Светлая тень

Захотелось поделиться воспоминанием очень дорогим моему сердцу. Оно представляет собой настолько явный контраст со всем моим настоящим, что от этого кажется еще более ценным. Ярким, как солнечный блик, и чистым, как все первое... Оно где-то на уровне горла дрожит сладкими слезами, за зажмуренными веками – светится, в груди – от него тепло и щекотно...

Мне было точно меньше пяти. Я это знаю, потому что помню, что у меня еще не было брата, я была одна у мамы и папы. Наверное, мне было около четырех... Родители по выходным всегда долго спали, а мне уже хотелось жить, делать что-то дальше, в детстве вообще не нужно столько сна... Я в такие дни вставала раньше них и всегда находила, чем занять себя. У меня был огромный мир мыслей, фантазий и ощущений, которые можно было исследовать. Был дрозд на стене – над моей кроватью осыпалась светло-салатовая краска, и я тайком продолжала отколупывать ее, кусочек за кусочком. Никогда нельзя было точно угадать, большой или маленький фрагмент отвалится в очередной раз, и какую форму тогда примет темное пятно проступающей наружу штукатурки. Постепенно на стене проявился дрозд – откуда мне тогда было знать, что это именно дрозд, а не скворец или даже какая-нибудь галка?.. Сомневаюсь, что я видела в своей маленькой жизни дрозда, но птица на стене конечно была им, просто потому, что к ее острым очертаниям и характеру очень шло это слово. С дроздом можно было беседовать, он был ученой птицей. Часто, просыпаясь ночью или утром раньше родителей, я коротала время за такими беседами. Но не все же болтать с дроздом, валяться в постели и ждать, пока кто-то еще встанет, тем более, когда утро такое солнечное...

А оно было солнечным! Оно сочилось сквозь плотные шторы и лежало полосками на зеленом ковре, оно выманивало наружу, оно что-то мне обещало... Я тихо выбралась из кровати и вышла из комнаты. Мы с родителями жили тем летом в маленьком флигеле возле старого дома моей бабушки. Я стояла босиком на теплом дощатом полу и жмурилась, подставляя лицо, ладони и все свое тело в хлопковой ночной сорочке бархатному солнечному свету, заливающему сквозь открытую настежь дверь узкие сени. Сама жизнь текла через эту дверь, она не нуждалась в оговорках, не спрашивала моего согласия, она была! Она была бесконечной, вся была впереди.

И вот тогда в моей голове сложились слова – целая строфа, хотя я не знала понятия "строфа". Но я уже знала, что бывают стихи, хотя взрослых стихов, наверное, тогда еще не читала, а в детских, в общем-то, про любовь не пишут... Но это было стихотворение о любви. Оно родилось сразу и целиком, коротенькое, но самодостаточное, оно утверждало: "...ты решил, что нет любви, а она приходит". Оно родилось во мне. Оно сбылось, как внутренний факт. Это было не первое в моей жизни стихотворение, но самый первый опыт осознания творчества, как великой тайны, которая мне почему-то доступна. Ее не нужно было ни с кем разделять – в последнюю очередь я подумала бы о спящих родителях. Какими скучными мне казались эти двое людей, который тратят такое невозможное утро на сон (как я сейчас хотела бы оказаться на их месте... ) А тогда я даже ничего не хотела хотеть: я всем и была. Не было никакой боли, не было ни голода, ни жажды; ни капли страха, никакого огорчения, никакого томительного ожидания, смущения, сомнения или другого чувства, которое бы омрачало светлые покои внутреннего мира, где поселилась обещанная мне любовь. Или же мною обещанная – кому-то. Ты решил, что нет ее, а она есть... Есть, как солнце – поскольку мне в этот момент было понятнее понятного, что солнце не нуждается, в том чтобы себя доказывать, что оно прямое доказательства самого себя. Так и любовь...

Я, ликуя (да, я знаю теперь, что это слово и то самое чувство соотносятся идеально, нет промашки даже в употреблении высокого стиля, все на своих местах), унесла эту светлую и горячую тайну в постель, зарылась лицом в одеяло и долго еще была счастлива...

И я бы хотела когда-нибудь еще так же быть уверенной в простом и главном, как тогда. И я не хотела бы знать, что вся жизнь – это только одинокое путешествие по ямам и колдобинам, которое отнимет все, что было исконно твоим. Потому что каждый ребенок – Принц или Принцесса, Святой, Мессия, маленький Царь и Бог, которому все дано и для которого нет никаких еще рамок. Было несколько дней в моей взрослой жизни, когда я отчетливо ловила блик того детского вечного солнца на своем сердце. Когда я была уверена в том, что вся истина здесь, и она очень проста. Когда я знала, что любовь – наше вечное наследство и наше право по рождению... Но как же мало было этих солнечных дней.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 29.01.2024. Светлая тень