Я люблю, я люблю, я люблю
Я люблю, я люблю, я люблю...(Рецензия на пьесу Маргариты Сергеевой "Ты меня любивший фальшью)
Я люблю, я люблю, я люблю, я люблю —
И иных слов найти не могу.
Я люблю, я люблю, я люблю, я люблю —
Досада в углах твоих губ.
Я люблю, я люблю, я люблю, я люблю —
Твои пальцы играют мотив:
Не люблю, не люблю, не люблю, не люблю,
Ждут, надо идти.
Проходит жизнь, проходит жизнь,
Как ветерок по полю ржи.
Проходит явь, проходит сон,
Любовь проходит, проходит все.
Любовь придет — мелькнет мечта,
Как белый парус вдалеке,
И — пустота, и — пустота
В твоем зажатом кулаке...
Но я люблю, я люблю, я люблю, я люблю –
Не проходит любовь у меня.
Я люблю, я люблю, я люблю, я люблю —
Твои пальцы браслет теребят.
Я люблю, я люблю, я люблю, я люблю –
Вот сейчас, вот сейчас ты уйдешь.
Я люблю, я люблю, я люблю, я люблю...
Он действительно очень хорош?
Но я люблю...
У него — ни долгов, ни детей,
Но я люблю...
И красивей он, и умней.
Но я люблю...
Руки — сильные, брови — вразлет.
Но я люблю, я люблю, я люблю, я люблю.
Молод, — но это пройдет.
Проходит жизнь, проходит жизнь,
Как ветерок по полю ржи,
Проходит явь, проходит сон,
Любовь проходит, проходит все.
И жизнь — прошла, и жизнь — прошла,
И ничего нет впереди,
Лишь — пустота, лишь — пустота...
Не уходи! Не уходи. Не уходи...
Я не случайно начала рецензию с песни Б.Полоскина. Запев или зачин важен необыкновенно: он задает тон всему произведению.
Писать о гениях сложно. Это явление космическое.
Цветаева-Космос. Каждая ее строка, включая поэтические переводы, - код, шифр, живой организм, где по венам-тире бежит кровь раз-Рыва.
Вскрыла жилы: неостановимо,
Невосстановимо хлещет жизнь.
Подставляйте миски и тарелки!
Всякая тарелка будет — мелкой,
Миска — плоской,
Через край — и мимо —
В землю чёрную, питать тростник.
Невозвратно, неостановимо,
Невосстановимо хлещет стих.
В этих девяти строчках - поэтическое кредо Цветаевой. Соль души ее и рана. Вся на разрыв аорты. Она не гармонична. Точнее, у нее своя гармония не-лада.
Есть писатели, которые оставляют после себя школы, есть те, что примыкают к каким-либо школам. Цветаева наособь.
История ее жизни трагична и трагичность эта закономерна. Тоска по уюту, по ладу, и внутреннее его отторжение. "И не моя вина, что я с рукой по площадям стою за счастьем". Нет, это не вина, это беда и острое упоительное счастье. Вот так, чтобы - Ах! и - звезды в глазах. И задохнуться и умереть и опять возродиться! Ибо "есть упоение в бою/ И бездны мрачной на краю!"
В известнейшем ее стихотворении есть строки: "виолончель и кавалькады в чаще."
Вот что я нашла о виолончели в музыкальной энциклопедии: "Виолончель более чем какой-либо другой инструмент из семейства смычковых подходит для выражения силы. глубины чувств, возвышенности. Ее звучание мужественно, но ей доступны и нежные, воздушные краски, лиризм, сосредоточенность, напевность."
Это и есть М.Ц. Мужественность и женственность, сила и хрупкость(сила, но не выносливость. Выносимость,- о, да, выносимость была, - куда ж денешься, как без неё справиться с бытом?- но не выносливость, априори. ("Я не знаю человека робче, чем я")
Это не-гармония мужественности и женственности ее и убила, должна была убить. Виолончель - гармонична, небо и земля сопрягаются в ее звуках, Цветаева - негармонична человеческой гармонией. У нее своя гармония - ни небесная, ни земная - СВОЯ. Но есть тяготение, тоска по гармонии виолончели. Поэтому "меня, такой живой и настоящей на ласковой земле".
Цветаева не создала бы своей школы. Школа - это круг, мера, а она "с безмерностью в мире мер"
Она - перевернутая восьмерка, знак бесконечности. Виолончель, лежащая на боку...
Ее можно любить или не любить, отвергать или принимать, но одно точно: любя, ее можно только вбирать не только душой, сердцем, а всем существом.
И вот предо мной пьеса Маргариты Сергеевой "Ты меня любивший фальшью" Пьеса о непростых и ярчайших отношениях Марины Цветаевой с Константином Родзевичем, другом ее супруга Сергея Эфрона.
Тот, кто более или менее знаком с биографией М.Цветаевой, знает, что она была необыкновенно увлекающимся человеком. Романы не в банально-пошлом их понимании, но внутреннее состояние души. Любовь была ее стихией, ее свободой и полетом. "Но я люблю, я люблю, я люблю, я люблю –Не проходит любовь у меня." - это тоже про Марину Ивановну.
Я не буду сейчас вдаваться в сложные дебри человеческих отношений, подробно останавливаться на том, что Константин Родзевич считался настоящим отцом сына М.Ц.и Сергея Эфрона - Мура. Это другая тема.
Сейчас же мне,в первую очередь, хотелось бы выразить бесконечную признательность Маргарите Сергеевой за глубокое, бережное отношение к памяти Марины Ивановны.
По сути, это не пьеса. Это литературная композиция, построенная на письмах М.Ц. и Родзевича и ее стихах. Авторского текста там практически нет. Но тем ценнее работа. Автор, будто намеренно уходит в тень, сводя свою миссию до минимума, предоставляю слово гению и ее окружению. (К слову сказать, театральная сцена знает пример подобной работы. Это моноспектакль "Айседора" по пьесе Э.Сагалова "Три жизни Айседоры Дункан", полностью написанной по книге Дункан "Моя исповедь").
В пьесе М.Сергеевой четыре действующих лица. Сама Марина Ивановна, Константин Родзевич, Сргей Эфрон и Маша Булгакова(супруга Родзевича, дочь религиозного философа Сергея Булгакова)
Содержание пьесы - стихи и письма М.Ц. Эпистолярный жанр - будто осколки горного хрусталя. Глазам больно от сияния, а в руки не возьмешь - острые края поранят душу. Каждое письмо - поэма. Каждый стих - живая кровь.
Отношения мучительны,болезненны. Но это «единственный, настоящий и трудный, неинтеллектуальный роман», как назовут его впоследствии друзья Цветаевой.
Цветаева многого ждала от той любви. » От него я хотела сына, — написала она в одном письме. — Этого сына я, боясь, желала страстно!»
Но скоротечный роман продолжался не более трех месяцев. «Произошел не разрыв — расхождение. Я предпочел налаженный быт», — пояснил Родзевич любопытствующим и женился на другой.
Цветаева в качестве свадебного подарка преподнесла невесте маленькую, переписанную от руки книжечку — «Поэму горы», которую написала на пике любви к Родзевичу. А спустя некоторое время родила сына.
О том, кто был отцом ребенка, она не сказала никому. Впрочем, Родзевич особенно не настаивал: «К рождению Мура я отнесся плохо. Я не хотел брать на себя никакой ответственности. Думаю, со стороны Марины было ошибкой оставлять эту неясность. Но она так и не сказала мне правды. Я принял для себя наиболее легкое решение, что Мур — сын Сергея Яковлевича».
Это решение устроило всех. Марина и Сергей уехали в Париж. Константин Родзевич прожил яркую и интересную жизнь: сражался в Испании в рядах интернациональных бригад, во время оккупации Франции участвовал в Сопротивлении… Но в старости, оглянувшись на свою, так бурно прожитую жизнь, Константин Родзевич понял, что три коротких месяца, которые связывали его с Цветаевой, были самыми главными в его жизни. Со временем Родзевич признается: «Именно по моей слабости наша любовь не удалась. У меня, стоящего на бездорожье, не было возможности дать ей то, что она ждала. Она меня тащила на высоты, для меня недосягаемые. Мне было тяжело быть ненастоящим… Марина дала мне большой аванс. Все это выкристаллизовалось теперь. Сейчас я люблю ее глубже и больше».
Ну, что ж, нельзя винить Родзевича. Не каждому по плечу "мраморы Каррары", не каждому дано любить безмерность в мире мер...
Особенно хотелось бы отметить в этой пьесе образ С.Эфрона. Образ необыкновенно интеллигентный и деликатный.
Если помните, был фильм "Леди Каролина Лэм", посвященный мучительной любви светской дамы к лорду Байрону.
В детстве я несколько раз смотрела его с мамой. И всегда возмущалась бессердечным Байроном и переживала о судьбе несчастной влюбленной Каролины.
Как-то мама прервала мою филиппику и сказала: "Знаешь, кто из всех них по настоящему любит? Не Байрон - он играет. Не Каролина - это у нее уже болезнь. Любит по настоящему свою жену муж Каролины. Терпеливо, кротко, нежно снося женину любовь к другому и оставаясь с ней рядом, мягко заставляя ее поесть, попить, отдохнуть. Он любил ее , он был с ней рядом всегда."
Тогда я не восприняла мамины слова всерьез. Слепая покорность судьбе казалась мне сродни идиотизму. Сейчас, думаю, что это была не слепая покорность, а просто любовь. Та самая, тихая и кроткая, незлобивая и понимающая. Как и у Сергея Эфрона.
Трудно быть женой гения, но гораздо мучительнее быть мужем гения. Эфрон смог. Любил. Сергею Яковлевичу приходилось мириться не только с постоянными увлечениями жены, но и с ее непростым характером, который с трудом выносили даже самые преданные почитатели таланта Цветаевой. Он терпеливо сносил бедлам, который творился в их доме. У Марины Ивановны напрочь отсутствовало женское умение наладить быт при ограниченных средствах.
Одной из самых впечатляющих для меня евангельских притч была притча о Марфе и Марии, подкрепленная впоследствии стихотворением Киплинга "Дети Марфы и дети Марии". Мне всегда было больно за старшую сестру, хлопотливую хозяюшку Марфу, стремящуюся достойно приветить Спасителя и его учеников, в то время как ее младшая сестра просто сидела и слушала Божественное Слово. Марфе было сказано" Печишися о многом, а единое на потребу суть." Может и не надо печься о многом, но ведь надо, необходимо, чтобы рядом непременно был кто-то, кто мог бы согреть теплом и уютом, накормил, понял, простил.
Сергей Эфрон был таким человеком для Марины, был ей не только дорог, но и нужен. Он не смог освободить ее от нужды, но был ей опорой в другом, очень важном. «Я с вызовом ношу его кольцо!» — гордо написала Цветаева в своем знаменитом стихотворении.
В ее жизни, полной падений и взлетов, было только одно постоянное и неизменное — Сергей, семья. Там она могла укрыться от штормов и бурь, прийти в себя после бурных романов и увлечений, которые она ни от кого не скрывала и которые, не щадя самолюбия мужа, так щедро описывала в своих произведениях.
И она ценила это. Однажды в вагоне поезда, мучаясь в полной неизвестности о судьбе мужа, она написала ему — живому или мертвому — в тетрадку письмо: «Если Бог сделает это чудо — оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака». Это было правдой. Она последовала за ним, когда Эфрон решил вернуться на Родину.
Маргарита, позвольте еще раз сердечно поблагодарить за глубокую, пронзительную работу. За любовь, за трепетную нежность к имени Марины Цветаевой и ее творчеству.
Я полагаю, что ваша пьеса, при продуманном (это непременно!!!) световом и музыкальном оформлении будет тепло встречена ценителями поэзии Марины Цветаевой, да и просто вдумчивыми, внимательными зрителями.
P.S. А все же вы тонко, единым штрихом обозначили свое авторское "я" в этой пьесе. И тем ценнее ваша деликатность.
В самом начале пьесы вы обозначаете действие: " Входит женщина, озирается по сторонам"...
Вот, Маргарита! Одно слово - "озирается". Не "оглядывается", не "оборачивается". "Озирается." Глагол напряженного нервного действия. Все, ритм задан, процесс пошел.
Ритм цветаевских тире.
Самый нервный знак в пунктуации...
Оценка произведения: 10
http://fabulae.ru/Recenzii_b.php?id=3338
Другие статьи в литературном дневнике:
