этот список может быть бесконечным, поскольку, повторимся, какой же поэт не обращался в большей или меньшей степени к сюжетам и образам Священного Писания.
В результате, список этот, естественно, достаточно богатый и пёстрый: здесь представлены поэты разного стиля, разного поэтического видения и мировоззрения, разного художественного масштаба. Да и все ли они подпадают в своём творчестве под эту странную и узкую формулировку "православно-созерцательного типа".
Ну какая, скажите на милость, та же Нина Карташёва "православный созерцатель", если её творчество так и пульсирует страстными, патетическими императивами публицистики, в которой происходит слияние религиозных, идеологических и гражданских мотивов:
"Не верьте этим господам,
Хоть крест они теперь целуют
И строят храм, но стыд и срам –
Рубли сиротские воруют.
А Бог не жертвы просит, нет!
Он милости от сердца хочет,
Не толковать Его Завет,
А исполнять. И не порочить.
А эти господа всегда,
Ещё товарищами были,
Героев славили труда,
Но сами по труду не жили.
Исчезнут снова, яко дым,
Ложь не исправить новой ложью.
Не приспособить Церковь к ним,
Она ещё покуда Божья".
Тем более, невозможно представить в качестве "созерцателя" Юрия Кузнецова, автора поэмной трилогии "Путь Христа". И, при всём уважении к Нине Караташёвой, Кузнецов - это совсем иной, глубинный уровень.
Но обратимся к третьей группе, которую выделяет Виктор Бараков.
В эту группу "духовной поэзии" он относит православных поэтов, "искренне и глубоко верующих и понимающих, что духовный стих по своему религиозному содержанию стоит вне текущих мелочей действительности». (?!) Их творчество Бараков определяет как "православно-воцерквлённая поэзия". (Ещё одно определение!)
Естественно, что в основном это авторы, носящие духовное звание: иеромонах Роман (Матюшин), священники Дмитрий Дудко, Андрей Кононов, Андрей Логвинов, диакон Владимир Нежданов и др.
Сразу же заметим, что очень часто "духовный сан" автора гипнотически воздействует на читателя и заставляет его воспринимать стихи под определённым углом. Но судить о том, кто есть кто и что есть что,
мы должны исключительно по стихам.
Поэтому вот два текста временно анонимных:
1.
Я слышу заветное слово,
Гимны победных песен –
То Воскресенье Христово,
Воистину Он Воскресе.
Огонь из Иерусалима,
Сошедший с горы под вечер,
Доставлен тебе, Россия,
Чтоб в храмах горели свечи.
Светлое Воскресенье –
Всем людям напоминанье,
Он дал шанс на спасенье,
За нас принимая страданья...
Господь мой Христос Воскресе
Прощаю врагам оскорбленья.
Светел праздник и весел,
Радостное Воскресенье...
2.
Этот вид разбитых улиц,
Бесконечного ремонта,
Квохчущих железных куриц
На насесте горизонта,
Всё мне кажется средою
Обитания атеиста,
Марсианской бороздою
Механического свиста.
Красота родного края,
Скудный вид земных явлений
Только в сердце обретают
Очевидность откровений.
Как Закхей на древе, плача
Меж сухих ветвей столетий,
Я Христа в одежде брачной
Посреди России встретил.
Мы можем здесь разобраться, исходя из классификации Баракова, где мы имеем дело с "созерцателем", а где с "ревнителем"; где с глубко верующим, а где не очень; где с сопричастником Церкви, а где с мирским автором, обратившимся к христианской теме?
И в данном примере, какие стихи принадлежат
протоиерею Андрею Кононову, а какие полковнику, ветерану специального отряда быстрого реагирования «РЫСЬ» Сергею Ефимову?
Разве разный сословный статус, авторов, как и разная степень глубины их верования, отражены в этих стихах - так, чтобы мы могли разводить их по отдельным группам. Да нет же. Нас в первую очередь будет интересовать, насколько глубоко или не очень тот или другой автор, поэтическим образом, вызвал в нас ответные чувства и мысли.
Ведь так же, как и светские поэты, авторы-священнослужители могут использовать в поэзии и архаический язык, и абсолютно современный.
Вот отрывок из большого стихотворения иеромонаха Романа (Матюшина), где он щедро вплетает в текст старославянские или церковнославянские слова и обороты, тем самым сближая его с "каноническим":
"Поят Пилат Христа и би Его,
И воини, венец от терний сплетши,
Украсили главу Творца веков,
Хламидою, глумясь, покрыли плечи.
И «Радуйся!» глаголаше Ему,
Бияху по ланитома без страха.
Но вопль народа громче этих мук.
— Распни Его! — отвсюду вопияху.
Изыде паки убо вон Пилат,
Глагола им: — Се извожду Его вам,
Да разумев, что Он не виноват,
Измените о Нем свои глаголы..."
А вот стихи иной поэтики - современной, мирской, написанные протоиереем Андреем Логвиновым:
"Ты вся в страстях, что уличная девка.
И – хитрость лисий распушила хвост,
и хвост хорош, тут ничего не скажешь.
Вперёд, красотка с улицы Шанель,
вонзай каблук в трепечущее горло
всего, что против волюшки твоей!
Но я-то вправду вышел из игры.
Чего хотел бы? К старцу Поликарпу,
в Тетеринское...".
Вот теперь попробуйте сказать, что этот автор, как утверждает Виктор Бараков, "стоит вне текущих мелочей действительности".
Единственная поэзия религиозного и "ритуального" толка, которая имеет объективную правомерноость жить своей особенной жизнью, - это ЦЕРКОВНАЯ, или ЛИТУРГИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ, являющаяся частью богослужения.
Но об этом - в следующей публикации.
Юрий Бородин
Другие статьи в литературном дневнике:
